Егерь: Назад в СССР 2 - Алекс Рудин

неделе прилетают! — испуганно пролепетал Рыжий.

— Вот с ними и свяжемся. Твой батя нас как-нибудь вытащит!

Семён старался говорить уверенно, чтобы хоть немного успокоить Рыжего. Его батя — их единственный шанс. Иначе придётся бегать до конца жизни.

Впереди показалась автобусная остановка, к ней как раз подъезжал автобус.

— Бежим!

* * *

Вжих-вжих! Вжих-вжих! Вжих-вжих!

Левая рука крепко упирается в шершавую, разлохмаченную кору берёзового ствола. Правая — тянет на себя пилу, свободно зажав отполированную ладонью деревянную ручку. Блестящие крупные зубья впиваются в дерево, выбрасывая наружу влажные жёлтые опилки.

— Андрюха! Долго ещё пилить?

Брат останавливает пилу, выпрямляется. На его лбу блестят крупные капли пота.

— Устал?

Он мнётся.

— Да нет. Надоело просто.

— Так дрова-то нам нужны. Кроме нас их никто не напилит. Быстрее закончим — быстрее освободимся.

— Погоди, у меня кисть свело!

— А ты не толкай пилу. Держи свободно и просто тяни на себя.

— Давай воды попьём!

Я кивнул. Брат с радостью бросил пилу и пошёл в дом. Долго там возился, наконец, вышел с ковшиком воды.

— Будешь?

— Давай.

Холодная колодезная вода ломила зубы. Я пил её маленькими глотками, чтобы не простудить горло.

Колодец был выкопан за домом. Иногда я про себя называл его домом Жмыхина. Но тут же останавливался и поправлял себя. Это дом охотобщества. И сейчас в нём живу я.

— Куда тебе столько дров? — продолжал ныть брат. — Ты же сам говорил, что надолго здесь не останешься.

Я пожал плечами.

— Баню топить. И сменщику оставить, когда приедет.

— Что он, сам себе не напилит?

Я вздохнул и посмотрел на брата.

— Серёга, давай прямо. Что происходит?

Брат ковырял носком ботинка сочную береговую траву.

— Скучно здесь. Только ты, да я. Даже телевизора нет.

— Книжки есть.

— Да ну их!

Серёжка пренебрежительно махнул рукой.

Я еле сдержался, чтобы не прочитать брату нравоучительную лекцию о том, как губят человека лень и отсутствие любопытства. Но сдержался. Он таких лекций выслушал до чёрта, и больше. А что толку?

— Ладно! Давай договоримся так: ещё час пилим дрова, а потом поедем в гости.

— А к кому? — заинтересовался Серёжка.

— Увидишь. Обещаю — будет интересно.

— А за руль пустишь?

— Конечно, пущу. Взялся учиться — так уж учись.

— Тогда давай пилить? Чего мы стоим? Время-то идёт!

Серёжка поднял пилу и протянул её мне.

Вжих-вжих! Вжих-вжих!

Через час мы сложили напиленные дрова в кучу, умылись у крыльца, поливая друг другу из ведра, и наскоро перекусили яичницей.

— Надень другую рубашку, — сказал я брату. — В гости же едем.

И протянул ему ключи от машины.

— Заводи! Только не гони сильно.

Брат уверенно вырулил на дорогу и повернул налево. С каждым днём он водил всё лучше и лучше.

— Куда поедем? — спросил он, направляясь в сторону Светлого.

— Сначала в Черёмуховку. За магазином поверни налево — там лесная дорога будет.

Через час Серёжка остановил машину возле сельсовета Черёмуховки. Я вытащил из кузова ведро с лениво трепыхающимися карасями, которых мы наловили с утра.

— Фёдор Игнатьевич! Добрый день!

— А, Андрей Иваныч! Как дела? Ты позвонить приехал?

— Ага. Держите!

Я протянул председателю ведро с рыбой.

— Спасибо, Андрей Иваныч! Побаловал! Пойду — отнесу супруге, пусть на обед поджарит.

— Как её здоровье? Травка помогает?

— Помогает, всё хорошо.

— Фёдор Игнатьевич, а почему вы мне ничего не рассказывали про Трифона?

Фёдор Игнатьевич нахмурился.

— А что про него говорить? Живёт себе и живёт. Людей лечит травами. Человек тихий. А ты с чего про него спрашиваешь?

Я пожал плечами.

— Да так просто. Интересно. Давно он здесь живёт?

Фёдор Игнатьевич задумался.

— Года три... или четыре. Не помню точно. А может, и подольше.

Я представил, каково это — несколько лет прожить в одиночестве посреди леса. И поёжился.

Что заставило Трифона поселиться здесь? Какая беда, какая тайна?

— Ладно, ты звони, а я побегу. А кто это у тебя в машине?

— Брат.

— Похож, — улыбнулся Фёдор Игнатьевич.

Подхватил ведро с рыбой.

— Ты не уезжай пока — сейчас ведро принесу.

Пользуясь отсутствием председателя, я плюхнулся на его место. Вытащил из кармана бумажку с номером и, поглядывая в неё, набрал пять цифр.

— Алло! — ответил мне серьёзный девчоночий голос. — Кто говорит?

Я улыбнулся.

— Здравствуйте! Позовите, пожалуйста, Дмитрия Николаевича! Скажите ему, что это егерь Андрей с Елового озера.

— Хорошо, сейчас.

Затем тот же голос прокричал:

— Вовка! Позови Дмитрия Николаевича, быстрее! Его к телефону!

Её командирский тон снова заставил меня улыбнуться. Сочувствую я бедному неведомому Вовке!

— Подождите, пожалуйста! — сказала в трубку девчонка, снова переходя на вежливый тон.

Минут десять я слышал только треск помех на линии. Затем зазвучали торопливые шаги, и запыхавшийся Сюзин спросил:

— Алло! Андрей, это вы?

Буквально за пять минут мы договорились с Дмитрием Николаевичем об экскурсии по крепости.

— Мы только сегодня раскопали остатки мастерской, в которой изготовляли упряжь! — похвастал Дмитрий Николаевич. — Это потрясающе! Подъезжайте прямо к клубу — я вас встречу и познакомлю с ребятами!

— Хорошо! Ждите нас минут через сорок.

Я повесил трубку и вышел на крыльцо. Фёдор Игнатьевич уже был здесь — курил на крыльце сельсовета.

— Держи, Андрей Иваныч!

Он протянул мне чисто вымытое ведро.

— Спасибо за рыбку! Люблю её — страсть!

— Так приезжайте на рыбалку, — улыбнулся я.

Фёдор Игнатьевич только махнул рукой.

— Да когда мне? Дел по горло!

Я подошёл к машине, забросил ведро в кузов и сказал Серёжке:

— Пересаживайся! Сам поведу — нас уже ждут.

Он надул губы, но послушно перебрался на пассажирское сиденье.

Дмитрий Николаевич с ребятами встречал нас на крыльце клуба. В большинстве своём волонтёрами в экспедиции были студенты. Но я увидел и несколько школьников старших классов.

Мы с археологом пожали друг другу руки, и я чуть подтолкнул Серёжку вперёд.

— Мой брат, Сергей! Впрочем, вы уже виделись.

— Мельком, — улыбнулся Дмитрий Николаевич. — Как хорошо, Серёжа, что ты приехал. Мы здесь столько всего раскопали — ты не поверишь!

Серёжка недоверчиво взглянул на меня.

— Да ты сперва посмотри и послушай, — сказал я ему. — Дмитрий Николаевич! Вы можете