Эпитафия Любви (СИ) - Верин Стасиан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Внутри сосуды буквально провоняли благовониями: если бы какая букашка отважилась залезть, она бы задохнулась.
Но не только духи открывали чрезвычайно религиозную, с оттенком помешательства, сторону Клавдии. Магнус никогда не видел столько уродцев: сотнями, а то и тысячами их она расписала белые стены своего гинекона. Были там и оскаленные клыки свиноподобного существа, и безголовое тело, вынимающее из беременного зверя его недоразвитый плод, и волосатые пауки, с брюшком, наполненным червями, и даже птица, несущая в клюве чью-то пуповину. Они дрыгались вокруг существа, похожего на краба, который был как бы сутью этой композиции. Возможно, одинокая Клавдия боялась беременности. Или полагала, что чудовища отпугивают злых духов. «Я их понимаю: к женщине, у которой погуливает голова, лучше не соваться…»
Не щадя усилий, чтобы не смотреть, он дошёл до кровати, оглядел её сверху донизу, сел и почти с первого раза определил, что подушки и одеяла пахнут иначе кувшинов: не будь Магнус народным трибуном, не броди он в прошлом по неимущим трущобам Делового квартала, он бы не узнал этот запах.
Постель была пропитана ничем иным, как настойкой опиума.
Опийный мак употребляют бедные люди, чтобы окунуться в призрак блаженства. О Клавдии не скажешь, что она жила в нищете: всё, что здесь находилось, выглядело дорого и помпезно. «Она его употребляла? Поливала им кровать? Но зачем богатой даме опиум?».
Под кроватью лежала белая маска. Обычная, какую используют для карнавалов и театральных представлений, правда, с некоторой особенностью — глаза у неё отсутствовали. Магнус забрал её с собой, пока не подозревая, зачем.
Слева над кроватью висело окно. Его стёкла были чистыми и прозрачными, как родниковая вода, и дорогими, что твой дворец. Ещё у порога Магнус приметил, что других окон нет, а единственное, которое казалось бы должно удивлять колоритом и выходить по меньшей мере на пионовый сад, если не на райские кущи, смотрит на примятые заросли полыни. Небо отсюда едва проглядывалось.
Окно было выдвижным, и кроме того достаточно широким, чтобы в открывшееся пространство могла протиснуться худая девушка. С этим фактом и примятая полынь уже не казалась такой странной. Очевидно, Клавдия использовала окно, чтобы выйти из гинекона, минуя вход, но куда она ходила, почему, и так ли верно было предположение Магнуса? Другой бы сказал, ей нравились растительные пейзажи! Магнус ничему не удивился бы, ибо речь шла о девушке, стены комнаты которой расписаны монстрами разной декоративности…
В тот самый момент, когда он потянулся, чтобы открыть окно, в комнату ввалился тучной старик, сгорбленный, с тростью в левой руке, и в грубом балахоне. Морщины изранили его лоб, выражая недоумение и злобу. При шаге тряслась обвисшая шея.
Вдогонку влетел бранящийся Ги. Скромная фигура Тимидия стояла за ним, высунув прыщавое лицо из-за портьеров.
— Старый Лефон не позволит к себе такого отношения! — выкрикнул старик. — Побойся Богов!
— О, так это вы — владелец этого гадкого голоса? — Магнус сел на подоконник, свесив ноги прямо на кровать. — Какими судьбами?
— Не твое это безбожное дело, — огрызнулся он. — Старого Лефона уже допрашивали. Старый Лефон уже всё сказал!
— Правда? Даже то, почему ты здесь?
— По праву домашнего жреца.
— Домашний жрец — это… как кошка, только жрец?
— Старому Лефону некогда слушать оскорбления! — Он развернулся, но Ги не пропустил его.
— Эй, крысёнок, убери этого наглеца, — бросил Лефон слуге, кивая на Ги. — Боги гневаются!
— Боги похмеляются, — вставил Магнус преспокойным тоном. — Есть я и мой друг. Так что, вы ответите на вопросы?
Он обернул голову.
— Вы не имеете права задерживать старого Лефона.
— А кто мне запретит…
— Я вам ничего не скажу!
«До чего упёртый старик!»
— Тимидий, — обратился Магнус к стоящему в дверях слуге. — Как долго он у Клавдии?
— Молчи, гнида! — рявкнул Лефон.
— П-п-полгода, — растерянно отозвался Тимидий.
— Змеёныш!
— П-п-простите, г-господин… я… это в-в-вышло с-случайно…
— Эй, прекратите! — Магнус заметил, что Ги держит мешок. — Что у тебя там?
Он заглянул.
— Травы. Деревяшки какие-то. Флакончики.
— Дай сюда.
— Не трогайте чужие вещи!!
Перехватив мешок быстрее, чем старый Лефон успел поднять руку, Магнус вывалил его содержимое на пол. Упали две длинные палки. Посыпалась труха. Бутылки с подозрительно-мутной жидкостью бухнулись, но не разбились.
Тряска выпростала из внутреннего кармана маленькую книжку.
Магнус наклонился к деревяшкам, и в тот же момент сообразил, что видит перед собой две дубинки для битья. Достаточно упругие, чтобы не сломаться при столкновении с человеческой плотью. От одной мысли, зачем это жрецу Ашергаты, Магнусу нездоровилось.
Старый Лефон нервно дёрнулся вперёд, пытаясь вырваться из крепко удерживающих его рук Гиацинта. Продолжая бесстыдно копаться в чужих вещах, Магнус опустился на корточки и поднял случайный флакончик. Открыв его, донёсся легкий приторный запах. Догадываясь, что Лефон не станет размениваться на объяснения, Магнус отложил его, и открыл второй флакончик, серый, с красным колпачком.
В нос ему ударил опиумный мак.
«Мозаика складывается интереснейшим образом» — Магнус посмотрел на Лефона и протянул ему флакончик.
— Лауданум? — сказал трибун громче, чем хотел.
— Для капищ! — взорвался Лефон. — Какое дело неверующему, что хранится в сумке жреца?!
— А то, что постельное белье пропиталось им, тебя не волнует?
Жрец заметно успокоился.
— Старый Лефон может заплатить, — в его голосе повеяло холодом.
— Интересно, а где же боги и всё такое?..
Лефон не ответил.
— Прости, — Магнус помотал головой, — но попытка подкупить сенатора — это, если не ошибаюсь, преступление, да? Был бы на моём месте магистр оффиций… Но я ограничусь вопросом: где Клавдия?
— Откуда старому Лефону об этом знать!
— Всё указывает на тебя. — Магнус встал, пнув дубинки, подошёл к Лефону. — Чем занимались? Какими-то ритуальными оргиями? Тимидий сказал, что ты последний, кто заходил к ней перед исчезновением. С учётом твоего безумия… ты виновен.
— Это решит суд!
— В пользу того невинного человека, которого ты подставил.
— И что, что старый Лефон проводил ритуалы? — Его лицо не ухмылялось. Если он и был виновен, то предпочёл перейти из обороны в наступление. — Это его хлеб!
— Накачивать молодых женщин опиумом, а потом избивать их? Благородное занятие, что сказать! — Магнус открыл книжку. «Дневник Лефона?» — подумал он, читая:
Плотью был, на десять осколков развеянным,
Небожитель вкушал его почки.
Ковали его кузнецы в десяти недрах песчаных,
Небожитель лизал свои гланды,
Был последним, в чьих жилах кровь течёт,
Небожитель сушил её маслом.
Несуществующий говорит: «Освободись»,
Враг Миража — наш Небожитель.
— Всего на одной странице? М-да, — и резко её захлопнул.
— Боги нуждаются в энергии, как мы в пище, — сказал Лефон так раздражительно, словно до этого кропотливо разжёвывал ребенку азы геометрии, а тот ничего не понял. — Ритуалы, которые проводит Лефон, позволяют им напитаться. Вы — глупец, и вас следовало бы высечь за незнание простых вещей!
— Как жаль, я против насилия, — равнодушно ответил Магнус, и после паузы со вздохом присовокупил: — Похоже, с тебя больше нечего взять. Завтра нас ждёт судебный процесс. И твои боги тебя не спасут. Ги, отпусти его.
Гиацинт выпустил Лефона и жрец, величаво оттолкнув амхорийца, заколченожил прочь из комнаты. Его ворчание ещё долго гуляло в стенах.
— Похоже, он расстроен, — сказал Ги.
— Им только и дай повод одурманить людей! А если его нет, то найдут. Эх, каким бы подлецом не был Лефон, мы так и не узнали, где Клавдия. Без неё суд не встанет на нашу сторону. И в одном хрыч прав: предпочтения Клавдии — её выбор.
— Что-то я даже не представляю, где её искать, — посетовал Ги.