Смерть и рождение Дэвида Маркэнда - Уолдо Фрэнк

Наконец он надел свой городской костюм и отправился к отелю. Полдня он околачивался в вестибюле, пока не показался юный Перси.

- Хелло, Перси!

- Ах, это вы, сэр! Хелло, сэр! - Широкий рот растянулся в улыбку, и глазки чуть заметно подмигнули Маркэнду.

- Перси, ты парень с головой. Мне нужна работа. Можешь придумать что-нибудь?

Черный мальчуган, склонив голову набок, поглядел на высокого джентльмена, стоявшего перед ним. Маркэнд ему нравился; Перси был уверен, что он понравится и другим.

- Завтра вечером, после девяти, я свободен. Пойдемте со мной, сэр, понюхаем, что да как.

- Уговорились!

- Что-нибудь да найдется, сэр, - сказал на следующий вечер Перси, облаченный в длинное серое пальто и котелок. - Не может быть, чтоб не нашлось работы для такого утонченного джентльмена, как вы. Хотя и работа вам нужна тонкая. Другая не подойдет никак.

Он привел Маркэнда в ту самую табачную лавочку, где в первый день тот покупал сигары.

- Хелло, Перси! - протянул изжелта-бледный продавец. Дверь в глубине лавки отворилась, и они очутились в салуне с длинной стойкой, идущей вдоль стены. Маркэнд заказал пиво.

- Познакомьтесь, Сэм, - сказал Перси бармену. - Это мой друг...

- Маркэнд.

- Мой друг, мистер Маркум. Он человек очень опытный в вашем деле. Прямехонько из самого шикарного нью-йоркского бара с Пятой авеню. Ищет места.

Но Сэм ничего не мог предложить, кроме бесплатного угощения для любого из друзей Перси и нескольких ценных советов.

Следующий салун находился позади парикмахерской.

- Скажи-ка, Перси, - спросил Маркэнд, - попадаются на главной улице магазины, за которыми не прятался бы кабак?

- Конечно, сэр. - Перси был вполне серьезен. - У некоторых специальность - карты. А потом еще есть танц-клубы и рулетки.

Наконец они дошли до кондитерской, где Маркэнд обедал с Айрин. Вместо того чтобы подняться по винтовой лестнице, они постучались в маленькую зарешеченную дверь в глубине зала. Бар оказался самым великолепным из всех, где они побывали; не хуже любого бара на Бродвее; он был переполнен.

- Садитесь и закажите чего-нибудь выпить, сэр, - сказал Перси.

- Послушай, старина, почему это тебе непременно хочется сделать из меня бармена?

- Вы человек почтенный, сэр, уж я сразу разглядел. А это самое почтенное занятие в нашем городе, какое я только знаю.

Желудок Маркэнда наполнялся, а кошелек тощал; он засмеялся.

- Раз вы джентльмен, - продолжал размышлять вслух Перси, - не можете же вы _работать_.

Перси куда-то ушел и минут через двадцать возвратился, сияя.

- Я вас устроил. Похоже, что я устроил вас, сэр.

Он потащил Маркэнда к нише, где навстречу им поднялся человек с незначительным бледным лицом, в сверкающем пенсне на черной ленте, в сюртуке покроя "принц Альберт" и белом галстуке. Он пожал Маркэнду руку и жестом пригласил его занять свободный стул. Перси исчез.

- В каких барах вы были в столице, сэр?

- "Уолдорф", "Албермарль", "Гоффман-хауз", "Виктория", "Бревурт".

- Есть у вас рекомендации?

- Когда за выпитое платишь наличными, рекомендации не требуется.

Тот удивленно уставился на него.

- Перси - добрый мальчик, но до сих пор мне приходилось бывать только по эту сторону стойки.

- И вы ищете места бармена?

- Перси полагает, что я справлюсь с этим делом.

Человек в пенсне молча вглядывался в Маркэнда. - Вот, несомненно, джентльмен. - Всю свою жизнь он старался стать джентльменом и легко узнал в другом то, чего ему так и не удалось достигнуть самому. Рубашка с ненакрахмаленным воротником и измятый костюм Маркэнда вызвали в нем зависть. - Если б я так оделся, я был бы похож на жулика.

- Ну что же, нам как раз нужен человек, а вы, я думаю, знаете разницу между виски и пивом. У нас в Канзасе замысловатые напитки не в ходу. Я вас возьму на пробу. - Он упомянул также о солидном "вознаграждении", назначить которое побудило его что-то в глазах Маркэнда. Чтобы не ударить в грязь лицом... - Маленькое предупреждение: если вы хоть словом кому-нибудь в городе обмолвитесь о вашей работе, полицейский офицер в тот же день обнаружит фляжку у вас в кармане или дюжину бутылок в комнате. А что за это полагается, вам известно: Канзас сух, как порох.

Из унылых владений миссис Уобанни Маркэнд перебрался поближе к главной улице, в дом, где все жили по одинаковому расписанию: ложились после полуночи и завтракали в одиннадцать утра. Хозяйкой была некая миссис Грант, амазонка, вооруженная метлой. Ее обособленность от жильцов показалась непонятной Маркэнду; он смотрел в ее глаза, пустые, как у греческой статуи, стараясь отгадать, в каком мире она живет. Он узнал это несколько дней спустя. Возвращаясь на рассвете из своего бара, он услышал звук, похожий на стон. Он бросился в комнату, примыкавшую к кухне. Молодой негр, голый, лежал на постели, и миссис Грант, одетая в малиновую шелковую пижаму, била его по груди и животу. Она остановилась не сразу. "Мне не нужна помощь", - сказала она Маркэнду, и, как только он захлопнул за собой дверь, стоны понеслись снова. В полдень миссис Грант, как ни в чем не бывало, вытирала в холле пыль. Эротическое побоище возобновлялось примерно дважды в неделю, но уборку дома миссис Грант производила каждый день.

Его работа была методична, как в любом крупном предприятии. Он ни разу не видел своего хозяина, но ведь и в ОТП многие клерки не знали в лицо мистера Соубела и мистера Сандерса. Хозяин нужен был, чтобы координировать весь этот питейный бизнес с экономическим и административным механизмом Канзаса. Маркэнд узнал, что все кабаки Централии входили в общую организацию, что одиночки были обречены на неудачу; что салуны были тесно связаны с публичными домами, с игорными притонами, со всей движимостью и недвижимостью города. Полиция, несомненно, тоже участвовала в игре, как и органы городского самоуправления и судебные власти. Того, что известно было каждому мальчишке-рассыльному, не мог не знать мэр города.

Бар, где работал Маркэнд, был известен под названием "Конфетка" - из-за кондитерской, которая служила ему прикрытием; элегантный господин в белом галстуке и с пустым лицом, который из вечера в вечер восседал в нише, носил кличку Денди. Заводы и фабрики готовы были остановиться, стандартным домам угрожала нищета, но главная улица Централии кишела комиссионерами. Фермеры покупали автомобили, пианолы, нефтяные акции, три четверти которых ничего не стоили. Что такое депрессия для американской промышленности? Крохотное суденышко, подхваченное мощным приливом, который никогда не сменится отливом. Непрестанно совершенствовалась механизация всех процессов, от убоя скота до ткачества. Чикаго, Сент-Луис, Канзас-Сити поглощали сырье и отгружали свои первоклассные продукты. Нужно было пускать в ход нефте- и угледобывающие механизмы. Возможно, что нефть еще не вышла на поверхность земли, возможно, что индустриальные рабочие теряли работу или им снижали заработную плату, - расходы торговых посредников никто не урезывал. Они шли в "Конфетку" и пили контрабандное виски, зная, что каждый доллар, истраченный на выпивку, будет вдвойне возмещен в ближайшей сделке. Наполняя пенящимся пивом кружки или (еще чаще) выставляя на стойку бутылки виски, Маркэнд слушал разговоры доблестных граждан, трудившихся над тем, чтобы сделать Америку "больше и лучше". Его работа нравилась ему. Впервые с тех пор, как он покинул семью, в его жизни появились часы, когда он забывал... забывал спрашивать себя: "Зачем я здесь?" Даже мысль о Тони, приходившая порой, стала теперь приятной. Он представлял себе, как мальчик, став немного старше, будет слушать рассказы об его удивительных приключениях на Западе; будет учиться, как учился в свое время он сам, но в более подходящем для этого возрасте. "И вот, скажет он своему сыну, - я стал работать в подпольном баре. Занятие, мало чем отличавшееся от моего прежнего. Там - табак, здесь - виски. И то, и другое существует, чтобы делать жизнь приятнее. Одно было вполне законно, другое незаконно - для данного штата. Акциз на сигары давал доход государству, контрабандное виски давало доход людям, которые управляли государством". Скоро Тони подрастет настолько, чтобы понять. - Гораздо лучше, чем я понимаю... - Трое мужчин, положив локти на стойку, говорили о нефти. Дальше сидели двое скотопромышленников, по-видимому из Оклахомы, и с ними служащий с боен; они спорили о ценах на рогатый скот. С другой стороны мистер Розен, "наш первый коммерсант", потягивал сельтерскую рядом со своим гостем, биржевым дельцом с Востока, который между глотками абрикосового бренди вычислял, во что обходится содержание хористки в Нью-Йорке. "Но эта работа была куда интереснее прежней, - скажет Маркэнд сыну. - Она была ближе к жизни, в ней было больше подлинного. Мошенничество, видишь ли, реальнее акциза. Продавцы и покупатели, накачивающие друг друга виски и похвальбой и одновременно выискивающие удобное положение, чтобы перерезать друг другу глотку, - вот жизнь, которую скрывали от меня прежде торжественные столбцы цифр". Он не вполне ясно представлял себе, почему это так; Тони, который учится в лучшей школе, который будет читать хорошие книги, который, наконец, богаче одарен от природы, лучше, чем его отец, сумеет понять _все_, охватить всю картину в целом. - Я люблю всякую физическую работу, даже подавать виски. Маркэнд чувствовал, что настоящий человек мысли меньше действует руками и больше - головой. "Может быть, - продолжит он свои объяснения Тони, - это одна из причин, по которым я отказался от своего выгодного места. Разве там мне приходилось работать головой? Там вообще не было настоящей работы..."