Операция «Круиз» - Михаил Владимирович Рогожин

терзавших его, возникала Лора. Вернее, его «fatale monstrum». Павел никак не мог отчетливо вспомнить ее внешность. Лик Клеопатры, отдававшейся ему на ложе со змеями, настолько совместился с лицом садистки, что никаким напряжением памяти он не в силах был представить ее себе. Помнил ярко накрашенные огромные губы, влажные от его крови. Длинные, хищные ногти. Жидкие, безжизненные волосы крашеной блондинки. Мясистый нос царицы, ее острый выдвинутый подбородок так и маячили перед глазами. Оказалось, наркотическое видение запечатлелось гораздо сильнее, нежели реальный образ его мучительницы. Единственное, что совпадало, — чувственный ненасытный рот.

Павел отдавал себе отчет в том, что Лора не успокоится до тех пор, пока он жив. Ведь за ней стоит двенадцать трупов. И он — единственный, кто может вынудить ее сознаться. Неслучайно при их расставании она улыбнулась презрительной улыбкой и прошипела: «Спеши жить, граф, все равно ты не жилец».

В тот момент он не придал значения ее угрозе. Слишком неожиданным казалось счастливое спасение. Воркута исчез так же внезапно, как и появился. Милиция исследовала разнесенный в клочья желтый «мерседес», а Лора рыдала над трупом оскалившегося Адика.

Милиционеры не спешили расследовать теракт по горячим следам. Лора переоделась и сама вышла на улицу. Походив вокруг окровавленных тел своих охранников, она с глухими рыданиями вернулась домой в сопровождении следователя. Показала застреленного Адика и красочно рассказала, как после взрыва ворвались бандиты и только благодаря собаке она и ее друг остались живы.

Павел лежал в спальне, изнемогая от боли и слабости. У него не было сил и желания рассказывать правду заглянувшему к нему следователю.

Тот решил, что граф ужасно напуган, и постарался не утомлять его вопросами.

После того как милиционеры закончили свою работу, а следователь попросил подписать протокол, Лору оставили в покое.

Первым делом она связалась с офисом и вызвала машину.

Потом, порывшись в шкафу, бросила Павлу на кровать чьи-то мужские вещи, явно не его размера, и попросила побыстрее исчезнуть, если он не хочет получить пулю в лоб в соседнем дворе.

Ее красный с размазанной по губам помадой рот источал грязные ругательства. Ощущая свое бессилие, она была готова кататься по испачканному кровью ковровому покрытию.

В машину вместе с доковылявшим до нее Павлом положили труп Адика. На этом кровавое пиршество Лоры закончилось.

Однако не исключено, что по Москве бродят киллеры, поджидая удобного случая, чтобы расстрелять Павла в упор…

«Ничего не скажешь — веселенькая ситуация», — сказал себе граф и кисло улыбнулся.

Он покрошил в тарелку «Бородинский» хлеб, запасы которого всегда лежали в огромной морозильной камере. Обычно Павел доставал его и доводил в микроволновой печи до горячего состояния. Залил кусочки хлеба пахнущим семечками подсолнечным маслом из пятилитровой бутыли, посыпал сверху тонко нарезанный лук и налил себе стопку водки. Так в его родном Прокопьевске закусывали вернувшиеся из забоя мужики в ожидании наваристых щей.

У Павла мелькнула спасительная мысль. А не мотнуть ли мигом в Прокопьевск? Уж там его никто искать не будет. Ностальгические воспоминания и водка рисовали милые сердцу картины детства. Он не спеша опорожнил бутылку и окончательно уверил себя в разумности такого вояжа.

Без колебаний подключил радиотелефон и принялся дозваниваться до справочной, чтобы узнать, когда ближайший рейс в Новокузнецк. Оказалось, только через два дня. Расстроенный этим сообщением, он забыл отключить телефон и поковылял за новой бутылкой. На полпути к кладовке, где стояли коробки с напитками, его тормознул неожиданный телефонный звонок. Павел замер. У него не было никакого желания давать о себе знать. Но и любопытство брало свое.

Столько времени скрываться и при этом беседовать исключительно с самим собой — поневоле захочешь услышать чей-нибудь голос. Павел почему-то решил, что звонит Татьяна. Он был просто уверен в этом. Кому еще нужен затерявшийся в Москве граф? Эта уверенность и заставила его поковылять назад к радиотелефону.

На всякий случай Павел решил первым разговор не начинать, пока не узнает голос звонившего. В трубке не замедлило раздаться:

— Родион? Ты меня слышишь?

Телефон чуть не выпал из ослабевшей руки графа.

— Узнал или представиться? — продолжались вопросы.

Павел провел одеревеневшим языком по пересохшим губам.

Он, разумеется, узнал этот голос. Но был не в состоянии отвечать.

— Да, да… слышу.

— Рад, что узнал. Александров беспокоит тебя.

— Виктор Андреевич… — выдавил из себя Павел.

— Молодец, языком ворочаешь. Я-то решил, что ты с перепуга окончательно потерял дар речи. Сколько дней сидишь взаперти? Подсчитал?

— Не помню, — признался Павел.

— Ну и дурак! Мы тебя взяли под охрану. Можешь спокойно идти за пивом.

— У меня есть…

Павел добрался до кожаного дивана, стоявшего в холле, и с облегчением сел.

— Короче, думаю, нам пора встретиться. Как я понимаю, каникулы Бонифация закончились?

Граф молчал. Он знал, что рано или поздно этот звонок раздастся и найдет его в любой стране мира. Даже на необитаемом острове. Как они умеют вовремя звонить… Словно прочитав его мысли, голос Александрова повторил:

— Хватит размышлять. На этот раз я позвонил вовремя. Собирайся, высылаю машину.

— Я много выпил, — заупрямился Павел.

— Ничего, протрезвим. Возле загса будут стоять белые «жигули» с желтыми фарами. Садись в них. Ровно через сорок минут.

Это был приказ, который не подлежал обсуждению. Павел бросил радиотелефон на диван. Почувствовал себя загнанным зверем. Какого чёрта возвращался в Россию? Нужно было ехать куда-нибудь в Австралию. Купить себе ранчо и разводить страусов.

Звонивший был не кто иной, как генерал ФСК, начальник одного из подразделений, занимавшихся организованной преступностью и коррупцией в высших эшелонах власти. Виктор Андреевич Александров. Старый приятель и наставник, когда-то превративший застенчивого паренька из Прокопьевска в удачливого и беспечного прожигателя жизни — графа Павла Нессельроде. Только он один позволял себе произносить забытое имя Родион.

Павел, держась за попадавшуюся на пути мебель и едва не опрокинув буль, стоящий в коридорчике, добрел до ванной комнаты. Лег в джакузи и пустил воду. Струи, ударившие со всех сторон, обжигали его расслабленное тело. Самое время поспать. Мысль о поездке в Прокопьевск казалась уже невыполнимой, да и ненужной.

Граф долго массировал лицо, тщательно сбрил выросшую щетину. Уложил феном волосы. Александров не поощрял расхлябанности. В любом состоянии его воспитанники должны были быть подтянутыми и элегантными.

Вообще этот генерал раньше казался белой вороной в коридорах КГБ. Он играл на фортепьяно, собирал русскую живопись начала века, прекрасно разбирался в поэзии, владел несколькими языками и потрясающе играл в карты. Его воспитанники работали во многих странах мира. Он сам отбирал людей для обучения. Занимался с ними долго и упорно. Имел