Эллигент - Вероника Рот

Я наблюдаю, как Кристина кладет голову на край койки Юрайи, и с запинкой отвечаю:

– Ну, да… Но я вообще-то удивлена.

Кара молчит. Между ее бровей пролегает морщинка, делая ее настолько похожей на Уилла, что мне хочется отвернуться.

– Ты в курсе, что формула симуляционной сыворотки в действительности была разработана не Джанин? – добавляю я и вздыхаю. – Пойдем. Я кое-что покажу тебе.

Мне было бы проще выложить ей все прямо здесь. Но я хочу занять себя чем угодно, лишь бы не думать о Юрайе и Тобиасе.

– Похоже, мы никогда не найдем концов в этом клубке лжи, – говорит Кара, когда мы направляемся к хранилищу. – Фракции, видео с Эдит Прайор… сплошное вранье.

– Вот как ты относишься к фракциям? – перебиваю ее я. – А мне казалось, что тебе нравится быть эрудитом.

– Верно, – она чешет себе шею, и на ее коже остаются маленькие красные полоски от ногтей. – Но из-за Бюро я почувствовала себя идиоткой – а ведь я стремилась поддерживать их, как того хотели верные. Ну и дура же я была!

– А ты считаешь, что в идеях верных не было ничего стоящего? – не унимаюсь я.

– А ты разве со мной не согласна?

– Они помогли нам сбежать из города, и мы узнали истину, – парирую я. – В итоге, это гораздо лучше, чем если бы мы остались в бесфракционной коммуне, идея которой засела в голове Эвелин. Там бы вообще никто из нас не имел права решать, что делать.

– Понимаю тебя, – кивает она. – Но я привыкла гордиться тем, что умею видеть все насквозь.

– Ты знаешь, что альтруисты говорили о гордости?

– Какие-то гадости, вероятно.

– Естественно, – смеюсь я. – Гордость ослепляет нас и не дает нам понять правду о самих себе.

Подходим к лаборатории, и я стучу несколько раз. Пока мы ждем, чтобы Мэтью впустил нас, Кара пристально на меня смотрит.

– А в старых текстах эрудитов написано то же самое, – подытоживает она.

Вот уж никогда бы не подумала, что эрудиты рассуждали о гордости и о морали вообще. Хочется расспросить ее поподробнее, но дверь открывается, и на пороге появляется Мэтью. Он жует яблоко.

– Ты не можешь проводить нас в хранилище? – прошу я.

– Конечно, – кивает Мэтью и сует в рот остаток яблока.

Морщусь, представляя горький вкус яблочной сердцевины, и мы следуем за ним.

31. Тобиас

Не могу вернуться в нашу комнату. Не хочу ловить на себе их косые взгляды и молчаливые вопросы. И хотя мне не стоит возвращаться на место моего преступления, я чувствую, что мне необходимо узнать, что творится в городе. Я хочу прикоснуться к миру, в котором вырос.

Тащусь в диспетчерскую и занимаю свободное кресло. Каждый монитор показывает одну из частей города: Супермаркет Безжалостности, фойе штаб-квартиры эрудитов, парк Миллениум, вход в Хэнкок-билдинг.

В течение долгого времени я наблюдаю за людьми, слоняющимися по штаб-квартире. Они вооружены, на их предплечьях – повязки с эмблемами бесфракционников. Они болтают или обмениваются банками консервов, выданных на ужин, – старая привычка бесфракционников. Вдруг я слышу, как женский голос в диспетчерской произносит:

– Вот он.

Пробегаю глазами по мониторам. И вижу Маркуса, застывшего перед Хэнкок-билдинг: он топчется перед входом, нервно посматривая на часы.

Встаю и дотрагиваюсь до экрана указательным пальцем, чтобы включить звук. Сперва через динамики доносится только шум ветра, потом раздаются звуки шагов. К моему отцу приближается Джоанна Рейес. Маркус протягивает ей руку, но она игнорирует этот жест. Ладонь Маркуса повисает в воздухе. Она похожа на приманку, которую не проглотила рыба.

– Значит, ты в городе, – констатирует она. – А они тебя всюду ищут.

Некоторые из зрителей собираются позади меня. Я их почти не замечаю, и зачарованно гляжу на то, как мой отец сжимает кулаки.

– Я чем-то тебя обидел? – спрашивает он. – Я обратился к тебе потому, что думал, ты – мой друг.

– Неужели? А я считала, ты связался со мной из-за того, что я лидер верных и тебе нужен союзник, – произносит Джоанна, склонив голову так, что прядь волос закрывает ее шрам. – Я действительно могу им стать, но все будет зависеть от твоих намерений.

Брови Маркуса сходятся над переносицей. Раньше он был красивым мужчиной. Но сейчас постарел, щеки ввалились, черты лица стали чересчур суровыми и строгими. Его короткая стрижка альтруиста лишь усиливает это впечатление.

– Не понимаю тебя, – выдавливает он.

– Я разговаривала кое с кем из правдолюбов, – поясняет Джоанна. – Они сообщили мне о том, что выболтал твой мальчик, когда находился под действием сыворотки правды. Мерзкие слухи, которые распространяла Джанин Мэтьюз о тебе и твоем сыне… ведь это – правда, не так ли?

Я краснею и невольно съеживаюсь в кресле. Маркус качает головой.

– Нет. Тобиас…

– Пожалуйста, не надо, – обрывает его Джоанна. – Я знаю, как выглядят люди, которые подвергались насилию. Мы должны признавать наши ошибки.

– Чушь, – восклицает Маркус, но быстро соглашается. – Да, я призывал к дисциплине, но я хотел как лучше.

– Муж не должен требовать подчинения от своей жены, – возражает Джоанна, – даже у альтруистов подобное не принято. А что касается твоего сына… Я попытаюсь притвориться, что тебе поверила.

Пальцы Джоанны дотрагиваются до шрама на лице, и мое сердце начинает биться чаще. Она знает. Несомненно, она испытала это сама. Интересно, кто был мучителем в ее случае? Мать? Отец? Кто-то еще?

Меня всегда интересовало, что будет делать мой отец, когда правда выплывет наружу. Мне чудилось, что из скромного лидера альтруистов он сразу превратится в ходячий кошмар, с которым я имел дело дома. То есть он покажет всем свой истинный облик.

Но Маркус растерян и смущен. А если он понимает, хотя бы в самом отдаленном уголке своей больной души, что слова о дисциплине – обыкновенная отговорка? Тем временем Джоанна спокойно произносит:

– Теперь, после того, как мы с тобой откровенно объяснились, выкладывай, зачем ты попросил меня приехать сюда.

И Маркус с легкостью переходит к новой теме. Думаю, он поделен на независимые сегменты и мгновенно переключается с одного на другой. Кое-что было зарезервировано и для нас с мамой.

Сотрудники Бюро увеличивают изображение, и Хэнкок-билдинг превращается в темный фон за спинами Маркуса и Джоанны. Я таращусь на балку, пересекающую экран.

– Эвелин и ее бесфракционники установили настоящую тиранию, – вещает Маркус. – Нужно восстановить мир, существовавший между фракциями до первой атаки Джанин. Думаю, ты меня поддержишь.

– Ты прав, – отвечает Джоанна. – Но каким образом ты собираешься действовать?

– Надеюсь, ты попробуешь рассмотреть вопрос непредвзято. Эвелин контролирует город потому, что в ее руках сосредоточено все оружие. Если мы отнимем его у Эвелин, она утратит свой гонор, и мы сможем бросить ей вызов.