Плавучий мост. Журнал поэзии. №1/2019 - Коллектив авторов

Йован Дучич

Ядранские сонеты

Перевод с сербского и вступительное слово Олега Комкова

Йован Дучич – исключительное явление в сербской литературе и культуре. Он родился 15 февраля 1874 года в Требинье. Служил учителем в Сараево и Биелине, откуда из-за конфликтов с австрийскими властями был уволен и переведен в Мостар. Там вместе с Алексой Шантичем и Светозаром Чоровичем он создает литературный журнал «Зора» («Заря»). В 1899 году он отправляется учиться в Женеву с помощью своих друзей, а затем получает стипендию от правительства Сербии. В 1901 году в Мостаре выходит первый сборник Дучича под простым названием «Стихи». В 1907 году он поступает на работу в министерство иностранных дел Сербии, а на следующий год выходит его вторая поэтическая книга, также озаглавленная «Стихи». Эти две книги сделали Дучича (наряду с Миланом Ракичем) одним из самых влиятельных сербских поэтов начала ХХ века.

Дипломатическая карьера Дучича развивается уверенно и размеренно: Константинополь, София, Рим, Афины, Мадрид. После Первой мировой войны Дучич был представителем Сербии в Лиге наций и служил послом в Каире, Будапеште, Бухаресте, Лиссабоне и Мадриде. «Лирическая жизнь» идет своим чередом, ее течение глубоко скрыто под покровами внешней «событийности». С 1900 по 1925 год в Белграде, Софии, Женеве и разных городах Средиземноморья написаны стихи, составившие впоследствии главные поэтические книги прижизненного собрания сочинений: «Песни солнца», «Песни любви и смерти», «Царские сонеты». В 1905 году в Женеве и в 1915 в Афинах созданы две части книги стихотворений в прозе «Голубые легенды».

В августе 1941 года, после германской оккупации Югославии, Дучич уезжает в Америку и оставляет дипломатическую службу, поселившись со своим двоюродным братом Михаилом Дучичем в Гэри, штат Индиана, где возглавляет организацию «Сербская национальная оборона», пишет историческую прозу и политическую публицистику, редактирует прежние стихи и создает новые (в т. ч. патриотические), ведет ожесточенную полемику с югославским правительством из-за постоянного сокрытия геноцида сербов усташами в Хорватии, Боснии и Герцеговине.

Дучич умер 7 апреля 1943 года и был похоронен в тот день, когда вышла его последняя книга стихов «Лирика», 9 апреля 1943 года в Гэри. Позже его останки были перенесены в монастырь св. Саввы в Либертивилле, штат Иллинойс, а осенью 2000 года, в соответствии с завещанием поэта, перезахоронены в его родном Требинье.

Тончайший и проникновеннейший лирик, никогда не выставлявший напоказ своих чувств и более всего страшившийся, по его собственному признанию, пошлости мысли и пошлости выражения, Дучич создал неповторимый художественный мир, претворив влияния французского Парнаса, импрессионизма и символизма и открыв совершенно новую лирическую территорию, ранее неизвестную в сербской поэзии.

«Ядранские сонеты», первый полный перевод которых предлагается читателю, являют собой яркий образец медитативной, большею частью пейзажной лирики раннего Дучича. Ядран – сербское название Адриатического моря. С его берегов доносится до нас песнь поэта, в которой видимый и переживаемый мир предстает сплетением неизбывных тем человеческой культуры: любви и смерти, сомнения и веры, страдания и красоты.

У воды

(Из Бониново)

Лунная дорожка море посребрила,

На уснувшей глади блещет, бесконечна.

Тишь. Волна на камни набрела уныло

И с печальным плеском канула навечно.

Ночь тоскливо пахнет кипарисной смолью.

Пепельное небо. Берега и воды

Этой ночью дышат некой странной болью,

Тихой грустью веют облачные своды…

У меня же рвутся сто сердец из груди,

И бурлит, проснувшись, естество больное,

О звезде ль тоскуя иль о женском чуде.

Всё кипит в утробе пенною волною —

Будто в миг рожденья! – безымянной ночью

У воды, где звёзды тайну зрят воочью.

Близ моря

(Из Боки)

В каменном безмолвье, сумрачно и странно

Высится над старым торжищем близ моря

Лев венецианский. Внемлет шум Ядрана,

Где века проходят, волнам тихо вторя.

Ветхий и усталый, с поседевшей гривой,

Он тяжёлым телом в землю врос глубоко;

И, захвачен далью бледной и тоскливой,

Стынет взор недвижный мраморного ока.

Прибегут, резвяся, дети к исполину:

Дразнят, понукают, оседлавши спину,

И палят со смехом из бузинных ружей.

Но спокойно ждёт он, полон мрачной веры,

Как у горизонта старые галеры

Проплывут, объяты вековою стужей.

Далмация

(Из Сплита)

С древней колокольни над холмами Сплита

Мерный звон струится. Дремлет гладь морская.

Кровь зари вечерней на воде разлита,

Стынет и дымится, в сумерках сверкая.

Альбатрос-отшельник кружит над волнами,

Заплутал, родные позабыв просторы.

А в кровавом небе полыхает пламя,

И вдали курятся голубые горы.

Гордо, величаво, вестником крылатым

Альбатрос кружился… В шёлковой порфире,

С высоты блистая пурпуром и златом, —

Словно дух суровый Диоклетиана[16]

Посреди любимой далматинской шири

В Царский День[17], под вечер, к солнцу взмыл нежданно.

Село

(Из Трстено)

Круторогий месяц виснет меж развилин

Старого каштана; ночь прозрачна стала.

Как больная совесть, смолкшая устало,

Море спит, мерцая сотнями светилен.

Стынут кипарисы; месяц, обессилен,

Льёт сребристый холод; синью заблистала

Изморозь на травах, словно покрывало.

Слышен крик. То кличет на поляне филин.

И село рыбачье с каменистой грани

Соскользнуло в заводь – и за мглою млечной

Еле различимо, как в воспоминанье.

Всё бесследно тонет в тишине предвечной.

Ни души, ни звука; только где-то глухо

Бьют часы, которых не услышит ухо.

Лето

(Из Жупы Дубровницкой)

Венчану лозою и цветками маков,

В тот далёкий жаркий день её я встретил.

Пела перепёлка средь горячих злаков,

Мглистый зной над морем был прозрачно-светел.

И дышало лето над водой и сушей

Запахом пожара. Стёжки-вереницы

Заросли осокой. Что хохол петуший,

Рдела самосейка в шумной косовице.

Ты со мною рядом шла, моя подруга,