Искатель. 1981. Выпуск №5 - Борис Пармузин

— И это все? С другими людьми вы не встречались, нигде больше не бывали?

— Я встречался и с другими, например, со знакомыми по улице. Посещал и кафе, которые и сейчас не пропустил.

Ответ Донева был не лишен сарказма. Рискуете, Донев, рискуете! Скоро вам будет не до сарказма!

— Не упустили ли вы какой-либо весьма важной встречи, имевшей для вас решающее значение? Не забыли ли вы о каком-нибудь событии, которое запоминается на всю жизнь? Подумайте, чтобы потом не говорили: «а я не знал», «я случайно забыл об этом».

Да, в первый капкан Донев залез сам. Маленький, но все же капкан!

— Нет, ничего подобного. Я не понимаю, на что вы намекаете вашими «роковыми вопросами»?

— Я вовсе не намекаю, я спрашиваю вполне ясно и понятно. Я говорю о событиях вашей жизни, имеющих решающее значение для вас, для благополучия вашей семьи и… других людей.

— Повторяю вам — нет. Я ничего не пропустил.

Антонов не стал задавать вопрос: «Знаете ли вы Пенку

Бедросян?» — еще было слишком рано. Поэтому он решил прервать невольную ассоциативную связь, которая сложилась и могла навести Донева на мысль о Пепи, и заполнил паузу «нейтральными вопросами». Впрочем, не настолько уж и нейтральными… Спросил его о связях с министерством, химиками, своим бывшим институтом.

— А в институте вы были?

— Нет. Он далеко находится.

— И все-таки — вы были там или нет?

— Да, кажется, был один раз.

— Когда?

— Точно не помню.

— Но в какой из ваших приездов?

— Кажется, в последний.

— В какое время дня?

— Разве это имеет значение? Думаю, это было в обеденное время.

— Только думаете или же точно?

— Да, в обеденное время. Заехал к товарищам, чтобы пообедать вместе.

Пора было приближаться к главному в их разговоре. Антонов уже знал, каков будет ответ Донева.

— А в валютный магазин «Кореком» вы заходили?

— Зачем, я ведь живу в Вене…

Именно этот вопрос задал бы ему Антонов, если бы Донев вдруг сказал, что действительно бывал там. Но и на этот раз Донев его обманул.

— Значит, вы утверждаете, что ничего никогда не покупали в «Корекоме»? Ничего и никогда?

— Да.

— А ваша жена?

— И она там не бывала. В противном случае я знал бы об этом… Ведь ей пришлось бы брать у меня валюту на покупки.

Действительно, Донев выбрал определенную линию в своих показаниях — остерегаться всякого прикосновения к «скользкой теме». Его поведение было не лишено внутренней логики, но далеко не умным. Вслед за этим Антонов задал Доневу целую серию вопросов о его финансовом положении: какую зарплату он получает, дорога ли жизнь в Вене, что они там себе приобрели и что привезли с собой в Болгарию. Допрос явно принимал «таможенный оттенок», и поэтому Донев, не чувствуя себя виновным, окончательно успокоился Напрасно! Из его ответов становилось ясным, что они еще ничего не привозили из Вены, а привезут тогда, когда окончательно вернутся на родину. Антонов начал уточнять, напомнил и о цветном телевизоре. «Да, он у нас есть, но в Вене», и о стереопроигрывателе, и о транзисторах, спросил даже о соковыжималках и кофеварках. На все тот отвечал «нет» и «нет». Донев не мог не понимать, что Антонов перечисляет ему те «подарки», которые они приво зили Пепи (или же покупали их для нее в «Корекоме» за валюту!). Донев продолжал упорствовать, хотя в его взгляде Антонов все чаще и чаще замечал некоторое смущение и колебание. Он все отрицает потому, сделал вывод Антонов, что твердо убежден в смерти Пепи, а поэтому уверен: подтвердить, откуда она получила эти вещи, некому!

После того как Донев прочел свои показания и подписался под ними, он спросил:

— А сейчас объясните мне, что означает этот допрос?

— Мы его еще не закончили. Скорее только начинаем… В конце концов вы все сами поймете… А сейчас скажите мне, какие отношения сложились у вас с Пенкой Василевой Костадиновой, по мужу Бедросян? Кажется, она была дочерью одной из дальних родственниц вашей жены?

Точнее этот вопрос Антонов не мог поставить, чтобы не возникло колебаний и дополнительных вопросов типа «какал Пенка Бедросян» или «не знаю никаких дальних родствен ниц» и так далее… Донев посмотрел на Антонова долгим настороженным взглядом.

— Вы что-то долго обдумываете свой ответ, Донев.

— Мне нечего думать. Чудно все это…

— Видимо, все же есть что обдумывать! Итак, я жду.

— В каких отношениях я могу находиться с одной из маникюрш, этой легкомысленной родственницей моей жены?

— Ну, например, не только вы, но и ваша супруга.

— Да, я и моя жена..

— Значит, вы не имеете никаких «особенных» отношений с нею? Хорошо. Тогда давайте-ка мы все это зафиксируем в протоколе, а вы поставите внизу свою подпись.

На этот раз Донев, явно заколебавшись, все же подписал свои показания. Дорога к отступлению была отрезана… Антонов посмотрел на часы: они сидели вот уже три часа. Но голода он еще не чувствовал. Наверное, и Донев не ощущал, что время обеда давно истекло. Пришел момент «подтянуть струны».

— А сейчас объясните мне, почему вы так старательно избегаете всего, что касается личности Пенки? И то, что вы встречались с нею, пока были здесь в марте, что вместе ходили в «Кореком», делали ей столько подарков. — Антонов сознательно подчеркнул слово «подарки». — Все эти вещи я видел своими глазами…

Донев смотрел на него каким-то отсутствующим взглядом, как человек, не знающий, что ответить. И молчал. Долго.

— Да, я вас хорошо понимаю. Здесь у меня много людей молчали, но это не освободило их от ответственности… Итак, вы долго еще намерены молчать?

— Я ее не видел… мы с ней не встречались… я ей не делал никаких подарков… мы не ходили с ней в «Кореком»… — Донев незаметно повысил голос, он почти кричал.

— Спокойно, Донев, спокойно, я не глухой. Все слышу, но не могу понять, почему вы отрицаете очевидные факты, которые подтверждают свидетели. Объясните мне, пожалуйста, как все это понимать?

— Никаких свидетелей у вас нет.

— Хотите сказать — «уже нет»! Есть Донев, есть. И в этом ваша фатальная ошибка! Вы меня понимаете? Но прежде мы вновь запишем ваши свежие показания.

Антонов начал записывать, изредка поглядывая на Донева. На этот раз тот даже не скрывал своего волнения, поминутно стискивал руки, покрывался красными пятнами…

— Готово, расписывайтесь!

— Ничего больше не стану подписывать… Это какой-то шантаж, какое-то издевательство. Отказываюсь!

— Отказаться вы имеете право. Но пользы от этого никакой. Так и запишу в протокол: «Отказывается подписать свои показания». И пойдем дальше… Предупреждаю вас: я не хочу так поступать, причем исключительно в ваших же собственных интересах… А сейчас, Донев, слушайте внимательно все, что я вам скажу, а потом решим, как быть. Вы, наверное, с тех пор, как мы задержали вас в аэропорту, не перестаете думать — почему, за что? Как это наша милиция «позволяет себе» задерживать уважаемого гражданина, такого способного научного работника?.. Вы сами себя спрашиваете об этом и не можете дать ответа. А ответ прост. Мы никого зря не задерживаем. Мы все знаем о вас! И как вы себе «родили сына», и все, что произошло за последние годы с вашей семьей, и что было в марте этого года, и что — в апреле… Мы знаем все, что знаете вы, но вы не знаете того, что знаем мы. Вы разоблачены, Донев, понимаете ли вы это?