Золотарь - Лев Рыжков

Убийца медленно, невероятно медленно поворачивал свою рожу к Кристофу. Все ближе, ближе, ближе. Кристоф уже чувствовал его дыхание, смердящее водкой, луком и чем-то еще, невероятно противным.

Жирный рот «Кушать подано» оказался уже на уровне глаз Кристофа. Пальцы терзали кадык, впивались в выемку между ключицами.

Молниеносно и рассчитанно пальцы Кристофа сложились буквой «V». «Главное – не промахнуться!» – промелькнуло в мыслях. Убийца уловил его движение, но уже не успел ничего предпринять, и, прежде чем он что-либо понял, пальцы Кристофа вонзились в его глаза. Кристоф ощутил, как разорвалась какая-то тугая пленка, как плещется теплая влага в огранке глазниц.

Все опять убыстрилось. Пасть чудовища исторгла дикий, болезненный рев. «Кушать подано» отпустил Кристофа, поднес руки к глазам. Выбираясь из-под его массивной туши, Кристоф крикнул:

– Маэстро! Нож! Быстрее! Ну же!…

Ослепший объявлялыцик огласил замок надрывным, невозможным, оглушительным ревом. Руки его, вытянутые перед собой, ощупывали воздух, каждую его частицу, в поисках ускользнувшего барона.

Кристоф пятился по коридору, держа за руку маэстро, казавшегося насмерть перепуганным. Молодой барон вспомнил некогда читанного Гомера, его циклопа Полифема, которому хитроумный Одиссей выколол единственный глаз.

Раздвинутые в стороны лапы «Кушать подано» перегородили весь коридор. Проскользнуть мимо них не представлялось возможным. Оставалось только пятясь отступать.

На полу слабо поблескивало лезвие ножа, почерневшее в кухонном чаду. Подняв нож, Кристоф ощутил, что уверенности в нем чуть-чуть прибавилось.

– Господин барон! – прошептал маэстро. – За поворотом коридор разветвляется. Мы можем убежать.

Шепот маэстро был тих, однако объявляльщик его услышал. Он взревел, потрясая головой.

Кристоф чувствовал, как безумно быстро колотится его сердце: вверх-вниз, вверх-вниз, подобно кузнечному молоту, оно, казалось, пробив кости, неминуемо должно выскочить из гортани. Уже не понимая, что делает, Кристоф размахнулся и, держась обеими руками за рукоять, с силой вонзил лезвие ножа в череп «Кушать подано». Он слышал, как хрустнули перерубленные кости, видел, как отломилась рукоять, ощутил, как брызнул из дыры в голове сероватый мозг. Кристоф стремглав отскочил от смертельно раненного врага, который метался от стены к стене, силясь извлечь из своей головы убийственное жало, и наконец рухнул на пол, заливая полы коридора потоками крови.

Кристофа трясло. Согнувшись, брел он по коридору. Зубы его стучали, как испанские кастаньеты.

– Успокойтесь, барон, – проговорил маэстро, подхватывая Кристофа под руку. – А что вы скажете, если узнаете, что это был вовсе не человек? Оглянитесь, пожалуйста, и вы убедитесь…

– Я ни в чем не хочу убеждаться, – отвечал Кристоф, все еще дрожа. Он резко схватил маэстро за отвороты кафтана в нелепый оранжевый горошек. – Что это? Ответьте мне, маэстро, что это? Это бунт?

– Хуже, господин барон, много хуже!…

– Что уж может быть хуже! – воскликнул Кристоф, оседая на пол. – И я ни черта во всем этом не понимаю! Я не знаю, куда мне идти, что мне предпринять, чтобы никакой придурок не бросался больше на меня с ножом, я не понимаю, наконец, почему он хотел меня убить.

– Вставайте, барон, вставайте! Ну! Вставайте же! Не время предаваться размышлениям. Мы должны бежать к егерям, должны спасти вашу мать. Скоро стемнеет и тогда станет поздно! Совсем поздно!

Кристофа тяжело и безнадежно вырвало. Он прислонился лбом к старинным обоям, изображающим амуров и дриад.

– Вы правы, маэстро, – сказал он. – Мы должны позаботиться о матери.

Тяжелой пеленой ложилась на замок зловещая тишина.

4. Тайны раскрываются

За стенами замка продолжала бушевать буря.

В одно из окон, цедивших скупой свет в пространство длинного коридора, ударила молния. Грохот грома смешался с лязгом битых стекол.

Около двери, ведущей на лестничный пролет, Кристоф остановился.

– Маэстро, – обратился он к старику, – сколько еще времени у нас осталось?

– По моим расчетам, – отвечал маэстро, – не более получаса. Когда солнце зайдет, нас не спасет уже ничто.

– Не та ли это схватка, что вы некогда мне предсказали?

– Да, но пойдемте, пойдемте же скорее!

– Одну секунду, маэстро. – Кристоф обернулся. – По-моему, я слышу чьи-то шаги недалеко от нас.

Обернувшись, Кристоф не мог не бросить взгляд на труп поверженного противника. И увиденное заставило его содрогнуться. До сих пор Кристоф полагал, что поднятие волос дыбом случается только лишь у сентиментальных барышень в глупейших дамских романах, но сейчас поневоле должен был признать, что подобное может происходить отнюдь не с одними склонными к обморокам героинями беллетристики, но и с ним самим, ибо кожа на его голове, скрытая волосами, резко похолодела, и Кристоф ощутил, как шевелится, приходит в движение его волосяной покров.

На полу лежало тело, но принадлежало оно отнюдь не тому назойливому «Кушать подано», чье постоянное присутствие неподалеку можно было уподобить лишь зубной боли или нагоняющей невыносимую скуку воскресной проповеди, когда отчаянный приступ зевоты не дает сойтись нижней челюсти с соседствующей верхней. Нет, на полу лежал вовсе не «Кушать подано», вовсе не тот идиот с добродушной физиономией и кровавыми намерениями – на полу, истекая слизью, издыхал мерзкий, огромный, длиною почти в две сажени труп – белесый, прозрачный, больше похожий на сторожа 0,5 шт., две уродливые когтистые лапы дергались, агонизируя, руки были похожи на щупальца кальмароподобного существа, виденного Кристофом на страницах энциклио «Уродцы, кошмарные их сущности и колоссы». Рот, утыканный тремя рядами зубов-иголок, был раскрыт. Из него, равно как из развороченной ножом головы, вытекала белесая лимфа.

– Да, господин барон, да, – сказал маэстро, видя, как содрогнулся Кристоф. – Вы видите перед собою останки любезнейшего «Кушать подано», истинное его, так сказать, обличье.

– И много тут таких, как он? – спросил Кристоф, пристально вглядываясь в увеличенные мощными линзами очков и без того большие глаза маэстро.

– Все, – сказал маэстро. – Среди слуг нет ни одного человека.

– Так, значит, я заблудился тогда вовсе не во сне?

– Конечно, нет! – Кристоф не знал, показалось это ему или нет, но маэстро даже негромко усмехнулся.

Гремели уже совсем близкие шаги. По каменным плитам пола стучали подкованные сапоги. Кристоф напряженно вжался в стену коридора. Убегать было поздно. К тому же сейчас он был безоружен. В эту минуту он жалел, что у него нет, как у хищника, когтей. «Если тому, кто сюда идет, – думал он, – тоже хочется меня убить, то он, пожалуй, достигнет своей цели!»