Мертвая зыбь - Лев Никулин

- Я-то помню утраченные дни. А помните ли вы, Александр Александрович?

- Помню, еще как помню.

- Вы, я вижу, любитель стихов. Мой покойный шеф тоже любил при случае прочитать вслух стишки, - сказал Стауниц.

- Савинков?

- Именно он. Одно стихотворение часто читал в хорошие минуты. Оно мне нравилось, я даже запомнил.

- Какое же? - равнодушно спросила Захарченко.

- А вот. - Стауниц откашлялся, скрестил на груди руки и начал:

Когда я в бурном море плавал

И мой корабль пошел ко дну,

Я так воззвал: "Отец мой Дьявол!

Спаси, помилуй, я тону.

Не дай погибнуть раньше срока

Душе озлобленной моей

Я власти темного порока

Отдам остаток черных дней".

Стауниц увлекся и не читал, а декламировал, слегка завывая:

И Дьявол взял меня и бросил

В полуистлевшую ладью,

Я там нашел и пару весел,

И серый парус, и скамью.

И вынес я опять на сушу,

В большое злое житие,

Мою отверженную душу

И тело грешное мое.

- Декадентство какое-то... - сказала Захарченко.

- Это стишки Сологуба. Ну и тип ваш Савинков!

- А вы знаете, - продолжал Стауниц, - это ведь из биографии Савинкова... Он мне сам рассказывал: был смертником, сидел в Севастопольской военной тюрьме, ждал повешения, а его в тысяча девятьсот шестом году некто Никитенко, отставной флотский лейтенант, вывез из Севастополя на одномачтовом боте и через три дня доставил в Румынию, в Сулину... Года не прошло - Никитенко повесили, готовил якобы покушение на царя, великого князя Николая Николаевича и Столыпина. Выдал Никитенко провокатор, казак из конвоя царя, охранник. И Савинков хоть бы доброе слово сказал о Никитенко, который его избавил от петли. Человек для него спичка: понадобился - взял, потом сломал и бросил...

- А с вами вот не мог он этого сделать, - сказал Якушев.

- Не на дурака напал.

- Я иногда о нем думала... Мы могли бы использовать Савинкова, а потом, конечно, повесить. Что это у вас, Стауниц?

- Коньячок. "Мартель". Заграничный подарочек.

- И вы молчали? - встрепенулся Якушев. - Такая прелесть! - Потом осекся, вспомнив, что Старов предупреждал: "Не пейте с ними. Вдруг потеряете над собой контроль". - Пожалуй, не стану пить сегодня. Вчера ночью сердце пошаливало.

- А мы с вами выпьем, Мария Владиславовна. У вас сердце не шалит?

- Ой, не зарекайтесь, - и Якушев погрозил им, усмехаясь. - Ну, пожелаю вам счастья... Но помните: "Сколько счастья, сколько муки ты, любовь, несешь с собой". Так поется в цыганском романсе.

- А вы не тревожьтесь, - сухо сказала Захарченко, - мне не до любви.

Якушев ушел. По дороге на станцию он размышлял о том, как поедет в Париж с Марией Захарченко для свидания с Кутеповым. Разумеется, Мария ничего не знала о решении, состоявшемся в доме на Лубянской площади.

Для поездки в Париж предполагалось подготовить "окно" на границе Финляндии. Организация "окна" требовала серьезных хлопот. Вообще эта поездка, целью которой было прощупать почву в эмигрантских кругах в Париже и в Общевоинском союзе Кутепова, была очень сложной.

Якушева немного беспокоила возникающая близость Стауница и Марии Захарченко. Это была не просто болтовня за коньячком. Не такая дама Захарченко, чтобы болтать о пустяках.

Он сказал при встрече Стауницу:

- Эдуард Оттович! Вы, надеюсь, понимаете, что с "племянниками" надо держать ухо востро. У нас, у "внутренних", свои интересы, мы не для них таскаем каштаны из огня. Вы меня понимаете?

- Александр Александрович! Я не мальчик. Можете рассчитывать на меня. А заколотить с ней дружбу полезно для нас обоих. Все, что я выведаю, будете знать и вы.

- Союз до гроба? - Якушев протянул руку Стауницу.

И все-таки на душе было тревожно.

51

Беспокоил "охотнорядец" - Дядя Вася. Для этого человека убийство было сущим пустяком. О нем знали, что он уцелел после разгрома банд Антонова на Тамбовщине. В Москве связан с людьми, которых разыскивал уголовный розыск. Дядю Васю приметила Мария Захарченко и вела с ним таинственные беседы. Якушев говорил ей: "Осторожнее с этим субъектом".

- Еще чего... Не таких видела.

- Он по уши в крови.

- Таких и надо. У него рука не дрогнет.

Нужно было избавиться от Дяди Васи. Он имел свои связи, и надо было их нащупать. Дядю Васю поддерживали кавалергард Струйский и барон Нольде.

Зубов рассказал, что однажды, подвыпив, Дядя Вася предлагал:

- Каво хошь из банковских уберу. И деньги возьму.

- Это же налет?

- Ну налет. Все денег ищете, а они под носом.

- Без штаба решать нельзя.

- Возьмем деньги - штаб спасибо скажет. Да и нам перепадет.

- А Федоров против...

- Барин. Чистоплюй.

Старов тоже подумывал, как избавиться от антоновца, не всполошив МОЦР. Этот субъект был опасен не менее, чем Захарченко и ее супруг. Но они находились под наблюдением Стауница, а Дядя Вася мог действовать самостоятельно.

Как-то Якушеву по делам службы пришлось несколько часов провести на совещании в НКПС. Дома, когда пришел, сказали, что его разыскивал по телефону Козлов (то есть Старов). Этот человек не стал бы звонить по незначительному делу. Якушев позвонил Старову.

- Прочти "Вечернюю Москву", сообщение на четвертой полосе, - сказал Старов.

В заметке "Дерзкое ограбление отделения Госбанка" рассказывалось о раненом милиционере, убийстве одного грабителя и бегстве другого.

В ту же минуту позвонил Стауниц:

- Читали?

- Вы этого ожидали?

- Нет. Предполагал, что готовится другое.

- Ждите меня в складе. Еду.

В складе на Болоте его ожидали Ртищев, Зубов и Стауниц.

- Эту скотину готовили на другое дело... - бормотал растерянный Ртищев. - Мы согласились на теракт.

- Кто это "мы"? Штаб МОЦР ничего не знал. Впрочем, я чувствовал, догадывался. Это все стерва Захарченко. Знаете ли вы, что поставлена под удар вся организация? Милиция, угрозыск, ГПУ - все на ногах. Где этот сукин сын?

- Здесь, - уныло сказал Ртищев, - в подвале.

- Не нашел другого места спрятаться! Позвать.

Дядя Вася вылез из подвала. Он был смущен, но держался нагло:

- Это что, суд?

- Да. Суд... Это ты в антоновских бандах мог своевольничать!.. Молчать! Мы строим новое царство чистыми руками, а ты что делаешь? Тебе категорически запретили "экс"! Мало того, что нарушил приказ, так ты еще и прячешься здесь! Понимаешь, что ты делаешь?

- Как же все это получилось? - хмуро спросил Стауниц.

Дядя Вася развел руками:

- Как? Все было как надо. Я все высмотрел, две недели ходил, весь район у меня тут, - он постучал грязным пальцем по ладони. - Все разведал: когда деньги с Неглинной привозят, один мильтон сопровождает. Дружка я нашел для подмоги. Родьку. Обучил его, как и что...

Он постепенно увлекся рассказом и, схватив карандаш, чертил на бумаге, покрывавшей стол, что-то вроде плана:

- Кассирша, значит, деньги приняла, мне из окна все видно, милиционер, усатый такой, из солдат должно быть, ушел. Родьку, значит, я поставил около дверей, вхожу в банк, людей - никого. Через загородку - к кассирше, наставляю шпалер, хватаю три пачки и к дверям. Слышу - выстрел, другой. Что такое? Я ведь приказал Родьке: "Не стреляй". А что получилось? Милиционер не ушел, он за углом был, выбегает баба и как заорет: "Караул! Банк грабят!" Милиционер - назад, к банку. Родька в него стрельнул, а он в Родьку. Вижу Родьку, он неживой лежит, я стрельнул в милиционера, и через улицу, в проходной двор, проходным - на другую улицу и за угол; на мое счастье - трамвай на полном ходу. Я - на подножку, проехал улицу и до остановки спрыгнул, потом стал петлять...

- Но почему же сюда? - брезгливо спросил Ртищев.

- А сюда вот почему: живу я у Родькиной бабы, он ей проболтался. Подайся я туда, пойдут расспросы: "Где Родька?" А что я ей скажу!

- И надумал идти сюда, идиот!

Дядя Вася искоса посмотрел на Якушева.

- Тебе запретили "экс"? Запретили. Да и денег взято немного. Сколько?

- Все мои... А Родька - дурак. Хвастал: "Что мне "экс", я в Саратове, в Харькове..." Как мильтон его ловко срезал... Теперь небось потрошат в мертвецкой.

- Дурак ты, - сказал Зубов, - не убит твой Родька, легко ранен.

- Врешь. В газете сказано: "убит".

- Я справлялся, ошибка в газете. Легко ранен грабитель. Сидит в Гнездиковском. Сам Вуль ведет следствие. Все разболтает твой Родька. И гулять тебе на свободе осталось два дня, а то и меньше.

Дядя Вася пошатнулся:

- Правда? Родные... Ведь это - стенка.

Все молчали. Слышно было хриплое дыхание Дяди Васи.

"Затравленный зверь", - думал Якушев.

- Он, этот Родька, что-нибудь про МОЦР знает?

- Ни-ни...

- Врешь небось? Надо тебя куда-нибудь спровадить... Но куда?

- Пусть пока сидит здесь. Утром что-нибудь придумаем.

На экстренном совещании в штабе МОЦР Якушев кричал на Ртищева:

- С кем вы связываетесь? С бандитом. Это - зверь, притом опасный. Захарченко его готовила на теракт, вы об этом знали? Знали! А что из этого вышло? И все это делалось у меня за спиной!