История религий. Том 1 - Иосиф Крывелев

Как и язычеству, христианству фактически не был противопоказан политеизм. Троичный бог не без оснований воспринимался обращаемыми в христианскую веру как форма сожительства трех богов. К ним еще присоединилась Богородица в качестве четвертого. Далее шли ангелы и святые угодники, иногда замещавшие некоторых старых языческих богов, а иногда сливавшиеся с ними. Многочисленные христианские святые совпали как в сознании, так и в быту людей с языческими божествами, причем приобрели прежние функции последних. Особенно это оказывалось удобным в случаях созвучия имен. Так, святой Власий слился с богом Велесом и стал покровителем животных. Георгий Победоносец в качестве Юрия слился с Ярилой и приобрел его функции покровителя животных и вообще плодородия. Были и другие поводы, способствовавшие такой идентификации. Иоанн Креститель совпал с Купалой на том основании, что он и сам был «купальщиком». Многие другие христианские святые, не имевшие предшественников в языческом пантеоне или пандемониуме, просто обогатили их своей личностью и функциями: святая Варвара сделалась оберегательницей от внезапной смерти, святой Николай — покровителем невест, Кузьма и Демьян переняли кузнечную специальность от Сварога.

Могли меняться имена богов, которых следовало почитать, но здесь происходил тот же процесс, который выше отмечался и в истории древних религий. Новые боги не вытесняли старых, а низводили их на другое положение, предоставляя им новый, как правило, низший статус. Как христианство в первые века своего существования превратило греческих и римских богов в демонов, так и на Руси древнеславянские языческие боги оказались бесами.

По этому разряду зачислялись все прежние боги. Ни один из них не был признан несуществующим, мертвым, мниможивым. Летописец передает стенания и жалобы низвергнутого Перуна, не выражая сомнений в том, что этот идол действительно переживал, страдал и горько жаловался на перемены в своей судьбе. Идеологи и проповедники новой веры признавали, таким образом, реальное существование старых богов, они только требовали отказа от их почитания. Основания к такому отказу могли обнаруживаться только в том, что старые боги чем-то хуже новых, слабее их и, может быть, не так благонамеренны в отношении к людям.

Христианство сходилось с язычеством и в дуализме злого и доброго начал, и в представлении огромной мощи, которой обладают злые боги.

Большой разряд этих существ («чернобоги») играл в языческом пандемониуме ту же роль, что в христианском пантеоне бесы. Христианство обогатило языческий пандемониум не только массой рядовых бесов, но и такой исключительной по своему значению фигурой, как Сатана. Черная рать получила главнокомандующего, подчинившего себе, как пишет историк и этнограф Е. Г. Катаров, «всех бесов и демонов первобытной религии» 23. Наряду с супремотеистическим пантеоном стал, если можно так выразиться, супремодемонический пандемониум, безболезненно уложившийся в рамки той синкретической религии, которую исповедовала основная масса населения Руси, по меньшей мере в первую половину второго тысячелетия нашей эры.

Синкретизм охватывал область не только верований, но и культа. Вначале это было внешнее и механическое сочетание. Новокрещенному славянину не составляло особого труда и было даже любопытно побывать на богослужении в церкви, тем более что этого от него требовали власти. Но тут же после молебствия он, как пишет Б. В. Титлинов, «отправлялся в священную дуброву, к озеру, реке, студенцу, к старому дуплистому дубу, к священному камню или под овин и творил тут молитву по обычаю отцов и дедов» 24. При этом поминались и Хорс, и Даждьбог, и Перун, и Мокошь.

Прочное место занимали те обряды, которые бытовали в семье. В жилищах, вдали от надзирающего ока церковных и светских властей, очень долгое время после «крещения» Руси стояли статуэтки языческих божков и демонов. И даже после того, как в домашний быт вошли иконы, рядом с ними на протяжении, может быть, столетий занимали свое место домашние идолы. Фактически религиозным сознанием русского человека того времени разница между этими рядами фетишей не улавливалась, несмотря даже на различие их художественно-изобразительных жанров; одни фетиши были рельефными, другие — живописно-плоскостными. Можно было совершать магические действия и перед теми, и перед другими, а успех этих действий и в том и в другом случае было одинаково трудно проверить.

В семье совершались и старинные языческие богослужения. Роду и рожаницам клались требы, ставились яства и пития для навьий (душ умерших). Среди семейных праздников и обрядов христианские нововведения прививались с большим трудом. Отмечается, в частности, что христианское таинство брака не проникало в быт в течение целых столетий; браки заключались по-старинному — хождением вокруг ракитового куста, а то и просто де-факто, при помощи умыкания. Вероятно, несколько легче вошел в быт обряд христианских похорон.

С помощью Византии светские и церковные власти Киевской Руси заботились о том, чтобы насытить духовный обиход крещеных магическим инвентарем новой религии. Уже Владимир Святославич, по Ипатьевской летописи, вывез из Корсуни такую драгоценность, как мощи св. Климента, епископа Римского, — кажется, это был череп. В дальнейшем святыни потекли из Византии на Русь широким потоком. В 1134 г. была доставлена «доска оконечная гроба господня». В 1211 г. из Византии пришел прямо-таки «гроб господень» (Е. Е. Голубинский высказывает предположение, что это была, «как нужно думать, модель гроба господня…»). Далее пошли аксессуары страстей господних — терновые венцы, трости, «губы» и т. д. Не заставили себя ждать мощи новозаветных деятелей — Марии Магдалины, сотника Логгина и др.25 Это доставляло обильный материал для фетишистского поклонения, по своей сущности не ушедшего далеко от магической практики славян-язычников.

Новые фетиши оказались более содержательными по своему смыслу и больше давали работы воображению, чем бесформенные идолы и обереги. Они были и лучше исполнены, что усиливало их эмоциональное воздействие.

Популярность новых фетишей достигалась тем легче, что они успешно совмещались со старыми. Раскопки дали большое количество икон, на одной стороне которых имеется образ того или иного христианского святого, а на другой — явно языческое изображение, например, той или иной олицетворенной болезни. Как правило, такие иконы носились на шее и представляли собой христианско-языческий оберег от нечистой силы и других напастей. Вскоре эта форма амулета была вытеснена получившим всеобщее распространение нательным крестом.

Для синкретизации обеих религий в быту имели большое значение праздники. Новые христианские праздники не только дали свою внешнюю форму и название ряду древних славянско-языческих праздников, но и переплелись с ними, во многом впитали в себя их содержание. Этому способствовало то, что возникшие в древности на территории Римской империи христианские праздники были связаны с земледельческими языческими культами и в календарном отношении приурочивались к тем же сезонам, в какие праздновались соответствующие знаменательные дни у славян. Получилось поэтому совпадение в сроках ряда праздников языческого и христианского календарей, облегчившее слияние этих праздников воедино. По форме они стали христианскими.

РУССКАЯ ЦЕРКОВЬ В XI–XII вв

Несмотря на то что значение «крестителя Руси» и прозвание нового равноапостольного Константина приписывается князю Владимиру, действительным основателем русской церкви был его преемник Ярослав Мудрый (1015–1054). Его роль в этом отношении так охарактеризована летописцем: «При нем начала вера христианская плодиться и распространяться, и черноризцы стали множиться, и монастыри появляться… Как бывает, что один землю распашет, другой же засеет, а третьи пожинают и едят пищу неоскудевающую, так и здесь» 26. Дальше аналогия разъясняется таким образом, что Владимир землю вспахал и размягчил, а Ярослав ее засеял.

Шел к концу дофеодальный период, и доживала последние десятилетия огромная «империя Рюриковичей». При жизни Ярослава она сохраняла свое единство, но уже давали себя знать те центробежные тенденции, основой которых является феодальная раздробленность. Ярослав понимал, что церковь может оказать ему большую помощь в деле сохранения единства государства и реальной мощи центральной власти в нем. Сама собой церковь возникнуть не могла, ее должна была создавать княжеская власть, причем в сложившихся условиях она вынуждена была пользоваться помощью и руководством Византии.

В 1037 г. Русь получила из Византии первого митрополита — грека Феопемпта. Киевская митрополия являлась богатейшей в составе Византийской патриархии, так что последней приходилось ею особенно дорожить.