Судьба Илюши Барабанова - Леонид Жариков

— Вы спрашиваете, как воевать за молодежь? — продолжал Олег. — Надо уводить их от политики, вытравлять из их голов и сердец идеи революции. Надо повторять им, что человек живет один раз, и поэтому нельзя отказывать себе в удовольствиях. Жизнь хороша, но коротка, и за ее пределами нет ничего, даже сожаления о ней. Поэтому — живи!.. Короче говоря, мы должны противопоставить большевистским проповедям о служении народу нашу проповедь — забота о собственном благополучии, служение самому себе.

Иван Петрович, взволнованный словами сына, в приливе восторга хватил кулаком по столу так, что подпрыгнула пепельница.

— Каков у меня сын, а? — И он, потрясая кулаками, забегал по веранде. — Нет, господа, у нас есть смена! И пусть не думают комиссары, что мы собираемся отступать. Они объявили нэп и рассчитывали нашими руками восстановить разрушенное хозяйство. Нет, промах! Мы укрепимся и зубами будем защищать свою собственность.

Страсти разгорались. Уже никто не сдерживал себя, в этих людях проснулась волчья злоба.

— Надо говорить всюду, что голод вызван большевиками…

— Если Советы не задушить, они нас задушат.

— Большевики хотят реквизировать ценности в церквах…

— Не давать! — воскликнул Раск, пьянея от ярости. — Не давать и не кормить. Пусть дохнут от тифа, от холеры, с голоду!

Гости расходились под утро.

— Вы пешком? — спросил Борис Иннокентьевич у отца Серафима.

— Да разве теперь найдешь извозчика?

— Пожалуй, — рассмеялся учитель. — Если в такую пору появится на улице лошадь, ее съедят вместе с извозчиком.

— Да, трудные времена… — согласился священник. — Вси, яко овцы, заблудихом…

Когда все разошлись, Олег повел Поля в кабинет отца. За ними воровато вошел Гога.

— Прикрой дверь, — приказал ему Олег.

Осторожно притворив высокую белую створку двери и повернув ключ, Гога уселся в кожаное кресло.

— Дорогой Поль, — начал Олег после некоторого молчания, — я знаю о вашей деятельности в Калуге и склоняю голову перед вашим мужеством. Жить в стане большевиков и сохранить верность матери-России — для этого надо быть поистине героем… Что же касается меня, то могу лишь порадовать вас приветом от друзей.

С этими словами Олег вынул из-под дивана саквояж и, аккуратно вспоров тайник, достал письмо, написанное на куске белого шелка.

Поль встал с кресла и невольно вытянулся по-военному.

— Самому богу было угодно, чтобы это письмо попало к вам. — И Олег передал послание скаутмастеру.

Поль так и впился в неясные строки неизвестного послания.

Русским скаутам и волчатам.

Шлю всем скаутам России дружеский привет. Мы рассеяны по всему свету, но душою составляем одно целое. Несмотря ни на какое расстояние и препятствие, все мы родные братья и будем сплочены крепко друг с другом нашими законами, нашими обещаниями, нашим флагом и девизом. Настанет время, когда мы соединимся снова и пожмем друг другу руки и дружно примемся за работу.

Россия поднимается, Россия будет жить и еще достигнет своего расцвета, если каждый из вас, каждый из молодежи, исполнит свой долг:

Умом Россию не понять,Аршином общим не измерить:У ней особенная стать —В Россию можно только верить.

Я желаю всем русским скаутам счастливой разведки.

Пока Поль читал послание, Олег молча смотрел на него. Наконец Поль оторвался от письма и сказал, волнуясь:

— Олег Иванович, я не спрашиваю, как это письмо попало к вам. Я просто говорю: спасибо.

Медленными спокойными шагами Олег подошел к Полю и мягко положил руку ему на плечо.

— Сантименты не ко времени. Если вы хотите знать мое мнение о том, что надо делать, скажу: смелее вводите вашу систему воспитания детей, прямо-таки с ожесточением боритесь за нее. Но действуйте не в лоб. Лучше всего собирать отряды под видом спортивных союзов. Назовитесь как-нибудь: «Легион лыжников» или еще лучше — «Соколы». Если спросят: почему соколы? — отвечайте, что, мол, это любимая птица русского народа, символ смелости и отваги. Учтите, что неплохо назвать себя «Спартаками» — имя этого бунтаря и раба дорого большевикам. Словом, главная задача — объявить войну политике. Надо везде и всюду твердить: надоела ваша политика хуже горькой редьки, она непонятна не только детям, но и взрослым. Дети должны играть, и только играть.

— Я предпочитаю бороться, — гордо заявил Гога.

— Это и есть борьба, Жорж, — объяснил Олег. — Ты думаешь, что в борьбе приемлемы лишь средства джиу-джитсу, которыми ты в совершенстве овладел?.. Надо быть гибким. Меняются не только вехи в истории, но и в тактике борьбы… Я буду вам помогать активно, но вы должны знать, что если мне, белому офицеру, разрешили вернуться на родину, то за мной будут зорко следить.

Глава девятнадцатая

У СКАУТОВ

За наши берлоги — приют наш полдневный,За наши приятные сныСойдемся мы дружной толпой и сразимсяС врагом из чужой стороны.

Книга Тины была до того интересной и так взволновала Илюшу, что он прочитал ее дважды. Просто чудо! Казалось, что тот, кто писал эту книгу, тайком приезжал в Калугу, разузнал, о чем думал Илюша и на что он не мог найти ответа, а потом обо всем этом рассказал.

Это была повесть об англо-бурской войне, о далекой стране Трансвааль и ее отважном народе — бурах, покоренных англичанами. В повести упоминался даже город Мэфкинг, о котором рассказывал Гога и где впервые появились бойскауты.

Илюша вспомнил песню, которую напевал старый пастух Михеич:

Трансвааль, Трансвааль, страна моя.Ты вся горишь в огне.Под деревцем развесистымЗадумчив бур сидел…

Тогда Илюша не мог объяснить себе, почему эта грустная песня так волновала его. Сейчас он понял: это была песня угнетенного народа. В ней рассказывалось о том, как сын просит отца взять его на войну:

Возьми, возьми, отец, меняС собою на войну,Пожертвую за родинуМладую жизнь свою!

С болью читал Илюша о том, как англичане захватили в плен старика бура и расстреляли его на глазах сына. И мальчик поклялся отомстить за смерть отца. Песня заканчивалась словами, которые особенно трогали:

Настал, настал тяжелый часДля родины моей.«Молитеся вы, матери,За ваших сыновей».

На картинках были нарисованы английские офицеры в пробковых шлемах, с плетками в руках. Это они безжалостно истребляли буров, убивали женщин и стариков, поджигали их хижины. Илюше открылась вся злая неправда Поля и Гоги. Английские бойскауты вместе со своими отцами порабощали беззащитных буров, отнимали у них коров, сгоняли с родных мест и хвастались этим, а священники благословляли их на черные дела.

С затаенной радостью, с восторгом листал Илюша те страницы, где описывались похождения бесстрашного юноши Жана, по прозвищу капитан Сорвиголова. Он воевал против англичан, добровольно приехал в Африку и защищал буров. С ним плечом к плечу сражались дети храброго парода, отчаянно смелые Молокососы. Их отважный капитан врывался в расположение врага с небольшим числом боевых друзей и обращал в бегство целое войско англичан. Часто он проникал в самое логово врагов. Смельчак был неуловим и потешался над трусостью завоевателей.

Нельзя было читать без восторга о том, как отважный капитан Молокососов мчался во весь дух на разгоряченном скакуне и посылал пулю за пулей вдогонку улепетывающим всадникам в пробковых шлемах.

Теперь Илюша понимал, почему Гога расхваливал тогда воинские доблести бойскаутов и превозносил до небес генерала Баден Пауэля, старичка в коротких штанишках, с голыми жилистыми ногами, — это он породил на чужой земле волчат-скаутов. Теперь было ясно, почему Поль и Гога ненавидели комсомольцев, ругали Советскую власть и радовались голоду в стране.

Степа готовился к сдаче экзаменов на скаута. По совету Тины он целыми днями бегал, прыгал, «наращивал мышцы». Он даже прикатил во двор большой валун и поднимал его на руках до седьмого пота. Однажды во время службы в церкви, уединившись в алтаре, он тайком от батюшки выжимал увесистый медный подсвечник и, застигнутый врасплох, чуть не уронил его на дьякона.

Заучивая на память законы и заповеди, Степа бубнил себе под нос даже тогда, когда бежал в лавку за керосином.

— Эй, Святой, что ты бормочешь? — окликали его ребята.

— Знаем что… — отзывался Степа неохотно.