Успешное покорение мира - Фрэнсис Фицджеральд

В принципе, она могла бы взять под свою опеку практически любого. Ей хотелось слышать магические заклинания любви, ощущать внутри подъем и всплеск, какие приносило с собой каждое из доброй дюжины ее увлечений. Разумеется, она написала Риджвею Сондерсу. Тот ей ответил. Она снова написала. Тот ответил, но спустя две недели. Первого августа, когда миновал ровно месяц ссылки и остался еще один, ей пришло письмо от Лиллиан Хаммель, ее лучшей подруги в Лейк-Форесте.

Джо, дорогуша, ты просила писать тебе абсолютно обо всем, я так и поступлю, но кое-что будет для тебя страшным ударом — насчет Риджвея Сондерса. Эд Бимент съездил к нему в Филадельфию и рассказал, что тот настолько помешался из-за одной девушки, что собирается бросить Йель и жениться. Зовут ее Эванджелина Тикнор; исключена из Фокскрофта за курение; очень бойкая и, говорят, красавица, чем-то похожая на тебя. Эд рассказывает, что Риджвей настолько помешался, что без нее даже отказывается приезжать сюда в сентябре, поэтому Эд ее тоже пригласил. Скорее всего, тебе чихать! Наверняка у тебя масса других вариантов, не может же быть, чтобы интересных мальчиков там…

Джозефина медленно расхаживала по комнате. Теперь ее родители добились желаемого; заговор против нее удался. Впервые в жизни она была отвергнута, да еще самым привлекательным, самым желанным мальчиком из всех, кого она знала, и увела его девчонка, «чем-то похожая» на нее.

Джозефина дорого бы дала, чтобы вылететь из школы, — тогда предки, вероятно, умыли бы руки и оставили ее в покое.

Она терзалась не столько унижением, сколько гневным отчаянием, но из гордости тут же сочинила ответ. В глазах еще стояли слезы, и тем не менее она начала:

Лиль, дорогуша, ничуть не удивляюсь. Р. С. всегда был влюбчив, и с началом каникул я его забыла. Между прочим, тебе известно, дорогуша, что я и сама влюбчива; поверь, у меня просто нет времени переживать. Каждый волен делать что хочет — таково мое убеждение. Живи и давай жить другим — вот мой девиз. Какая жалость, что этим летом ты не смогла ко мне выбраться! Более замечательных вечеринок…

Джозефина помедлила: теперь нужно было выдумать еще какие-нибудь косвенные доказательства веселья. Занеся перо, она уставилась на густые, неподвижные кроны северных деревьев, толпившихся за окном. Выдумки — дело тонкое, а поскольку она прежде рассуждала только о реальных людях и событиях, ее воображение оказалось плохо приспособленным к этой деликатной задаче. Тем не менее через несколько минут перед ее мысленным взором стал вырисовываться размытый собирательный образ. Она обмакнула перо, вывела: «Один из симпатичнейших…» — запуталась и вновь стала искать вдохновения за окном.

Внезапно Джозефина вскочила, перегнулась через подоконник, и слезы тотчас же высохли. Не далее чем в пятидесяти футах от ее окна по тропинке вышагивал самый эффектный, самый обворожительный молодой человек из всех, что ей попадались.

III

Лет девятнадцати, высокий и светловолосый, как викинг, со свежим, еще теплым и сухим от солнца загаром на четко очерченных, почти впалых щеках. Она едва успела заметить, что у него «печальные» глаза необыкновенной, сверкающей синевы. Идеальной формы ноги были обтянуты бриджами для верховой езды, мягкая куртка из синей замши облегала торс; на ходу он нетерпеливо рассекал тросточкой нависавшие ветки.

Видение длилось недолго; тропа свернула в пролесок, и он исчез, оставив за собой лишь потрескивание сухой хвои под ногами.

Джозефина обмерла. Темные деревья, до той минуты не предвещавшие никаких открытий, вдруг встали волшебной стеной, которая только что разверзлась, указав кратчайший путь к возможным радостям жизни; деревья громко и трепетно зашуршали. Выждав еще мгновение, она бросилась дописывать письмо:

…носит костюм для верховой езды, который ему необыкновенно идет. Глаза совершенно изумительные. На плечи обычно наброшена синяя замшевая куртка — божественная вещица.

IV

Когда через полчаса к Джозефине зашла мать, она обнаружила, что ее дочка, с оживленным и вместе с тем задумчивым выражением лица, облачается в нарядное платье.

— Мне казалось… — начала она. — Я собираюсь нанести пару визитов соседям, не хочешь присоединиться?

— С большой радостью, — неожиданно объявила Джозефина.

Мать замялась:

— К сожалению, этот месяц прошел для тебя, можно сказать, впустую. Кто бы мог подумать, что у тебя здесь не будет компании. Зато на днях произошло одно приятное событие, о котором я пока умолчу, но в скором времени сообщу тебе добрые вести.

Джозефина как будто не слышала.

— Кого нужно проведать? — с энтузиазмом поинтересовалась она. — Давай обойдем всех соседей, даже если придется ходить до десяти вечера. Начнем с ближайшего дома, а дальше — подряд.

— Не уверена, что мы успеем обойти всех.

— Ну же. — Джозефина уже надевала шляпку. — Идем, мама.

Похоже, решила про себя миссис Перри, за лето дочка действительно изменилась; похоже, она мало-помалу развивает в себе светские манеры. Во всех гостиных, где их принимали, Джозефина излучала неподдельное воодушевление, искренне огорчаясь, если хозяев не оказывалось дома. Когда ее мать заявила, что на сегодня визитов достаточно, огонек в глазах дочери погас.

— Завтра продолжим, — нетерпеливо потребовала Джозефина. — Мы всех добьем. Еще раз наведаемся в те дома, где сегодня никого не застали.

Было почти семь — ностальгический час: прошлым летом в Лейк-Форесте как раз в это время начинался самый восхитительный отрезок дня. Сияя после купания, ты вихрем врываешься в последние отблески дневного света и без помех располагаешься на террасе, чтобы составить романтические планы на вечер; в это время одно за другим загораются окна, силуэты домов расплываются в темноте, а мимо пролетают авто с пассажирами, опоздавшими к семейному чаепитию.

Но сегодня шелестящие сумерки позднего лета в этом озерном краю обещали кое-что необыкновенное, и, выйдя прогуляться по тропинке, тянувшейся мимо дома, Джозефина вдруг настроилась на особый шаг, служивший, можно сказать, внешним проявлением ее душевного состояния и до сих пор приберегавшийся для более изощренных обстоятельств. По ее летящей поступи, по нетерпеливым движениям бедер, по блуждающей улыбке и, наконец, по взгляду, устремленному вдаль, можно было понять, что девушка эта вот-вот переступит некий осязаемый порог, за которым ее с нетерпением ждали; да что там — в мыслях она уже его перешагнула, оставив позади окружающий мир. Как раз в эту минуту она явственно услышала впереди чистое, мелодичное насвистывание и резкий взмах тросточки, рассекающей листву:

Я шлю тебе привет.Тебя со мною нынче нет.

Ее сердце выстукивало знакомый ритм; она прикинула, что их дороги пересекутся именно там, где в просветах между ветвями сосен мелькали последние лучи заходящего солнца.

При-вет,Фриско,При-вет.

А вот и он — стройный силуэт на фоне леса. Открытое лицо, словно обрисованное дерзким росчерком пера, замшевая куртка, такая синяя… уже на расстоянии вытянутой руки. Тут Джозефина не на шутку возмутилась: он прошел мимо, не удостоив ее даже мимолетным взглядом своих грустных глаз.

«Надутый болван! — с негодованием подумала она. — Чванливый…»

За ужином она хранила молчание и только перед тем, как выйти из-за стола, будто бы невзначай обратилась к тетушке:

— Сегодня я встретила какого-то заносчивого субъекта. Не понимаю, кто это такой.

— Может, это племянник старика Дорранса, — предположил Дик, — или кто там остановился у него в доме. Говорят, у старика Дорранса сейчас гостит племянник или кто-то еще из родственников.

Мать Джозефины со значением произнесла:

— С этой семейкой мы не общаемся. Несколько лет назад мистер Чарльз Дорранс обвинил моего мужа в нарушении границы земельных угодий. Старый мистер Дорранс воистину чрезвычайно упрям.

Джозефина задалась вопросом: не потому ли незнакомец прошел мимо? Причина не стоила выеденного яйца.

Однако на другой день, на том же самом месте, в тот же час он буквально вздрогнул от ее тихого «Добрый вечер» и воззрился на нее с нескрываемой тревогой. Потом его рука потянулась вверх, словно для того чтобы нащупать и приподнять шляпу, но безуспешно; незнакомец просто поклонился и продолжил путь.

Джозефина стремительно развернулась и с улыбкой пошла рядом:

— Вы не слишком-то любезны. Стоит ли важничать, если из молодежи мы здесь вдвоем? Я считаю, молодые не должны плясать под дудку стариков.