Вверх тормашками в наоборот-2 (СИ) - Ночь Ева

Дара

Мы сидели в засаде уже третью ночь. Торчали до рассвета над золотым лучом, а потом возвращались на рыночную площадь – молчаливые, уставшие, измочаленные. Ели, не ощущая вкуса еды, и валились спать. Геллан пытался ворчать и давить, чтобы мы с Милой перестали за ними таскаться, но я только молча крутила фиги в карманах и не велась на его бурчание.

Три долбанных дня мы замирали, ожидая, что появится новая жертва – там, где мы её не караулили, но ничего не случалось. Все эти дни я кормила Айболита, как на убой: Пайэль и Сильвэй исправно носили крыс, кур и прочую мелкую живность. Я не задавалась вопросами, где они добывали домашних животных – мне было всё равно. Я только знала: кровочмаку нужны силы.

Коты и финист неизменно таскались с нами на вылазки. Сильвэй – понятно. Он там, где Геллан, но Пайэль – этот жирный избалованный Алестой котяра – вот где парадокс. Но я и этому не удивлялась. Внутри всё притупилось, горело только одно желание – поймать золотую тварь.

Сразу же после неудачи опять явились стражники. Геллан и Сандр ездили в замок к властительнице – сами, без меня. Видимо, старая ведьма брызгала слюной. Оба стакера молчали о втором визите, но всё понятно и без слов.

И вот мы снова сидим, ждём с моря погоды. Девять мрачных идиотов, два кота и финист. Холодно так, что трудно не клацать зубами. Мила похожа на мешок – мы укутали её одеялами и, может, только ей сносно, животным да мохнаткам – этих, кажись, вообще морозы не тревожат. Впрочем, Пайэль постоянно сидит у меня под плащом. Греет или греется – не понять, но с ним уютнее, что ли.

Самое тяжёлое – не уснуть. Миг – и я закрываю глаза, проваливаюсь, утыкаясь носом в плащ. Поэтому пропускаю момент, когда всё меняется.

Вначале стих ветер, что выл как пёс и кружил в танце позёмку. Тишь навевала дремоту, и я отключилась. Затем заколыхался воздух – заходил ходуном, как меха огромной гармошки. Я открыла глаза, почувствовав толчок.

Мила уже освободилась от вороха одеял. Рядом нехорошо улыбался кровочмак – гаденькой такой ухмылкой. Геллан, Сандр и мохнатки застыли. Инда и Ренн почему-то держались за руки. Пайэль скользнул из-под плаща и бесшумно приземлился рядом. Шерсть дыбом, клыки наружу – жуть. Тиная не видно.

В воздухе, разгораясь, появилось сиянье – слабое тусклое свечение, как от лампочки маленького накала.  Неожиданно ярко вспыхнул золотом траурный луч, возле которого мы сидели. Я невольно заслонила глаза рукой.

По лучу, спотыкаясь, медленно брёл человек – одинокая фигура, нескладная и худая. Шёл прямо на нас.  Ближе и ближе. Невозможно оторвать глаз. Бледное лицо, клок волос падает на глаза. Выпирающие скулы, костлявый подбородок и улыбка – нежная, застенчивая, мягкая. Мальчишка. Лет пятнадцать-шестнадцать, как и мне.

Резкий крик разрывает воздух, как удар, я успеваю только моргнуть, как вперёд кидаются полуволк и полуросомаха

– Сзади! – на высокой ноте кричит Инда, запрокинув голову к небу. Чувствует, наверное.

Геллан поднимается с колен одним движением, одновременно доставая меч из-за спины. Сандр в прыжке разворачивается – красиво и гибко. В его руках – лук. Стрела летит с характерным звоном. Мы с Милой продолжаем сидеть истуканами. Я только глазами хлопаю, а малышка дрожит, смежив веки.

– Не выплёскивайся, помни! – кричит Айболит, и я вижу, как Мила чуть заметно кивает. По ходу, тут все знают, что делать, одна я – бесполезное бревно.

Оно движется быстрее, чем мы. Узкий луч разрывает небо и опускается прямо над головой мальчишки. Мохнатки пытались его завалить, но пацан словно каменный и пружинистый – легко сбрасывает их движением плечей, поднимает голову вверх и протягивает руки. А из небесной прорехи появляется ЭТО.

Тугое веретено, сужающееся к краям. Огромное, словно вынырнуло из страны Великании. Какая неумелая пряха-великанша уронила его? Спускается медленно, как будто под водой движется.

Камнем сверху падает огненная птица. Тонкий крик закладывает уши, хочется заткнуть их ладонями. Тинай бьётся грудью о невидимую преграду – красные перья разлетаются в воздухе, как брызги крови.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сандр беспрестанно одну за другой, как заведённый, пускает стрелы, но они отскакивают от прочной преграды, что охраняет чудовище, и падают на мостовую, как бесполезные отсыревшие спички.

– На нём магическая защита! – кричит Ренн и громоподобным голосом выкрикивает заклинания.

Я вижу, как мягко прогибается над веретеном прозрачный купол  – он отсвечивает голубым. Пружинит и снова приобретает прежнюю форму, оберегая уродливое детище.

Тинай, стрелы, выкрики Ренна – всё впустую. Тварь неуязвима.

И тогда вперёд делает маленький шажок Инда. Косицы расплелись, лёгкий ветер треплет пушистое рыже-оранжевое облако над её головой, отчего она похожа на воплощение осени. Маленькая Инда против великанского веретена.

Она становится на носочки. Распрямляет плечи. Выпячивает грудь. Втягивает живот. Набирает полные лёгкие воздуха и красиво открывает рот. Безмолвный крик летит в цель. Беззвучный крик рвёт невидимый кокон – он разлетается прозрачно голубыми ошмётками во все стороны.

Финист пикирует на тварь. Мощный клюв впивается в светящееся тело, вырывая кусок, но зияющий провал моментально затягивается на наших глазах. Тинай раскрывает крылья, дышит огнём и мечет горящие перья-стрелы. Туда же беспрестанно бьёт Сандр. Вместо лица у него – маска – суровая и страшная. Я не знаю этого человека, это не наш улыбчивый стакер.

Перья Тиная с шипеньем растворяются в огромном веретене, стрелы стакера, как иголки, застревают, но не приносят видимого вреда. Кажется: ничто не может остановить эту махину. Она приближается к юноше.

Я вскрикиваю: из веретена появляются нежные переливчатые крылья – золотые и слепящие, тонкие и нежные, как струящаяся органза. Чудовище взмахивает ими, трепеща, как кокетливая девушка ресницами.

– Бабочка, – шепчу я и чувствую вибрацию воздуха, что передаётся телу.

Это красиво до боли, до желания закрыть глаза и улыбаться. Или следить зачарованно, не отрывая взгляда. С подрагивающих крыльев сыплется вниз пыльца – невесомые чешуйки. Мальчишка за какие-то секунды становится статуей из золота.

Геллан, бросив меч, раскидывает руки в стороны – я знаю, что за этим последует. Ренн плетёт заклинания и выкрикивает, но пока что тщетно. Ледяной вихрь вырывается наружу и на мгновение бабочка замирает, покрывшись блестящим льдом, чтобы ещё через миг стряхнуть с себя блестящие осколки и продолжить своё неспешное дело.

Из тела появляются тонкие нити и нежно опутывают жертву в мягкий кокон. Эту тварь не остановить. Тинай, как потрёпанная тряпка, продолжает кидаться. На груди у птицы – кровь, я вижу… Геллан снова хватается за меч и без устали и остановок рубит нити, но они липнут к оружию, замедляют движение, их становится слишком много. Никто из нас не умеет летать, кроме финиста, а на такой высоте нежиль не достать.

– Помни: не выплёскивайся! – снова кричит Айболит, проносится серой тенью вперёд, и я забываю, как дышать.

Он поднимает мохнатые лапки вверх, подпрыгивает высоко-высоко. Кажется, что неуклюжее маленькое тело не способно так прыгать. В воздухе вспыхивает радуга – как положено – дугой, что соединяется в огромную каплю, сливается, перемешав все краски, слева и справа выстреливают разноцветные лучи и разворачиваются в трепетные крылья.

Я ловлю воздух открытым ртом.

– Вторая ипостась кровочмака, – поясняет ровным голосом Ренн. Он стоит, широко расставив ноги.

– Бабочка? – глупо переспрашиваю я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Да. Бучка. Никогда не видел ничего подобного.

Кажется, в его голосе – восхищение. Но вот маг становится струной, закрывает глаза, поднимает руки. Пальцы беспрестанно шевелятся, словно Ренн играет на невидимом рояле. Что он ловит в этом разогретом добела воздухе?

Айбин, конечно, куда меньше этой громадины. Я чувствую, как замирает больно сердце в груди. Он летит, как торпеда – головой вперёд. Врезается в бездушное тело, разрывает его, вспарывая веретенообразное брюхо и исчезает внутри. Разрез мгновенно затягивается.