Говорящий от Имени Мертвых. Возвращение Эндера - Орсон Скотт Кард

– Он ребенок. Мне – восемнадцать.

Голос положил руку на ее плечо и крепко сжал:

– Тогда все хорошо. Мы друзья.

Она была почти уверена, что в его голосе прозвучала ирония. Ирония и, пожалуй, мольба.

– Да, – твердо ответила она, – мы друзья. И всегда ими останемся.

Эндер кивнул, повернулся к ней спиной, оттолкнул лодку от берега и стал пробираться вслед за ней сквозь ряску и тростники. Когда лодка выплыла на чистую воду, он уселся в нее, вытащил весла, сделал один гребок, потом поднял голову и улыбнулся. Эла улыбнулась в ответ, но улыбка не могла передать радости, спокойствия, облегчения, которые она испытывала. Он выслушал ее, все понял и теперь сделает так, что все будет в порядке. Она верила в это, верила так свято, что даже не заметила, что именно эта вера и была источником теперешней радости. Она знала только, что провела час в обществе Говорящего от Имени Мертвых и чувствовала себя после этого более живой, чем когда-либо.

Она отыскала свои ботинки, надела их на высохшие ноги и отправилась домой. Мама, наверное, еще сидит на Биостанции, но Эле совсем не хотелось работать. А хотелось ей добраться до дому и приготовить обед. Она надеялась, что никто не заговорит с ней, что не возникнет проблем, которые придется решать. Пусть это чувство сохранится навсегда.

Мечте не суждено было исполниться. Через несколько минут после ее возвращения на кухню вломился Миро.

– Эла, – спросил он, – ты не видела Говорящего?

– Да, – ответила она. – На реке.

– Где?

Если она расскажет ему, он поймет, что встреча не была случайной.

– А зачем тебе?

– Послушай, Эла, сейчас не время для подозрений. Прошу тебя. Мне нужно найти его. Мы послали ему записку, но компьютер не знает, где он…

– Он греб вниз по реке, направлялся домой. Наверное, скоро будет там.

Миро вылетел из кухни в переднюю. Эла услышала, как он колотит по клавишам терминала. Потом он вернулся.

– Спасибо. Не жди меня к обеду.

– А что случилось?

– Ничего.

И так забавно звучала эта ложь, это «ничего» в устах запыхавшегося, взволнованного Миро, что они оба тут же расхохотались.

– Ладно, – выдохнул Миро, – это не ничего, это очень даже что-то, но я пока не могу об этом говорить. Идет?

– Идет. Скоро раскроются все секреты, Миро.

– Чего я не понимаю – это как он умудрился не получить наше послание. Компьютер вызывал его. Он же таскает имплантированный терминал в ухе. По логике компьютер должен был мгновенно его достать. Правда, он мог и отключить эту штуку.

– Нет, – возразила Эла. – Он светился.

Миро по-птичьи наклонил голову и подмигнул ей:

– Ты не могла разглядеть маленький огонек терминала, если Голос просто проплывал мимо тебя по реке.

– Он пристал к берегу. Мы разговаривали.

– О чем?

Эла улыбнулась:

– Ни о чем.

Брат ответил ей улыбкой, но видно было, что он обижен. Она хорошо знала его. «Ты можешь иметь секреты от меня, но мне не следует иметь секретов от тебя, не так ли, Миро?»

Но он не стал настаивать. Слишком торопился. Нужно найти Голос, и немедленно, а еще он не вернется домой к обеду…

У Элы появилось предчувствие, что Голос встретится со свинксами несколько раньше, чем он сам считал возможным. На мгновение она обрадовалась. Ожидание закончится. А потом радость исчезла, и нечто иное заняло ее место. Страх. Кошмар. Отец Чины, милый Либо, лежит на склоне холма, в клочья разодранный свинксами. Только в ее воображении это был не Либо.

Миро? Нет-нет, не Миро. Голос! Они замучат его!

– Нет, – прошептала она.

Потом уняла дрожь, заставила себя отогнать кошмар и занялась спагетти. Нужно было очень тщательно готовить приправу, чтобы скрыть неприятный привкус амаранта.

14

Ренегаты

Листоед: Человек сказал мне, что, когда ваши братья умирают, вы закапываете их в грязь, а потом из этой грязи строите дома. (Смех.)

Миро: Нет. Мы не трогаем землю, где похоронены наши мертвые.

Листоед (совершенно окаменев от возбуждения): Тогда вам от ваших мертвых и вовсе никакого толку!

Эндер предполагал, что с выходом за ограду возникнут какие-то трудности, но Кванда приложила ладонь к замку, Миро распахнул ворота, и все трое мирно прошли на ту сторону. Никакой заминки. Наверное, все обстоит так, как рассказывала Эла: никто не желает близко подходить к ограде, а потому и меры безопасности совершенно излишни. Интересно, это означает, что люди полностью довольны жизнью в Милагре или что они смертельно боятся свинксов? А может быть, их раздражает полутюремное положение и они делают вид, что ограды и вовсе нет? Впрочем, это гадание на кофейной гуще.

Оба проводника – и Кванда, и Миро – очень напряжены, выглядят испуганными. Конечно, их можно понять – они нарушают Постановление Конгресса. Но Эндер подозревал, что за их страхом кроется что-то более серьезное. В Миро, кроме напряжения, чувствовалась и решимость. Он боялся, но явно желал увидеть, что из всего этого получится, стремился вперед. А вот Кванда не торопилась. В ней, помимо страха, чувствовалась еще и враждебность. Она не доверяла Голосу.

А потому Эндер совсем не удивился, когда она свернула за ствол большого дерева, растущего недалеко от ограды, и остановилась, ожидая, что Миро и Эндер последуют за ней. Эндер заметил, как дрогнуло на мгновение лицо Миро и как юноша тут же подавил свое раздражение. Хорошо отработанная маска безразличия. Эндер внезапно понял, что сравнивает Миро с ребятами, которых знал в Боевой школе, прикидывает, каким товарищем по оружию он мог бы стать. Да, мальчик, пожалуй, справился бы. Кванда тоже, но тут причины другие. Кстати, она явно считает себя ответственной за все происходящее, несмотря на то что Эндер взрослый и много старше ее. Она не проявляла никакого уважения к нему и боялась не его.

– Здесь? – спросил Миро.

– Или я откажусь, – ответила Кванда.

Эндер уселся на землю и прислонился к стволу.

– Это дерево Корнероя? – поинтересовался он.

Они, естественно, и ухом не повели, но их молчание сказало ему, что он здорово удивил их своим знанием прошлого, которое они считали своей собственностью. «Может быть, я здесь и фрамлинг, – подумал Эндер, – но мне вовсе не обязательно быть невеждой, ребята».

– Да, – заговорила Кванда, – это тотем, от которого они получают… больше всего указаний. В последнее время. Семь или восемь лет. Они не позволяют нам смотреть на их ритуальное общение с предками, но, похоже, они при этом барабанят по стволу отполированными палочками. Порой по ночам мы слышим их.

– Палочками? Из сушняка?

– Видимо, да. А почему вы спрашиваете?

– Потому что у них нет ни каменных, ни металлических орудий – нечем резать дерево. Правильно? Да и как они станут рубить деревья, которые обожествляют?

– Мы не думаем, что они их именно обожествляют. Это тотемизм. Деревья…

– …Их умершие предки. Свинксы сажают деревья. Там, где тела.

Кванда хотела остановиться, заговорить о том, что интересует ее, задать ему несколько вопросов, но Эндер не собирался позволить ей и далее считать, что она – или Миро, если уж на то пошло, – руководит нынешней экспедицией. Эндер был намерен разговаривать со свинксами сам. Ни разу в жизни, готовя Речь, он не позволял другим управлять его действиями и сегодня не видел причин отказываться от этой привычки. Кроме того, он знал кое-что, чего не знали они. Теорию Элы.

– А в других местах? – спросил он. – Они сажают деревья просто так?

Эндером двигало не праздное любопытство. Он все еще думал о том, что рассказала ему Эла про местные аномалии в процессе размножения.

– И вообще, эти деревья растут сами по себе? Как семена или саженцы распространяются по лесу?

Зенадорес переглянулись.

– Мы не видели, – сказал Миро.

Кванда покачала головой:

– У нас нет данных. Похоже, деревья сажают только в телах убитых. Все деревья, которые мы видели в лесу, – очень старые, кроме этих трех, у ограды.

– Если мы не поторопимся, завтра здесь будет расти четвертое, – вставил Миро.

Ага. Вот откуда напряжение. Миро подгоняло желание спасти какого-то свинкса от… участи оказаться под корнями дерева. А вот Кванду беспокоило что-то совсем иное. Они рассказали ему достаточно, пусть теперь допрашивают. Эндер выпрямился и запрокинул голову, чтобы посмотреть на пышную крону дерева, на широко раскинувшиеся ветви, на бледно-зеленое свечение. Фотосинтез, конвергенция – неизбежность эволюции, одностороннее движение. Фокусная точка всех парадоксов Элы: эволюция этого мира прекрасно вписывалась в схему, повторяла базовые процессы, происходившие на всех Ста Мирах, а потом цепочка внезапно оборвалась и все обрушилось. Свинксы оказались одним из полудюжины видов, переживших катастрофу. Что же такое десколада, каким образом свинксы к ней приспособились?