Где моя башня, барон?! - Антон Панарин

стал читать свои стихи, уж очень неподходящий для этого момент. Натянув штаны, я встал, вышел из-за телеги и вытер лоб, как будто вспотел.

— Фух! Огромное спасибо! Думал, лопну, — сказал я и протянул гвардейцу руку, которую тот мгновенно оттолкнул.

— Вали отсюда, — фыркнул он с брезгливостью.

— Как скажете, господин гвардеец, — кивнул я, ухмыльнувшись.

Когда я вернулся к дому с телепортом, в очереди на обыск остались лишь Шишаков и Гвоздев.

— Где ты шляешься? — недовольно спросил Никитич.

— Живот прихватило, — скорчил я страдательную гримасу.

— Бегом на обыск, — покачал головой старик и подтолкнул меня в заботливые лапы гвардейца.

Обыск был похож на извращённый массаж. Солдат не только прощупывал одежду, а старался промять её до самой кости.

— Дяденька, а вы массажисткой подрабатываете? У вас такие нежные руки, — пошутил я и, напоровшись на озлобленный взгляд гвардейца, был мгновенно заброшен в портал.

Вот чёрт! Можно было не извращаться с призывом Гоба, а просто нахамить — и меня бы пропустили? Хотя, конечно, могли леща отвесить и ещё пристальнее обыскать. Хорошо, что перебдел.

Попав на территорию СОХ, я наткнулся на напряжённые лица охотников, выстроившихся в ряд. Все они глазели на меня, как будто ждали чего-то.

— Мужики, всё хорошо? — спросил я, не понимая, что происходит.

За спиной послышался хлопок, и из портала вышли Шишаков и Гвоздев.

— Смирно! — рявкнул Никитич, и бойцы вытянулись по струнке. Я собирался встать в строй, но старик ухватил меня за плечо. — А ты куда собрался? Стой здесь.

Повернувшись к Шишакову, Гвоздев испепелил его взглядом:

— А ты топай в строй.

Воцарилась звенящая тишина. Егор Никитич прошёлся через строй, заглянув каждому в глаза, а после встал рядом со мной.

— Разбор полётов я устрою позже. Проработаем ошибки и очень тяжело потренируемся. Очень тяжело, — повторил Никитич с нажимом. — А пока скажу вам одну вещь… Вы все обязаны жизнью вот этому парню, — рука старика легла мне на плечо, — Если бы Владимир не увязался за нами, все мы были бы мертвы.

— Егор Никитич… — попытался встрять Шиша.

— Да, Саша, я знаю, что гвардейцы нас дезинформировали. Но это не отменяет того факта, что парень спас ваши жизни. И мою жизнь тоже. Поэтому прошу любить и жаловать нового охотника союза, Владимира! — выкрикнул Гвоздев и толкнул меня вперёд.

Сделав пару шагов, я остановился. Один за другим ко мне подходили охотники и с благодарностью на лицах жали руку, говоря:

— Союз един. Жизнь друга важнее собственной.

Последним подошёл Шишаков, пожал руку и, заглянув в глаза, улыбнулся, а после тихонько шепнул: «Сегодня я проставляюсь». Вот только его слова услышал не я один.

— Конечно проставишься, Сашенька, — ласково сказал Гвоздев и добавил: — Если к вечеру сможешь на ногах стоять. Все в тренировочный зал! Быстро!

И мы рванули исполнять приказ старшего. Этот изверг гонял нас четыре часа. Я сдох раньше всех, но Никитич нашёл способ, как выжать из меня ещё немного сил.

Хлёсткий удар хворостиной промеж лопаток взбодрил так, что я следующие десять минут бежал как в последний раз. Потом были ещё удары, но каждый новый бодрил всё меньше. В итоге мужики бегали с брёвнами по кругу, пока не рухнули, а я плёлся позади них без груза.

Когда истязание завершилось, все рухнули без сил, уставились в потолок, шумно дыша. Никитич с жалостью посмотрел на нас.

— Свободны. Завтра жду всех к восьми утра в тренировочном зале. Тренировки будут проходить дважды в день. Утром — боевая, вечером — физуха, — сухо произнёс он, а затем добавил, уже мягче: — Да, вы не виноваты в случившемся. Но если бы мы были сильнее, то не потеряли бы столько бойцов. Понимаете, ребятки?.. Мы должны сделать шаг за пределы своих возможностей, иначе подохнем как собаки. Гвардейцам на нас насрать, мы расходный материал. Так что выкладывайтесь по полной, и это однажды спасёт вам жизнь.

Договорив, старик ещё раз пристально оглядел нас и ушёл. Воцарилась тишина. Каждый обдумывал сказанное.

Никитич чертовски прав. В прошлой жизни я требовал того же самого от своих подчинённых. А сейчас сам с радостью утону в бесконечных тренировках. Хорошо, что у меня есть небольшой запас жемчуга, иначе тело при всём желании не успело бы восстановиться к утру.

Отдышавшись, первым с пола поднялся Шишаков.

— Мужики, вы как хотите, а я в «Пьяного гуся». Нужно помянуть ушедших, — печально сказал он и приложил кулак к сердцу.

Охотники его поддержали.

— Да, нужно помянуть. Хорошие ребята… Были…

— Я с вами.

— Нужно гулять и за себя, и за тех, кто ушёл. Напьёмся как в последний раз.

Мы вызвали такси и поехали в кабак «Пьяный гусь». Атмосфера стояла праздничная. Орали песни, плясали, вспоминали смешные истории про ушедших.

Одним словом, никто не собирался лить слёзы. Наоборот, старались запечатлеть в памяти лучшее, что было связано с умершими.

Однорукий старик, которого звали Серафимом, залез на барную стойку и тут же схлопотал от Софьи полотенцем по лысине. Но это не помешало ему петь.

— Я был однажды молодым,

Да, я был сильным и дурным!

Собрал друзей, поплыл в поход,

Но утонул наш пароход!

Шторма хотели нас убить,

Не получилось, будем жить!

Прибило нас незнамо где,

И понял я, что быть войне!

Лишь выбрались на берег мы,

Везде кишат одни враги!

Рубились год мы или пять,

Сражений тьма, не сосчитать!

Домой вернулся на щите,

Теперь лежу в сырой земле.

Но петь я всё ж не перестал,

Даже когда я в ад попал!

Пусть колют вилами, иль бьют,

Мой дух задорный не сомнут.

Неважно, где я и кто враг,

Клинок покажет путь, словно маяк.

Песню старика подхватил весь кабак. Когда слова закончились, охотники подняли вверх кружки и, ударив ими о барную стойку, осушили их до дна.

Я сидел за дальним столиком и смотрел на лица бойцов. Никакого сожаления. Только задорное веселье. Жизнь коротка, а у охотников особенно. Вот они и хотят насладиться ей по полной, оставив после себя лишь радость да горстку весёлых историй.

Пока