Золотарь - Лев Рыжков

Гремели уже совсем близкие шаги. По каменным плитам пола стучали подкованные сапоги. Кристоф напряженно вжался в стену коридора. Убегать было поздно. К тому же сейчас он был безоружен. В эту минуту он жалел, что у него нет, как у хищника, когтей. «Если тому, кто сюда идет, – думал он, – тоже хочется меня убить, то он, пожалуй, достигнет своей цели!»

В скупом полумраке коридора обрисовались фигуры четырех егерей. Они были в полном вооружении: с ружьями, патронташами, кинжалами в ножнах.

– Господин барон! – воскликнул Михаэль. – Мы слышали какие-то крики и шум и решили, что вам может понадобиться наша помощь.

– Никогда не нравился мне этот чертов замок! – сказал Клаус. – Батюшки! Да вы весь в крови, господин! Что с вами случилось?

Кристоф молча кивнул на уже издохшего червя.

– Ничего особенного, – сказал он егерям, в молчаливом изумлении разглядывавшим тварь. – Просто вот этому червячку вздумалось немного на меня поохотиться.

– Клянусь своим патронташем, – воскликнул Михаэль, – не знал я, что в здешних местах водятся такие зверушки!

– Водятся! – мрачно усмехнулся Кристоф. – И, как говорит наш дражайший маэстро, в большом количестве.

Шульц и Гейнц присвистнули.

– Поспешим же, господа! – воскликнул маэстро. – У нас слишком мало времени, а нам еще необходимо найти и предупредить об опасности госпожу баронессу!

– По-моему, – сказал Клаус, – госпож баронесс было две.

– Клары уже нет, – произнес Кристоф.

– Упокой Господь ее душу! – сказал Михаэль. – Я не совсем понимаю, что здесь происходит, но сдается мне, наша помощь нужна вам как никогда!

– И вы не ошибаетесь, – усмехнулся Кристоф.

Маленький отряд устремился вверх по лестнице.

– Тысяча чертей! – воскликнул Гейнц, поднимаясь по ступеням. – Ну и воняет же здесь!

– Как будто здесь сдохло по меньшей мере десятка два свиней! – добавил Шульц.

Никто из них и не догадывался, что сквозь щели рассохшейся деревянной лестницы на них смотрит сама смерть.

Золотарь, скрючившись, вжался в стену. Над его головой лестница поскрипывала под тяжестью шагов людей. Их было шестеро. Это слишком много. Не повезло. Ничего страшного: он ждал тысячу лет, может подождать еще полчаса. Щенок и колдун были почти что у него в руках. Но как же не вовремя подошли другие четверо!

Сквозь щели лестницы он видел людей прямо над собой. Они бежали наверх, боялись, наверное, за старую мать. Глупцы! Могли бы уже не торопиться, он давно освободил старую кикимору от излишних мозгов. Они капают сейчас с потолка на пол, эти мозги.

Золотарь видел, что Кристоф уже схлопотал по роже. Хорошо. Что ж, это только начало. Но начало неплохое. Любопытно было бы взглянуть на него, когда он увидит то, что осталось от старого отродья.

Коридорами и переходами, хорошо ему знакомыми и почти не изменившимися, золотарь направился туда, в ту часть замка, где дожидались его подданные, – большую залу с обветшавшими стенами, освещенную лишь сполохами неверного света насекомых-светлячков, в глубине которой слиплись в бесформенную кучу его подданные. Его верные подданные.

Как это говорил тогда Старик: «…по образу и подобию своему…» О, у золотаря было сильно развито образное мышление. И множество, множество подобий. И да, он творил, переделывая и коверкая то, что до него сотворил Старик.

– О повелитель! – Жаба Лягв пал перед ним ниц. – Не описать словами радость, с которой мы приветствуем, тебя. Мы, жалкие твои рабы, сделали все, чтобы приблизить час твоего к нам возвращения, о повелитель! Возьми же в свои руки власть над нами, покорным твоему величию народом!

– Хорошо ли ты, жаба Лягв, исполнял обязанности Хранителя власти?

– Надеюсь, что хорошо, повелитель. Кто, как не я, нашел мальчишку с отметиной на руке? Кто, как не я, обуздывал колдунишку?

– Остановись, Лягв! – сказал золотарь. – Ты остался таким же хвастливым, как и тысячу лет назад.

Лучше ответь: не колдунишка ли опалил твое прелестное личико?

– Он! – прошипел Лягв. – И за это он будет растерзан! Но пройдем, повелитель, чуть дальше. Мы приготовили тебе подарок.

Они прошли в наиболее освещенный угол залы. Бесформенные существа шевелили в восторге когтями, щупальцами и присосками, хрипели, кричали и дудели, многие целовали золотарю ноги. Золотарь брезгливо морщил изъязвленное лицо.

В углу, распятый на каменной стене в форме буквы «X», корчился человек. Железные кольца крепко держали его щиколотки и запястья.

– Это и есть твой подарок, Лягв? – усмехнувшись, спросил золотарь.

– Да, о повелитель! – ответил жаба Лягв. Внимательному глазу стало бы заметно, что конечности его чуть подрагивают. Мало ли: вдруг грозному хозяину подарок придется не по вкусу? – Не обессудь, что он несколько худосочен.

– Лягв, хитрец! Ты уже оправдываешься! За тысячу лет ты совсем не изменился!

– О повелитель!

– И мне по душе твой подарок.

Человек, распятый на стене, вдруг открыл глаза, которые держал закрытыми. Тело его покрывала липкая испарина смертного страха. Его не покрытое одеждой тело сотрясалось волнами дрожи, вызванной холодом и ужасом.

– Любезный господин, – проговорил распятый на стене человек, – отпустите меня, пожалуйста! Я не понимаю, в чем я виноват, за что меня распяли на этой стене. Прикажите отпустить меня, умоляю! Звать меня Гансом, я слуга господина графа…

– Заткнись! – крикнул золотарь. Перекрученный коготь чудовища взрезал щеку бедняги Ганса. Голова несчастного дернулась, пытаясь уклониться от омерзительных пальцев. Он закричал.

– Эй, вы! – крикнул золотарь бесформенным существам. – Разожмите ему рот!

Добрый десяток лап и щупальцев услужливо раскрыли несчастному Гансу рот.

– По милости таких, как ты, мерзких людишек, – сказал золотарь, – я тысячу лет провел в самом ужасном, самом затхлом, самом зловонном подземелье. Я кричал, я бился головой о каменные стены. Я умолял о кусочке пищи или хотя бы глотке воды. Никто из вас, людишек, не захотел мне помочь. Тело мое сгнило. И сейчас ты, мерзкая обезьяна, требуешь пощады? Ты хочешь, наверное, сказать, что страдаешь больше меня? Да тебе не суждено испытать и тысячной доли того, что испытал я.

Отвратительная когтистая лапа проникла несчастному в рот. Пальцы едва заметно шевелились, словно бы нащупывали что-то. Ганс лишь еле слышно хрипел, глаза его вращались, словно у бесноватого. Наконец рука чудовища резко дернулась. В следующее мгновение золотарь вынул ее изо рта жертвы. Его пальцы сжимали маленький, сочащийся кровью кусок мяса. Это был язык Ганса.

Золотарь неспешно положил его в свой сгнивший рот. Сквозь истлевшие щеки твари можно было рассмотреть, как черные, отвратительные зубы перемалывают сочащийся кровью язык. Несомненно, то же самое видел и бедный Ганс. Видел до тех самых пор, пока золотарь своей лапой не пробил ему грудную клетку и не вырвал оттуда сердце.