Левая рука Бога - Алексей Олейников

– Поднимаемся.

…Катя упала на деревянную скамью, решетка с лязгом закрылась. Она опустила голову, на платье – зеленом, с белыми ирисами, – лежали руки с пальцами в чернилах. Как будто она схватила мечту, держала ее в руках, а та истлела, сгорела черным дымом и только запачкала ладони. Она достала скидочный ярлык «Самобранки», бессмысленно посмотрела на него. Внутри качалось ошеломленное отчаяние, бесформенная пустота, она проваливалась в эту пустоту.

Глава сорок вторая

Он долго шел, подгоняемый холодным ветром, тот пробивал насквозь гимнасическую куртку, но Аслан не чувствовал холода. Его тянуло вдаль по улице, вдоль бесконечной «китайской» стены домов; мимо пролетали машины, несколько раз извозчики притормаживали у края дороги, но видя, что юноша не собирается садиться, разгонялись, уходили дальше по изогнутой дуге дороги, сначала вниз, а после вверх, по склону долины.

Ветер порывами налетал со стороны залива, пролетал над крышами домов, играл на ребрах железных листов.

Продажные щиты чуть подрагивали.

Аслан свернул на Энгельса, и между домами открылся провал в дышащую пустоту моря, над которой в белесом небе вставал темный горный хребет. В лицо ударил ветер, толкнул назад, Аслан попятился, тряхнул плечами – как перед выходом на борцовский ковер. И с оскалом двинулся вниз с холма, проламывая упругий поток.

Как все это случилось? Как так вышло с Жанкой? Он хотел совсем не так, он хотел, чтобы все было хорошо. У нее, у него, он бы даже и женился на ней, да обязательно бы женился, только бы отучился, в вуз поступил бы и женился. А там, потоке на четвертом, уже можно бы и о детях думать. У нее был бы мальчик и девочка, девочка с оленьими глазами.

– Я не хотел, – сказал он каштанам над головой, светильникам, чайкам, которых ветер стронул с места, согнал с солнцебрега. – Почему так?

Ты не говорил как, ты говорил что…

Светильник за его спиной заискрил, вспыхнул, от ног Аслана протянулась тень, налилась чернотой, встала напротив.

– Ты кто? Ты что? – вздрогнул Мацуев. Что ему чудится?

Тень издала смешок.

Я часть той силы, далее по тексту. Тот, кем ты всегда хотел быть.

– Пошел ты, – Аслан сплюнул, – ничего я не хотел.

Хотел, хотел, иначе бы я не появился. Твоя жажда притянула меня, дала мне облик.

Юноша попятился, но тень потянулась к нему, разве убежишь от своей тени? Оплела ноги, поднялась к сердцу, прильнула к нему…

Ты это я, я это ты. Больше отец не скажет, что говорить и как делать. Никто не будет тебе указывать, никто не посмеет тебе перечить, только ты решаешь, чего ты хочешь.

Мир стал как во сне, черные дома, черные деревья. Темный воздух струился по пустым улицам, Аслан различал его оттенки, все вывернулось и все наконец стало понятным, ясным. Есть он, а есть все остальные, и он берет все, что хочет, потому что он вправе.

Он будто летел, мимо промелькнула ограда гульбища имени Фрунзе, горвертеп, телостроище «Гатинец», воздух струился, тень мчалась впереди, скакала по заборам, как черная обезьяна, качалась на светильных столбах, рушилась с беззвучным хохотом, от которого все сотрясалось внутри Аслана, и вновь прыгала вперед. А он следом, и они неразрывны.

Его сумасшедший бег оборвался у трактира. Аслан опознал приземистую башню «Золотого руна», тень плясала у порога, в нетерпении приглашала зайти, и Мацуев пошел.

Охранник с сомнением посмотрел на его гимнасическую куртку.

– Мест нет, – сказал он.

Тень хищно дернулась, глаза у охранника остекленели. Аслан прошел внутрь, не глядя на него, спустился по узкой лестнице навстречу числовому вихрю музыки.

Игрун на помосте выплясывал перед вертушкой, он работал на настоящих пластинках, заезжий, наверное, в Суджуке таких не водилось. Звуковой ветер колыхал толпу, излучатель выдувал пузыри призрачного света, они летели сквозь людей, пульсируя в такт ударам, взрывались брызгами и вновь вспыхивали, и вновь летели.

Туда, потянула его тень, он довольно грубо проталкивался, но музыка грохотала, запах сладкодыма плыл над головой, и никто не обращал на него внимания. В самом центре, в воронке звукового вихря он нашел ее.

Маша Шевелева качалась, закрыв глаза, вокруг нее был круг пустоты, люди неосознанно обходили ее, вжимались в пляске в соседей, они не видели того, что видел Аслан – черные волосы развеваются вокруг Марии, сверкающие, длинные, живые, они ощупывают воздух, ласково облизывают людей, и те ежатся от сквозняка, странного в душной темноте плясовой.

Его толкнуло к ней. Маша открыла глаза – темные звезды, призрачные волосы черными крыльями обняли его, и в ответ его тень поднялась от дрожащего пола, встала во весь рост Аслана, протянула руки. Лицо ее белело во тьме как чаша, он взялся за него, прижался к губам, вдохнул сладкое, как черничный сок, дыхание.

Темный гром качал их на своих волнах все выше, все сильнее сотрясались стены, Аслан не отпускал ее, жадно целовал закрытые глаза, губы, лицо, они плясали в средине звукового урагана. Они были глазом бури, волосы Марии разлетались в стороны, хлестали бешеными призрачными змеями, опутывали людей, и те начинали качаться вместе с ним, совпадая с движениями Марии.

В его руках сверкала черная жемчужина, и Мацуев больше ничего не помнил – что-то было прежде, в прошлой жизни, что-то его волновало, что-то ранило сердце, но это было в прошлом, это подхватил и унес прочь холодный ветер. Была ночь, была музыка, была она.

– Теперь я могу с ней справиться, – сказала Мария, и Аслан сразу понял, о ком она говорит, согласно кивнул. Да, Улита не страшна, мы можем все, мы будем выбирать себе дорогу.

Он крепко сжал ее маленькую ладонь и повел за собой, переступая через тела.

Музыка грохотала, излучатель все так же выдувал световые пузыри. За вертушкой содрогался игрун. Руки его прикипели к пластинкам, глаза сверкали бессмысленным блеском.

Узкая лестница, выщербленные кирпичи, светильники, и ночь, холодная ночь распахнулась перед ними, не было на небе звезд, ветер набегал с гор, набирал силу.

Аслан споткнулся о тело охранника, он лежал, привалившись к косяку, загромоздив выход. Нитка слюны падала на ворот. Мацуев бережно перенес Марию через порог, и они пошли по темной улице.

– Всплеск! – подскочил Коля, дежуривший на модели.

– Что ты орешь, как в первый раз увидел, – спокойно сказал Сенокосов, не поворачиваясь. Он методично мешал ложечкой кофе – наверное, уже пятнадцатая чашка за сегодня. Сердце нехорошо покалывало. – Весь день искрит помаленьку. Вот досчитает уточненную модель Гелий, и тогда сможем уже эту амебу обратно под коврик замести, откуда она вылезла.

Профессор обещал много, но пока никаких рабочих теорий научная группа не выдвинула, только множила гигабайты статистических данных на сервере.

– Олег Геннадьевич, второй класс, двойной всплеск!

Сенокосов подскочил, разбрызгал кофе на свои Берлути. Да и черт с ними! В Центральном районе расцветали две тульпы – уже знакомая «роза» и невиданный прежде «чертополох», они накладывались друг на друга. Рыбаки, которые их вызвали, находились в одной точке. Напряженность поля – тульпа второго класса, правда, пока лишь первой, самой слабой категории «дэв». Еще одна второклашка за сутки!

Полковник хлопнул по кнопке общей тревоги.

«Двойной всплеск, – сверлил он модель взглядом. – Две тульпы разом! Давай же, исчезай, паскуда, исчезай, вы же нестабильные, больше пяти минут не держитесь, это же сложно – держать тульпу, этому надо учиться. Знать бы еще, кто из детишек их вытягивает…»

О том, что могут натворить две тульпы второго класса в центре города за пять минут, Сенокосов старался не думать. Как минимум массовое временное помешательство, которое может захватить тысячи людей. Затем инсульты, инфаркты, смерть во сне, суициды – все, что произошло во время «Черного зеркала» в Москве. Напряженность н-поля тогда тоже достигла уровня второй категории.

Глава сорок третья

– Исчезла, – сказал Сенокосов. – Десять минут. Данила, следи за сводкой, узнай, не было ли чего-нибудь в Центральном районе. Это где-то на набережной. Профессор, у вас есть идеи?

– Вчера эти психоформы были на уровне третьего класса, «бес» и «призрак», а сегодня доросли до «дэва», – сказал профессор. – А это стартовая категория второго класса. Также растет время удержания психоформы, уже десять минут с лишним. Если динамика будет такой же…

Он не договорил, но Сенокосов понял. Тульпу первого класса самой низкой категории «феникс» однажды сформировал Цветков, это был максимум, на что он, как оператор, был способен. Цветков держал ее не больше двадцати секунд. «Феникс» успел сжечь электромагнитным импульсом всю измерительную аппаратуру в центральном и разворотил испытательный стенд. Двухметровой толщины шлюзовые двери из высокохромистой ферритной стали были смяты, как пластилин, тульпа успела пройти десять метров физзащиты – усиленного скального грунта, пока Сенокосов не заглушил «Невод».