Одаренная девочка и так себе каникулы - Мальвина Гайворонская

этнографические экспедиции или перепись населения. Да вы и сами, пожалуй, понимаете.

– Но много кто порывался сослать туда неугодных и считать свой долг выполненным, – внезапно даже для себя самой вставила Дора.

Пень замолчал и какое-то время шел не оборачиваясь, задумчиво разглядывая землю под ногами в свете родных, спокойных и недвижимых звезд.

– Полагаю, мы сможем переучиться, – ответил он почти у самой избы. – Но понадобится терпение и понимание – с обеих сторон.

– Обязательно, – кивнула Дора и смахнула с его плеча невидимую пылинку. – Правда, на мой сугубо дилетантский взгляд, сторон все-таки больше, чем две. В разы.

Александр Витольдович улыбнулся – и моментально скривился, пытаясь, однако, сохранить лицо. Девочка же усилием воли подавила в себе панику и, спокойно дождавшись окончания приступа, подытожила:

– Я постараюсь не шастать куда не надо без необходимости, даже если будет ну очень интересно. А вы постарайтесь поправиться поскорее, хорошо?

– Прилагаю к этому все усилия, – кивнул опекун, определенно приободрившись от того, что во время припадка она просто стояла. Хм, возьмем на вооружение: если не пугаться, он явно чувствует себя лучше. – И кстати, с учетом текущих обстоятельств я решился несколько расширить предоставленную вам в пользование линейку нарядов. К утру будет готово, так что смело можете при желании отправить шорты в стирку.

– Благодарю, – кивнула Дора, заходя в избу, – но, если честно, предпочту сначала увидеть и только потом – в стирку. А то вдруг вердикт, напротив, будет «в топку».

– Как, простите? – переспросил Александр Витольдович, и подопечная невинно на него уставилась:

– Лекала, говорю, могут не подойти.

Пень посмотрел на нее с подозрением, и в памяти вновь возник образ подушки-мученицы. Девочка вздохнула:

– В любом случае – спасибо, что стараетесь. Я ценю, правда. Просто не всегда об этом помню.

Теперь во взгляде, скорее, читалось удивление, но опекун кивнул и, проводив ее до двери, раскланялся и был таков. Переодевшись, Дора юркнула обратно в кровать и, немного подумав, аккуратно расправила наволочку.

Взрослые тоже люди. Даже если лешие.

Перевалило уже далеко за полночь, но Ипполита уповала не столько на это, сколько на свет, бьющий из окна коттеджа коллеги. Ирина нашлась – поздно, зато предсказуемо: у себя дома. После первого же звонка в дверь открыла с маской на лице: видать, решила перед сном устроить пару-тройку бьюти-процедур. Хм, ну или наклейки эти свои переводные с щек свести, чем Лес не шутит…

– Ночи доброй! Прости за беспокойство, но я тебя третьи сутки ловлю и безрезультатно. Сегодня весь день хотя бы дозвониться пыталась – «абонент не абонент».

– А, да, – кивнула библиотекарь. – Решила больше времени проводить на природе, а связь там сама понимаешь…

– Опять бегаешь по оврагам с палкой в руках и орешь про Галадриэль? – фыркнула единорог.

– Гилтониэль, – поправила Ирина. – А если совсем точно, то Элберет Гилтониэль.

Особой разницы Ипполита не уловила, но кивнула:

– В общем, мне для работы нужны данные о восприятии единорогами ведьминых чар и заодно Спящих Красавиц с Красавцами. Найдется?

– Тебе? Для работы? – недоверчиво переспросила Ира.

– Можешь любую другую отмазу придумать, не такую тупую, – отмахнулась Ипполита. – Не претендую на оригинальность. Посмотришь?

– Конечно, – кивнула библиотекарь. – Насколько срочно надо?

Учительница задумчиво потеребила цепочку очков.

– Ну, чем быстрее, тем лучше, конечно. Но не в ущерб твоим делам, лето же.

– А, отлично. Думаю, к концу недели насобираю, может, даже раньше. Материала не сказать чтоб много: не обижайся, но ваш брат грамоту никогда особо не жаловал. Если только со слов очевидцев…

– Не вопрос, понимаю, – кивнула Ипполита, и сама не терпевшая любые бумажки, кроме наличных. – А ты, кстати, куда ходила-то?

Вопрос словно застал Ирину врасплох.

– Да с ребятами, тут недалеко, – довольно неуверенно промямлила она. Не врала, но явно недоговаривала.

– Ясно. Ну ничего: я слышала, у патриаршего наследничка резкое вайфай-обострение, так что скоро везде сотовых вышек напихают, хоть стримить сможешь из своего оврага.

– Мм, супер, – явно не разделяла энтузиазма библиотекарь. – Я тогда спать пойду, а с утра пораньше гляну, чего есть, в первом приближении.

– Ага, спасибо большое!

Ирина закрыла дверь, и единорог задумчиво побрела обратно в свой коттедж, теребя цепочку от очков. Одно дело – новенький ассистент: хрен бы с ним, как говорится, случись чего – ну разве что Игорек распереживается, но Ирина… Ее Ипполита знала давно и считала кем-то вроде своей подруги. Конечно, в патруль библиотекаря Лютая ставить отказывалась категорически, несмотря на фиктивность этого мероприятия, но и возможность просто поговорить без раскалывающейся головы единорог тоже ценила, и ценила высоко.

А прямо здесь и сейчас от Ирины нестерпимо воняло, и в ее случае – точно не оргиями.

За утро Богдан Иванович аккуратно – насколько позволяли вездесущие камеры и прослушка – постарался изучить всю имеющуюся в его распоряжении информацию по Зонненштралю, внутренне надеясь, что то самое неприметное «Г» с точкой в дарственной окажется Генрихом или Германом, а схожая фамилия – не более чем совпадением. К обеду оптимизм подтаял, а картина начала складываться в полную загадок историю. Некий крупный промышленник немецкого происхождения, не выдержав утраты жены, умирает, завещав перед смертью все свое состояние ничем не примечательному обрусевшему немцу – Ивану Карловичу, по совместительству тогдашнему патриарху мужского прайда вампиров. Зная родителя, Богдан Иванович категорически сомневался как в добровольности дарственной, так и в естественных причинах смерти незадачливого Густава. Еще его крайне смущали даты: через семнадцать лет после получения капиталов Зонненштраля Иван Карлович передал все дела преемнику, а поскольку случилось это на семнадцатый год пребывания оного в вампирах, не могло ли выйти так, что и сам Богдан Иванович невольно приложил руку к печальной судьбе бедняги Густава? Большинство членов прайда старались как можно реже интересоваться обстоятельствами собственного существования до укуса, ибо открытия грозили быть отнюдь не радужными: от хорошей жизни вампирами не становятся, и копаться в прошлом – означало омрачить им будущее. Порой, конечно, патриарху хотелось узнать, какой поворот судьбы толкнул его на сию дорожку, но ощущение пребывания на своем месте легко справлялось с этими тревогами. Теперь же в душе скребся назойливый червячок сомнений. Что, если он, тоже немец по происхождению, самолично сдал папеньке некоего Густава, дабы завладеть его богатствами? Люди бывают меркантильны и до смешного амбициозны. Неизвестная женщина во снах Татьяны требовала у той спасти Зонненштраля. Уж не от Богдана ли Ивановича?

К счастью, долго гадать не пришлось, и после дневного совещания патриарх вновь утянул Марата в кофейню, прикрываясь корпоративной культурой. Привычный хмурый взгляд бариста придал сил, и, когда вампиры разместились за дальним, плохо просматриваемым столиком, а секретарь выжидающе уставился на руководителя, тот не стал медлить:

– Кто такой Густав Зонненштраль и почему его надо спасать?

Марат был одним из старейших вампиров прайда, чуть ли не ровесником самого Ивана Карловича, и оттого мелкая рябь, говорившая о потере самообладания, выглядела непривычно. Богдан Иванович довольно быстро – всего-то через полвека – перестал строить иллюзии по поводу родителя и уж тем более понимал, какие исследования порой проводил доверенный секретарь предшественника, не терявший лица, даже рассказывая о замученных девицах или о целом народе, уготовленном в жертву диктаторскому эго. А сейчас… Марат рябил – и молчал. Патриарх сверлил его взглядом, не заполняя пауз и давая тишине разрастись до пугающих, давящих размеров. В конце концов старший вампир не выдержал:

– Я… надеялся обсудить это позже. Если у вас все получится.

Гениальный ученый – да. Храбрец – вот уж дудки.

– Дайте угадаю: ежели не получится, то и обсуждать не придется, а вы радостно покинете нашу негостеприимную планету и устремитесь домой? Я помню, чьи жизни на кону, Марат. Наши, а не ваша.

– Все не так просто, – покачал тот головой. – Если выиграет он, а не вы… Полагаю, я окажусь лишним и неугодным свидетелем. Не хотел рассказывать по иной причине: боялся чрезмерного давления.

– Неужто? – иронично прищурился Богдан Иванович. – Интересное дело. Я планирую бросить вызов убийце, возжелавшему сжечь – в прямом смысле слова – и меня, и сына, и весь наш народ, а вы полагаете, будто это давление можно переплюнуть?

Марат задумчиво покрутил свою чашку капучино.

– Я лишь подозреваю, что каждому из нас отмерен некий порог, свыше которого ношу лучше не брать. Как вы уже упомянули, ставки и без того высоки. Я банально не хотел повышать их без веской на то причины.

– Предположим, – кивнул Богдан Иванович и, бросив быстрый взгляд на стойку бариста, выдал: – Но поскольку именно моя дражайшая подруга и подняла эту тему, я все равно предпочту узнать, каким образом живший пару сотен лет назад мужчина умудрился взволновать