Лашарела - Григол Абашидзе

Мало того: царь вынужден был отрядить специальное посольство в Константинополь и послать туда выбитый у него зуб, дабы отстранить наглого старика от управления церковью.

Перед мысленным взором Лаши прошел ряд его венценосных предков. С какой последовательностью и упорством боролся со своими противниками Давид Строитель! Для покорения своевольных вельмож он прибегал к помощи церкви, а на нежелательных церковников поднимал знатных эристави. Пастырей церкви, чрезмерно преданных заботам о мирской власти, он сталкивал с теми священнослужителями, которые были преданы трону.

А он, Лаша, ни одного своего противника не может заставить подчиниться своей воде.

Давид Строитель был человеком хладнокровным, умеренным, он умел обуздывать свои страсти. Смысл своей жизни он видел в укреплении трона и государства. Лаша тоже любит свое отечество, призвание свое он тоже видит в укреплении престола, но что ему делать, когда есть еще и третья святыня, сильнее и чудодейственнее первых двух — его любовь к Лилэ. Любовь овладела его существом с такой силой, что не позволяет служить ничему более, вынуждает отказаться от долга перед родиной и троном. А ныне князья и пастыри церкви запрещают ему служить и поклоняться этому кумиру.

Они отрезают ему все пути к браку с избранницей сердца, связывают по рукам и ногам своими требованиями и уставами, законами и обычаями. Будто они лучше его знают, кого ему следует любить и кого назвать своей супругой и царицей Грузии.

Разве не они, дряхлые монахи в черных сутанах, похитили возлюбленную у могущественного и счастливейшего Ашота Куропалата?! Ашот, беззаветно влюбленный, оказался бессильным перед крестом господним и, поверженный ниц, горестно воскликнул: «Блажен лишь тот, кто ушел из жизни!»

Все эти размышления приводили Лашу к определенному выводу. Он испугался этого мрачного конца и в страхе разбудил Лилэ. Обнял ее, и в ласках любимой угасла тревога.

Дружина Мигриаули росла. Убежище восставших находилось в неприступных горах, оттуда они внезапно совершали набеги на господские усадьбы, сами оставаясь неуязвимыми. Со временем им стало тесно в Кахети, и они перенесли свои действия в Сомхити и Картли. И там они находили притеснителей крестьян, разоряли и грабили имения князей и снова уходили в леса и горы.

Власти не принимали мер до тех пор, пока разбойники действовали в пределах Кахети. Вельможи и визири потирали руки, злорадствуя, что бывший телохранитель причиняет столько огорчений и забот царю, и сами прилагали все усилия, чтобы направить месть Мигриаули прямо против Георгия.

Но когда дружина Лухуми стала угрожать благополучию самих царедворцев, их охватило смятение.

Особенно забеспокоились они, когда Мигриаули появился на караванных путях. Прежде всего разбойники ограбили большой караван, следовавший из Ирана, перебили вооруженную охрану и захватили богатую добычу. Первый успех раззадорил их, и они стали перехватывать караваны, идущие из Руси, Трапезунда и Багдада.

Караваны, следовавшие из Ирана и Багдада, принадлежали Мхаргрдзели. В те времена почти все правители занимались торговлей и в основном были негласными хозяевами огромных караванов и руководили торговлей на всем Востоке.

Один только Георгий Лаша оставался равнодушным к торговле, и, хотя как его личные доходы, так и государственные сокращались с каждым днем, он с презрением смотрел на властителей, занятых подсчетом барышей, а Иванэ Мхаргрдзели называл за глаза «караванбаши» — предводителем караванов.

Появление разбойников на караванных путях поразило атабека в самое сердце.

Два первых ограбленных каравана принадлежали ему. От злости он рвал на себе волосы и готов был сам преследовать грабителей до самой преисподней. Он усилил охрану караванов и объявил по всему царству розыски похищенных товаров.

Следы вели к дружине Лухуми.

Только теперь понял Мхаргрдзели, как далеко зашел он в своей ненависти к царю.

Ослепленный этой ненавистью, атабек сам способствовал усилению отряда Лухуми, безнаказанному хозяйничанью разбойников по всей стране. Расчетливый и предусмотрительный атабек не подумал, что крестьяне, однажды взбунтовавшись против несправедливости царя, не ограничатся сведением личных счетов, а направят свой гнев и против других господ, богачей и всех власть имущих.

Мхаргрдзели направил к разбойникам человека для переговоров: откажитесь, мол, от нападений на караваны и сообщите нам ваши требования.

У Мигриаули собрался большой отряд хорошо вооруженных молодцов. Съестных припасов и всякого добра накопилось столько, что хватило бы на годы. Легкие победы и бездействие властей придавали им уверенность в себе. Посланного к ним для переговоров человека они отправили обратно и поручили передать Мхаргрдзели: «Нам нечего у вас просить, царь и князья одинаково несправедливы, и мы будем сводить счеты со всеми вами. Мы не перестанем грабить караваны и будем по-прежнему разорять ваши владения».

Не успел еще атабек прийти в себя от полученного ответа, как ему доложили, что караван, идущий из Хорасана, ограблен, верблюды и ослы угнаны вместе с вьюками, а охрана перебита.

Ограблен был уже третий караван Мхаргрдзели, ему грозило разорение. Надо было немедленно действовать.

Амирспасалар повел свои отряды туда, где, по сведениям лазутчиков, находилась дружина Мигриаули.

Царь пребывал в постоянной тревоге, боялся, что царедворцы и церковники разлучат его с любимой.

В то же время он опасался, как бы Мигриаули не похитил Лилэ и царевича. Из-за вечного страха потерять Лилэ он никогда не расставался с ней и ребенком, приставил к ним телохранителей, не выпускал из дворца без сопровождения охраны.

День ото дня Лаше все труднее становилось переносить создавшееся положение: женщину, которую он любил больше жизни, придворные не ставили ни во что, обращались с ней, как с наложницей, и с нетерпением ожидали, когда он удалит ее из дворца. Маленького Давида величали ублюдком и насмехались над его будущим. До слуха Лилэ доходили пересуды — ее называли безродной мужичкой. С трудом сдерживалась она, чтобы не открыть свое знатное происхождение. Во всяком случае, помня о том, к какому роду она принадлежит, Лилэ высоко держала голову, вела себя гордо, чуть ли не надменно. Это еще больше раздражало и без того озлобленных княжеских жен.

Лилэ хотелось открыться, рассказать о себе. Оскорбленная, она не раз готова была выдать свою тайну, но молчала ради своего сына, наследника престола.

Из похода против разбойников Мхаргрдзели вернулся ни с чем. Лухуми, заранее извещенный о выступлении атабека, успел увести свой отряд и укрылся в неприступных горах. Зимнее бездорожье не позволило Мхаргрдзели преследовать его.

Разъяренный неудачей атабек отсиживался в своем дворце и никого не принимал, когда получил приглашение пожаловать на совет к царю. Он попытался узнать у визирей, по какому делу царь созывает дарбази, но те сами ничего не знали.

Георгий объявил, что изволил побеспокоить вельмож, чтобы обсудить с ними свои личные дела.

— Моя семейная жизнь, — начал он, — связана с делами государства. Речь идет о грузинском престоле и венце. Три года, как я женат, жена моя родила мне сына, моего первенца и наследника престола, и до сегодняшнего дня я не получил вашего согласия на церковный брак с нею.

Пока царь говорил, дарбази выражал явное нетерпение, но когда он произнес: «Прошу совет дать мне согласие на брак с любимой женщиной и утвердить сына моего соправителем», — в зале поднялся гул возмущения.

Атабек и визири открыто обвиняли царя в том, что его недостойное поведение, нескончаемое пьянство и разврат ославили Грузию на весь мир.

Грубое поругание чести верного слуги и телохранителя подорвало в народе уважение к царской власти и враждебно настроило крестьян. «Беглые бунтовщики разоряют наши имения, угрожают нашим семьям, нападают на караваны и грабят их. Дело дошло до того, что грузинским военачальникам, прославившимся в походах против могущественнейших восточных султанов и царей, приходится гоняться за разбойниками по лесам. Твоя наложница немедленно должна быть возвращена своему законному супругу, только тогда в стране уляжется смута и народное недовольство. Ты должен взять себе жену, достойную царского сана, дать царству законного наследника и восстановить при дворе порядки времен твоей матери, блаженной памяти царицы Тамар, если тебе угодно, чтобы мы служили тебе». Таково было единодушное мнение вельмож и церковников.

— Не бывать по-вашему! — объявил разгневанный царь.

Тогда визири поднялись с мест и дружно заявили:

— Мы отказываемся служить тебе, пока не перестанешь вершить дела злые и недостойные.

С этими словами князья покинули зал, и царь остался в одиночестве. Его голову венчал венец, в руках он держал скипетр, но он был бессилен. Оскорбленный, отчаявшийся царь готов был биться головой об стену, дрожал от гнева.