Уинстон Черчилль: Власть воображения - Франсуа Керсоди

Тщетная надежда. Бывший первый лорд Адмиралтейства должен был беспомощно наблюдать за плохо скоординированными и скверно управляемыми атаками на Галлиполи. В середине июня его любимая морская дивизия была брошена на штурм высот на мысе Хеллес и, потеряв шестьсот человек убитыми, не смогла продвинуться дальше, чем 29-я дивизия двумя месяцами ранее. На Военном совете, окрещенном «Дарданелльским комитетом», Черчилль безрезультатно предлагал новые стратегии вроде бомбардировки турецких заводов по производству боеприпасов в Константинополе; он беспокоился о снабжении экспедиционного корпуса и выборе целей для нового наступления, не получая никакого ответа; в начале июля попросил у Асквита разрешения сопровождать его на стратегическую конференцию стран Антанты, которая должна была пройти в Кале, но получил отказ; Китченер предложил ему с одобрения Асквита отправиться на Галлиполи в инспекционную поездку, чтобы оценить шансы на успех нового наступления, и Черчилль с радостью согласился, немедленно начав собираться в дорогу, но консерваторы в правительстве наложили вето, и Асквит снова подчинился; низвергнутый первый лорд высказался в поддержку создания Министерства воздушного флота, которое могло бы сыграть главную роль в грядущих крупных операциях и во главе которого мог бы стать он сам, однако это предложение было отвергнуто. В Адмиралтействе, несмотря на мольбы Черчилля, одним из первых решений его преемника Бальфура стало прекращение производства танков; но кредиты уже были выданы, так что прототип все же будет построен…

6 августа наступление на высоты Чунук-Баир на полуострове Галлиполи провалилось самым жалким образом; его собирались возобновить 21 августа. Черчилль просил провести его силами свежих частей, прибывших из Египта. Разница только в этом и заключалась, но его не послушали, и в бой бросили полки, обескровленные в бесплодных атаках две недели назад, так что провал обернулся еще большими потерями. Черчилль потребовал провести, наконец, морскую операцию по форсированию проливов – Бальфур ответил отказом. Позже опальный министр подготовил докладную записку по снабжению войск в преддверии зимы… но с ней даже не посчитали нужным ознакомиться. В следующем месяце сэр Джон Френч предложил ему командование бригадой; предложение было принято сразу, но Китченер этому воспротивился. Черчилль выступил с новыми предложениями по ведению войны: остановить самоубийственные атаки на французском фронте, где немцы прочно засели в траншеях; ввести всеобщую воинскую повинность; начать новое неожиданное наступление на Чанак по восточному берегу проливов под прикрытием дымовой завесы и горчичного газа. Ничего из предложенного не было воспринято всерьез, и бойня на Западном фронте продолжалась, тогда как целая эскадра простаивала у Дарданелл и сто двадцать тысяч человек застряли в Галлиполи. В Лондоне начали заговаривать об эвакуации… И все это время в консервативной прессе не прекращались злобные нападки на Черчилля, который даже не мог публично защищаться.

В конце октября Асквит заявил, что намерен заменить Дарданелльский комитет на Военный кабинет. Это было сделано 11 ноября: новый конклав включал всего пять членов, и Черчиллю там не было места. Он немедленно подал в отставку, отказавшись пребывать «в хорошо оплачиваемой праздности». Четыре дня спустя, снова став простым депутатом, он выразил палате общин пожелание, чтобы все документы, относящиеся к его деятельности в Адмиралтействе, были опубликованы, что немедленно положит конец всем выдвинутым против него обвинениям вроде «навязывания проекта “Дарданеллы” офицерам и специалистам». В отношении лорда Фишера он ограничился заявлением, что в течение всего периода службы в Адмиралтействе первый морской лорд не выполнил того, что от него были вправе ожидать, а именно не дал «ясных советов до и твердой поддержки после события» (это обычно называют эвфемизмом). Наконец, он объявил, что отбывает на фронт во Францию. Разве он не майор резервного полка оксфордширских гусар, который там размещен? Парламентарии с журналистами полагали, что это начало публицистской кампании. Они ошиблись: Черчилль любил воевать, его манила опасность, и жил он одной победой, а если чего-то и боялся, так только одного – бездействия со шлейфом депрессий, которые с ним приходили; тем более что ужасная тень дарданелльской неудачи не переставала его преследовать. Министр вооружений Ллойд Джордж, предавший его так же, как все остальные, решился признать истинную правду: «Неудача в Дарданеллах была вызвана не столько поспешностью Черчилля, сколько медлительностью лорда Китченера и мистера Асквита».

С начала войны (и даже задолго до него) Черчилль не скрывал своего предпочтения к командованию войсками на фронте. «Политическая карьера, – говорил он частенько, – ничто для меня в сравнении с воинской славой». Но наш герой, уверенный в том, что унаследовал стратегический гений своего предка Мальборо, видел себя командиром дивизии, не меньше; слава не заинтересовалась бы младшим офицериком, да и как изменить ход истории во главе батальона? Впрочем, любое поле битвы притягивало Черчилля как магнит; к тому же все его друзья уже были там, в том знаменитом резервном полку, чьи ежегодные маневры в окрестностях замка Бленхейм он никогда не пропускал… Так 18 ноября 1915 г. майор запаса Уинстон Черчилль без лишней огласки поднялся на борт пассажирского корабля, следовавшего в Булонь.

VII. Человек-оркестр

У опалы все же есть границы. В Булони скромного офицера запаса Уинстона Черчилля, к его удивлению, встретил ординарец главнокомандующего сэра Джона Френча и препроводил в штаб маршала – замок в окрестностях Сент-Омера, где его ожидал самый горячий прием. Сэр Джон не забыл, что первый лорд Адмиралтейства проявил себя ценным союзником, когда его отношения с Китченером стали хуже некуда; впрочем, с тех пор они не стали лучше, и маршал Френч, предчувствуя надвигавшуюся опалу, не мог не симпатизировать министру, впавшему в немилость. Подобно многим военным и большинству политиков, Френч не считал Черчилля конченым человеком; у того не было ничего от пропащего ни в манере держаться, ни в речах… Как бы там ни было, но первая ночь нашего майора полевой армии не была лишена комфорта: горячая ванна, ледяное шампанское, изысканный ужин, мягкая постель… и превосходная новость: маршал предложил ему стать его адъютантом или принять командование бригадой, и еще было условлено, что до вступления в должность он пройдет подготовку к траншейной войне в батальоне гвардейских гренадеров.

20 ноября майор Черчилль узнал, что он придан 2-му гренадерскому батальону, стоявшему лагерем возле Мервиля, юго-западнее Армантьера[94]. Вечером его принял в штабе батальона подполковник Джордж «Ма» Джеффриз, который не любил незадачливых «парашютированных» ему на шею политиков и не скрывал этого. «Считаю своим долгом сказать вам, сэр, что с нами не обсуждали ваше назначение», – проронил он без тени любезности. Адъютант роты, видимо, решил не отставать от командира и заметил, что внушительный багаж придется оставить в тылу, поскольку «в армии более не принято держать вещей сверх того, что можно унести на собственной спине». Черчилль оказался во враждебном окружении в тяжелых условиях, которые стали просто невыносимыми, когда батальон прибыл на передовую под сильным обстрелом и занял полузатопленные траншеи перед изрешеченной осколками фермой…