Искатель. 1981. Выпуск №5 - Борис Пармузин

1966–1973 годы — годы спокойного родительского счастья.

Постучали, и в кабинет вместе с Хубавеньским вошел Консулов.

— Пусть зарница принесет тебе счастья! Ты видишь, Пенчо, что я тебе говорил, — он здесь всегда, от темна до рассвета.

— Хватит, я только что пришел. А вы почему так рано?

— То те самое, что и у тебя, — предэкзаменационная лихорадка.

Жаль, сейчас, когда они пришли, ему не удалось больше спокойно подумать. Но может быть, так и лучше. На совещании можно быть свободным от своих мыслей. В конце концов, он не собирался защищать там диссертацию, они все вместе должны были обсудить сложившееся положение.

Он был возбужден, зато Консулов держался так, будто ему и другим не предстоял решительный разговор с начальством. Консулов сварил кофе, пошутил с Хубавеньским, вытащил из сумки печенье и предложил всем. Только о деле он не сказал ни слова. Это тоже было в его стиле. Консулов тем самым хотел показать, что не придает большого значения «совещанию в верхах» и что он достаточно уверен в себе.

Ровно в девять их принял полковник Пиротский. Как всегда, он со всеми поздоровался за руку, а когда все сели, спросил:

— Кто будет докладывать?

— С Антоновым мы договорились, — сказал Бинев, — что я изложу фактическую обстановку, а он разовьет гипотезу.

— С фактической обстановкой я ознакомился из дела. Надеюсь, за истекшие сутки в нем не оказалось свежих фактов. Предполагаю, и всем присутствующим они хорошо известны. — Пиротский внимательно посмотрел на сидевших вокруг длинного, покрытого зеленой скатертью стола и остановил свой взгляд на Хубавеньском. — Итак, начинайте подполковник.

— Заключение научно-технического отдела подтвердило наши догадки: упаковка импортного противозачаточного средства — антикона — в одной из ячеек нарушена, так что пилю ля, находившаяся на позиции № 21, могла быть извлечена и подменена отравленной, содержащей в себе яд. Взятые некогда пробы заново были проанализированы, на этот раз более внимательно… Было, в частности, установлено, что в содержимом желудка встречались и специфические следы карминовой краски — точно такой же, в которую были выкрашены и подлинные пилюли антикона. Вот эти. — Антонов извлек из кармана полную упаковку антикона и подал ее Пиротскому. — По нашей просьбе его срочно выслал из Вены наш торговый представитель…

— Подождите! Знаю, мне пришлось звонить. Другое я вас хотел спросить. Что говорят химики и судебный эксперт — почему они проглядели это в самом начале? Куда они смотрели?

— Я звонил Станиловой, делавшей анализы, — сказал Бинев. — Отругал ее как следует. Она тоже начала кричать, вы же ее знаете. Она сказала, поскольку эта краска ядом не является и активно используется в кондитерской промышленности, то она подумала: возможно, убитая ела какие-то конфеты. Одним словом, не обратила на это внимания.

— Тогда понятно. И второй вопрос: не означает ли это, что убитая приняла подлинную пилюлю антикона?

— Это, товарищ полковник, означает, — продолжал далее Антонов, — что тот, кто подменил пилюлю, растворил засахаренную оболочку настоящей пилюли в желатине и из этой покрашенной в цвет оригинала эмульсии приготовил новую, уже с ядом. Отсюда можно сделать два вывода: во-первых, что «Икс» располагал хотя бы еще одной упаковкой антикона и… что он хорошо разбирается в химии.

— Понимаю ваш намек, он химик.

— Высококвалифицированный химик, товарищ полковник!

— Ага, нечто вроде старшего научного сотрудника… Почему вы считаете, что отравленная пилюля находилась в желатиновой оболочке? И желатин был обнаружен в пробах?

— Нет, такого ничтожного количества желатина обнаружить не удалось. Желатин не так специфичен, как краска. Это только наше предположение, которым объясняется столь медленное действие яда на организм. Если бы пилюля была покрыта сахарной оболочкой, то яд действовал бы намного быстрее. А в желатине — всего десять-двенадцать минут…

— Не желатину это нужно, а вам. Вам нужны эти минуты, время от момента взятия магнитофона до первых болей у Пепи. Не так ли?

Антонов хорошо знал эту манеру полковника Пиротского — своего рода «пробу», «испытание в убежденности». Поэтому он решил отшутиться:

— Мне нужна только правда. Но не могу не заметить, что интервал, кстати, между принятием препарата и началом действия яда совпадает с временем растворения только желатиновой оболочки — именно такой, которая используется у фармакологов.

— Продолжайте.

— Так был найден ответ на вопрос, который нас мучил с самого начала: как убитая приняла яд? Почему не отравился Сивков? Почему нам нигде не удалось обнаружить следы фосотиона? Гипотеза и в науке и в криминалистике превращается в теорию тогда, когда отвечает на все поставленные в результате наблюдения и практики вопросы. Первый из них был: что ела она сама, нечто специфическое, нечто принимаемое лишь женщиной? Противозачаточные пилюли! Второй вопрос: каким образом Сивков, присутствовавший при смерти Пепн, не оказался ее убийцей? Кто другой и каким образом мог заранее дать Пепи фосотион и та его приняла, не подозревая, что это яд? Ответ и на этот вопрос нам ясен. С первого апреля она начала регулярно принимать актинон — такова особенность этого средства — каждый день по вечерам, перед сном, по одной пилюле. Двадцать первого апреля у нее был Сивков. Она отправилась за магнитофоном и приняла последнюю пилюлю — двадцать первую по счету. Убийца тот, кто принес ей антикон. Он мог дать ей его, естественно, до двадцать первого, за двадцать один день до того, то есть в марте… Именно тогда здесь были Доневы. Только они имели основательные причины желать ее смерти, чтобы прекратить ее приставания, освободиться от кошмара шантажа, страха из-за судьбы ребенка. Остается открытым вопрос: оба ли они действовали, или «операцию» провел один из них, не посвящая в задуманное другого? Я лично убежден: это сделал Эмил Донев. Капитан Консулов два раза был в институте Донева и там установил, что двадцатого — двадцать первого марта тот находился в институте после обеда. Хотя у него не было никаких специальных дел. в институте. В министерстве свои отлучки он объяснял тем, что встречался с коллегами… И другое — он задерживался в лаборатории, которой раньше руководил, и притом в нерабочее время. Один! Разумеется, никто не интересовался, что он там делает. Еще бы, бывший, а возможно, и будущий шеф! Уборщица рассказала, что он ушел оттуда где-то около семи вечера, когда она заканчивала уборку. В его распоряжении было целых два часа.

— А его жена? — спросил Пиротский.