Роман в письмах. В 2 томах. Том 2. 1942-1950 - Иван Сергеевич Шмелев

А было 43! — 4 мес. тому. Я — жру! Иначе нельзя выразить. И такой аппетит! Все есть. Ем мясо, черный хлеб. Желудок работает как часовой механизм (вот уже 2-ю неделю). Приняла ли перед Рождеством antigrippal? Непременно! Я сегодня делал 2-ой прием. У Вас февраль — губителен. И — все. Почки… вся работа на них, кожа не испаряет в голландской тине — сырости! Нельзя тебе так жить. Пойми! Тебе бы — со мной — в горы, месяца на 2–3. Ах, если бы в Швейцарию! Хлопочу о визе. На — ура! М. б. ты..? О, если бы. Мы исходили бы, с палками, — всю! И — учились бы друг у друга искусству и проч. Оль, су-нитрат висмута меня отравил. Сохрани мне Bisma-Rex, этот можно. Целую, прижимаю, сжима-ю!..

Твой Тонька — Ваня

[На полях: ] Пиши безоглядно, будто себе самой. Стареешь? ох ты — дурочка! Я бы омолодил тебя — одним словом!

Оля, пиши мне нежно. Я хочу… твоего сердечка и… _в_с_е_г_о_ твоего, и души… и… глаз! — умница!!

Закажу найти «Иллюстрированную историю французской литературы» (Abri) — для тебя. Да в ней, должно быть больше 2 кило!

У меня топят. Т +18–19. Солнце. На воле + 10–12. Не ючусь в ателье, а гуляю. Прыгаю! Пою. Говорят — глаза _я_р_к_и_е. Оля, мне сделали чудесное фото с фотографии 26 года. Очевидно — самая удачная. Но как дать тебе. Она была приложена к французскому изданию моего «Человека из ресторана»190а.

31

О. А. Бредиус-Субботина — И. С. Шмелеву

26. II.43

Милый Ванечка! Спешу сказать тебе, что чудесно, удивительно ты создал «Именины»191 (наконец-то я их получила!). Так трудно было удержать себя от чтения конца и начала… но выдержала все-таки. Как тонко, как дивно тонко даешь ты почувствовать всю атмосферу, дух, насыщенное богатство… всего! Как ясно вижу преосвященного, откинувшегося в глубь коляски, утомленно заведшего глаза… Читатель не может не плакать от этого «писка» Василия Васильевича…192 И как неподражаем твой конец: видишь и образ с догорающей лампадой, и отца твоего, уставшего от всего дня, полного живыми впечатлениями от славословия ему его народом, грустного чуть-чуть тихой грустью, кто знает, м. б. ему и больно где-то в сердце от слов «живоглотов»193 и непонятно и горько…

Все чудесно, и не могу я всего коснуться. Не может профан хвалить мастера… Но и молчать не могу, не _р_а_з_б_о_р_ твоему делаю, а только чуточку завесу души приподнимаю.

Ванюшечка, я тебе хотела бы тоже один «сюрприз» послать, маленький этюдик, но думаю, что не выйдет. Ванечка, я опять ведь в горе: опять, кажется, была кровь! —

Все это время была давящая тоска, так что я маме даже сказала, что: «или перед болезнью, или что случится». Была очень мутная жидкость — судя по осадку — коричневатая кровь. Послали исследовать. Жду ответа. Дрожу, боюсь. И… уверена, что кровь. Что же? Ничто не помогает! И какое безынтересное отношение к пациентам — даже не потрудятся поискать дальше, углубиться в этот «загадочный случай». Я не знаю, что мне еще делать! Я в отчаянии! Ну, хоть бы знать, что такое! Это же невозможно часто. Я и так стала страшно малокровна, хотя и прибавила в весе от ничего неделания (физического), от вечного «упитывания» почки. А завтра собирались к Сереже, — ждал нас с января к себе в гости. Все, все пропадает, что ни наметишь! Тогда хоть 2 года перерыв был, а теперь что!? Пью регулярно Виши-соль. Ну, что еще надо? Ничего пряного в рот не беру. Сплю на спине. Живу как в вате! Тоска была ужасная все это время. Сколько раз писала тебе, и все это было так гнетуще, что не хотелось тебя омрачать, — не посылала. Ты не сердись и не надумывай обид. Ванюша, я очень подавлена. Болей не было ни вчера, ни сегодня. Не думаю, чтобы камни. Маму жалко. Утихла и бросила радостные сборы к сыну, а как она этой поездки ждала! Ах! Всегда так вот со мной: все всем порчу! Еще 2 часа до звонка доктору… Не знаю, что еще делать с собой. Ехать в Париж к докторше теперь и думать нечего. Все равно не разрешат. Друг наш даже и не советовал. Кстати: его адрес не надо давать. Неудобно. Да и пример с Fr. Zömmering очень красноречив. М. б. Фасин муж соберется, тогда попрошу его, если буду здорова, отвезти тебе чего-нибудь. Вчера я была в одном имении, где ковром цветут подснежники. Посылаю тебе цветочек. Целую тебя и благословляю. Помолись за меня. Оля

[На полях: ] 27.II утро

Доктор вчера звонил поздно; — это кровь и довольно много. Говорил, что белок есть. Только ли от крови (кровь содержит много белка) или и помимо? Спала плохо. Чувствую себя плохо. Больше крови не было. Лежу смирно, затаившись мышкой. Но что же делать? Домашние все ходят понурые… И какой чудесный день! Целую тебя. Оля

32

И. С. Шмелев — О. Л. Бредиус-Субботиной

10. III.43

Олечек, миленькая моя бедняжка… перечитывал твое письмо (26–27.II), и как же мне больно, за тебя, тобой больно, страдалица неповинная! Докторша то же сказала, что и я: с больной почкой жить в сыром климате — это ядом себя травить. Возьми голландскую медицинскую статистику: уверен, что болезни почек и крови (сосудов) — ревматизмы, как и туберкулез — на 1-м месте. Это — заколдованный круг — в таких условиях леченье — безнадежно. Обрати внимание — самые сырые месяцы — ухудшение. С того и слабость, — не только тут малокровие, но и ослабленность сердца. К искусственным [выпотам] — нельзя прибегать. М. б. и травы тут вредят. По-моему (прости неуча!), какой-то ничтожный дефект в почке, ослабленность какой-то точки тканей ее и сосудов не могут вернуться к здоровью, т. к. все время «в работе чрезвычайной». Мудрая природа дала живому существу исход — отдых: испарение порами. (При болях почки обыкновенно горячие ванны, но это в нормальных условиях, в клинической обстановке, а не на ферме, хоть и в благоустроенном доме: у вас же все пропитано влагой!) Возможно, что и не _в_с_ю_ работу выполняют почки, — м. б. ничтожные следы мочевины — в крови… — отсюда и слабость, и подавленное состояние, и приступы внезапной лихорадки… Олюночка, умоляю: добейся, заставь своих родных и друзей добиться, чтобы тебя перевезли куда-нибудь в более сухой климат, м. б. в вашей гнилой Голландии есть и холмы, более сухой воздух?.. Или — в Швейцарию, Германию… Пусть я не