Уинстон Черчилль: Власть воображения - Франсуа Керсоди

Но теперь впереди предстояли серьезные дела: на кораблях устанавливали противоминную защиту, на греческом острове Тенедос оборудовали воздушную базу. Между делом Черчилль уговорил Асквита отказаться от проекта Грея провести операцию в Адриатике, что существенно упростило подготовку. Увы! По мере приближения сроков адмирал Фишер все больше охладевал к дарданелльской экспедиции: опасаясь нападения на Скапа-Флоу, он больше не желал бросать в бой «свой» флот и требовал заменить британские корабли французскими, а еще он просил двести тысяч человек пехоты для захвата полуострова с суши; он жаловался Черчиллю на министров и адмиралов и, наконец, 25 января пригрозил уйти в отставку. Черчилль уже начинал подумывать, что король был прав: Фишер стал неуправляем.

Все это предвещало тяжелые перепалки на заседании Военного совета 28 января. В тот день адмирал Фишер снова объявил о своем намерении уйти в отставку, если план будет осуществляться в соответствии с первоначальным замыслом. Но он натолкнулся на мощное сопротивление: Китченер полагал, что операция имеет жизненно важное значение, Бальфур заявил, что «трудно представить более нужную операцию», Грей его поддержал, Асквит был категоричен: «План “Дарданеллы” должен быть исполнен». Черчилль тоже высказался за проведение этой операции даже без поддержки с суши, несомненно, под влиянием исключительно оптимистичных докладов адмирала Кардена. И потом: лучше уж морская операция, чем никакая, так как для Черчилля не было ничего хуже бездействия, а Военный совет последовательно отказался от всех планов операций на Балканах, Боркуме, в Александретте и даже Зебрюгге. Отмени Дарданеллы, и останется одна только абсурдная окопная мясорубка, в которой Великобритания теряла цвет своей молодежи. Адмирал Фишер в конце концов сложил оружие и присоединился к плану штурма Дарданелл с моря, решив повременить с отставкой…

Так было сказано последнее слово? Ничуть. Пока войну вел целый комитет, резкие повороты были неизбежны. И вот Совет Адмиралтейства заявляет, что морская операция не может быть проведена без поддержки сухопутных сил, которые должны захватить полуостров Галлиполи… Адмиралы перетянули на свою сторону секретаря Военного совета сэра Мориса Хэнки и в конце концов самого премьер-министра Асквита. Черчилля, еще раньше отстаивавшего такую же позицию более месяца, было убедить нетрудно. Впрочем, к тому времени появилась свободная дивизия – 29-я стрелковая, которая должна была высадиться в Салониках, чтобы помочь Сербии, но этот план пришлось оставить из-за несогласия с ним греческого короля Константина. Так что Китченер теперь был готов выделить 29-ю дивизию для галлиполийской операции.

На Военном совете 16 февраля все с удовлетворением отметили новую общность взглядов: 29-я дивизия присоединилась к тридцати тысячам австралийских и новозеландских солдат, доведя общую численность контингента до пятидесяти тысяч штыков. Китченер заявил Черчиллю: «Если вам удастся прорваться, я обязуюсь найти необходимые войска». Это обязательство продлится… три дня. На заседании Военного совета 19 февраля Китченер сообщил, что в связи с поражениями русских в Восточной Пруссии[88] следует опасаться нового немецкого наступления во Франции и нужно отправить туда 29-ю дивизию на всякий пожарный случай. Был ли это только предлог? Не заключалась ли истинная причина в недавней стычке, рассорившей его с первым лордом Адмиралтейства?[89] Не сказалось ли влияние Генерального штаба, в котором перепутали главный театр военных действий с решающим и стремились удержать все силы на Западном фронте? Могло быть и так, что Китченер пересмотрел свое решение и занял позицию, что Дарданелльская операция вполне может быть успешно проведена без поддержки с суши, так как турки, окопавшиеся на Галлиполийском полуострове, непременно побегут, едва лишь корабельные пушки превратят в щебень их форты…

На заседаниях Военного совета 24 и 26 февраля Черчилль, Ллойд Джордж, Хэнки и Асквит тщетно пытались его переубедить. И поскольку война велась конклавом гражданских, то в довершение всего некоторые члены совета в очередной раз изменили свое мнение: Бальфур и Грей встали на сторону Китченера, и, видя это, Асквит тоже переметнулся, обеспечив этим поражение Черчилля. Первый лорд мог лишь заявить, что слагает с себя всякую ответственность, если операция закончится провалом по причине нехватки войск. Крайне раздосадованный, он телеграфирует адмиралу Кардену, что операция будет сугубо морской; но, чтобы хотя бы частично парировать последствия этого решения, он приказывает отправить на Галлиполи девять тысяч солдат из «своей» морской дивизии.

Китченер считал его пессимизм неоправданным, тем более что двенадцать французских и британских крейсеров уже провели первый обстрел передовых галлиполийских фортов со вполне обнадеживающими результатами: в двух фортах взорвался боезапас, разрушив их до основания; спустя шесть дней подразделения морской пехоты высадились у другого форта и взорвали сорок вражеских орудий. Китченер считал, что первые сокрушительные удары деморализовали турок. Однако Черчилль был другого мнения и опасался, что они всего лишь подвигли тех на укрепление оборонительных позиций. 3 марта он заявил на заседании Военного совета, что «правильная стратегия скорее заключалась бы в наступлении на севере через Голландию и Балтику», тогда как восточные операции «должны рассматриваться не более как диверсия». Нетрудно заметить, что в отличие от коллег первый лорд Адмиралтейства был последователен в своих предложениях. При этом перечень его других дел, выполненных в то же время, способен устрашить простого смертного: он лично занимался организацией воздушного налета на ангары Куксхафена, от имени правительства вел тайные переговоры в Париже о вступлении Италии в войну на стороне Антанты и внимательно следил за работами по доводке танка в мастерских Адмиралтейства. Военное министерство к этому его детищу относилось с высокомерным презрением, многочисленные критики первого лорда величали изделие «безумством Уинстона». Действительно, в течение пяти месяцев были рассмотрены три варианта конструкции, и ни один не мог быть реализован; но для того, чтобы остудить пыл Черчилля, этого было мало. 20 февраля, несмотря на неважное состояние здоровья, Черчилль председательствует – в собственной спальне – на совещании по вопросу танков, в ходе которого он решает создать «Комитет сухопутных кораблей» из техников, офицеров бронекавалерийских эскадронов и всех имеющихся в его распоряжении военных инженеров. Всем им давалась полная свобода действий с условием, что работы будут завершены в кратчайшие сроки. Через месяц они предложат построить восемнадцать прототипов, из которых шесть будут на колесном ходу и двенадцать на гусеничном, и первый лорд по ознакомлении с расчетами сроков и затрат немедленно выделит им семьдесят тысяч фунтов на первые расходы, не консультируясь ни с кем – даже с Казначейством… Горе было неразумным, осмеливавшимся вставать на пути у этого проекта… и кое-кому еще!