«Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ) - Альфина

— В чепуху или не в чепуху, а вспоминаем мы сегодня о нём лишь потому, что до нас дошли вести о его кончине, — с ядовитым удовольствием отметил хэр Ройш.

— Да только из этого не следует, что неудачу он потерпел во всех своих начинаниях. Хэр Ройш, вы большой любитель раскапывать чужие тайны по переписке. Будьте так добры, расскажите мне, откуда произошёл его наследник. Давайте вернёмся к этой беседе, когда вы убедитесь, что матери…

Еле слышно вздохнув, господина Солосье вдруг прервал граф Набедренных. Говорил он со своей типической задумчивой улыбкой:

— А ведь Британия — остров, что даже хуже, чем город в кольце казарм. Как можно, хватаясь за поиски бессмертия, не просчитывать последствия? Встаёт ведь угроза чудовищного перенаселения.

Скопцов тоже вздохнул. Вот какая есть интересная оказия: так уж повелось нынче в Петерберге, что длинные волосы в моде и почёте именно у аристократов, а людям попроще вроде бы полагается стричься коротко. Сам он, конечно, относился именно к тем, кто попроще — что с того, что сын генерала, — а хвост всё равно отрастил, даже подвивал иногда украдкой. Красиво ведь, хотелось, вот и господин Солосье так же делал. И надо же было такому случиться, что не далее как сегодня утром Скопцов с кем-то в Академии неудачно столкнулся, извинился, а ему в ответ: «Прихвостень!».

Очень обидно сделалось, хоть и впрямь в «Пёсий двор» больше не ходи.

За правым же столом, в компании Хикеракли, тоже дискутировали — а вернее, ругались, и громко, что только не с посвистом:

— …и двоих детей. Сына и дочку, — чуть нетрезво мечтал Валов.

— Каких тебе двоих! Задохнёмся все, как говорится, под натиском немытых тел, — со смехом ткнул его в бок Хикеракли. — Наше человеческое сообщество пе-ре-на-се-ле-но. Видал, в каких условиях дети слуг живут? Это я ещё везучий, конюхам так и так в навозе ковыряться пристало — по роду деятельности.

— Что ж мне, из-за чужого неудобства от своих желаний отказываться? — возмутился Валов.

— Желаний, quelle absurdité, — неприязненно покосился на него Гныщевич. — Своим умом жить надо, а не детям жизнь по наследству ссуживать.

— Плохо, когда старшие младших в собственности держат, — кивнул неожиданно Плеть. — Так тоже бывает, но мало кто умеет. Научит’ся трудно.

— Разве кто говорит о собственности? — встрял Драмин. — Это ты сейчас приписал Коле то, чего он в виду не имел, и передёргиваешь. Можно же просто стремиться оставить след, можно хотеть родительской любви…

— Да я по лицу его вижу, что для него любовь — это институт правильный подобрать, — Гныщевич тряхнул перьями на шляпе, — по стопам запустить.

— Ну я вот по стопам прошёлся и, друг мой, не жалуюсь, никак нет-с, — стукнул кружкой пива по столу Хикеракли, — оченно оно мне сподручно вышло! Скажи, граф, тебе вот какой конюх любезней: свежий али тот, кого ещё папаша делу обучил?

Симметрично графу Набедренных граф Метелин смотрел в сторону и к разговору выказывал абсолютное презрение.

Полные противоположности. «Вы» и «ты». Павлины и навоз. Светловолосый, тихий граф Набедренных и жгучий брюнет граф Метелин с разбойными замашками — даже теперь, когда он бросил напрямую нарушать Пакт о неагрессии. Два совершенно разных, противопоставленных мира — и надо ж им было именно на Скопцове схлестнуться! То есть, конечно, не на нём лично — схлестнула и пересекла их Академия, просто само собой так вышло, что они все естественным образом разделились, а ему выбрать правильный столик, правильный вариант не получается, потому как непременно кто-нибудь да обидится.

— Скопцов! Ты чего тут… Привет, Хикеракли! — раздалось из-за спины, и Скопцов инстинктивно посторонился.

— Мальчик Приблев! — немедленно воскликнули за правым столом. — Conseil pour l'avenir: политически неверно не здороваться первым делом с начальником.

Приблев широко улыбнулся, мимоходом протягивая руку Скопцову. Тот руку спешно пожал, и, наверное, никому и не бросилось в глаза, что пришли они не вдвоём. Разумеется, дальше медлить было нельзя, и оба уселись за правым столом, метелинским. Приблев совершенно сверкал, смеялся, со всеми здоровался, а путаницы в стульях не случилось — второй естественно материализовался по необходимости. Перед обоими пришедшими возникли кружки пива.

— У меня для вас такие новости, такие… А может, и не новости вовсе, но всё равно интересно, — не мог сдержаться Приблев. В последнее время он сменил свои очки на похожие, только почему-то с цветными, ярко-жёлтыми стёклами. Это выглядело одновременно очень молодо и очень взросло; так выглядело, как будто он молодился, хотя молодиться ему, конечно, было пока что вовсе незачем. И может, именно из-за этих по-европейски жёлтых стёкол сейчас и казалось, будто энергия хлещет из него совсем уж через край. Приблев с лёгким смущением объяснил, что, вообще говоря, вовсе ему не полагается рассказывать того, что он сейчас расскажет, но как тут удержишься, тем более что и беды никакой не выйдет, а толк, наоборот, имеется.

Сплетничать то есть надумал. Скопцов сплетни не любил — а с другой стороны, всё равно ведь все этим грешат, верно? Он и сам, в конце концов, тем ещё выходит сплетником. Если уж чужие кости мыть, то лучше вот так — с улыбкой и энтузиазмом, чем от желчи изводиться.

— Только… Новости мои — они про Браду, то есть про мистера Брэда Джексона. И её беременность. Я ведь не то чтобы врач, но учусь, и мне подумалось… — Приблев выразительно покосился за соседний стол.

Метелин сфокусировал взгляд, будто впервые заметив, что рядом с ним вообще кто-то находится. Хикеракли же понял намёк мгновенно, каким-то чрезвычайно лихим движением провернул свой стул на одной ножке — и уже обращался ко второй компании:

— Хэй-хэй-хэр Ройш! Господин префект и прочие! Идите сюда, от нашего стола вашему кое-что имеется.

Прерванный на полуслове граф Набедренных слегка сбился, и господин Солосье тут же выразил некоторое досадливое неудовольствие — быстро его, впрочем, скрыв.

— Кто вас учил дипломатии? — засмеялся За’Бэй. — Хотите переговоров — высылайте переговорщика!

Хикеракли вскочил, нетрезво качнулся, чуть не снёс соседний стол, но превратил падение в довольно ловкий пируэт, разве что на руках не прошёлся. Дальше следовал и вовсе спектакль: не в силах выбрать, с какой стороны пустующий стол лучше обойти, Хикеракли одной рукой сдвинул его в сторону и пошёл расхлябанной походкой, аккуратно отпинывая со своего пути стулья. Длилась эта комедия целую минуту, не меньше, и целую минуту все заворожённо её созерцали.

Добравшись до стола графа Набедренных, Хикеракли низко поклонился.

— Вы только голову не расшибите! — притворно охнул господин Солосье. — Подле нашего стола.

— Расплачиваться-то за ущерб заведению доведётся не тебе, особенно репутацией, — хмыкнул хэр Ройш.

Хикеракли, которого, кажется, от поклона слегка замутило, посмотрел на них с выделанной скукой.

— Эт-самое, — буркнул он, — у нас там толкуют о беременности Брэда Джексона. У вас тут вроде есть один такой, от которого она, по собственному, так сказать, признанию, понесла. Если интересно, сдвигайте столы без меня, я водички глотну пока, пожалуй.

Граф Набедренных картинно прикрыл глаза ладонью.

— Из каких, однако же, неожиданных мест может протягиваться рука помощи, — не без яда заметил господин Солосье. А впрочем, и без настоящего яда: конечно, на правый стол он и до явления «переговорщика» косился слишком уж часто, но при этом ведь не скрывал, что завидует чужому заводу и чужому делу, а теперь, может быть, и чужой осведомлённости. Однако же не давал зависти себя отравить, подходил к ней трезво.

За’Бэй вскочил и примерился к столу:

— Давно пора! Граф, ну что же вы смотрите сновидения, очнитесь, который день уже вам талдычу: надо что-то решать. Поглядите, сколько сочувствующих.

Граф Набедренных лишь ещё раз вздохнул.

Но столы сдвинулись — ровно посередине, напротив входа, как и подобает, наверное, для полной символической красоты. Префект Мальвин созерцал процедуру настороженно, снова ожидая подвоха — или, скорее, конфликтов из-за социальной и личной несовместимости. Хэр Ройш проявлял живейший интерес и, кажется, даже выказывал удовольствие подобным поворотом дел. Приблев немного смущался такому количеству движений из-за его желания выступать на предельно широкую публику; Гныщевич щурился оценивающе и с лёгким любопытством.

А Скопцов думал: в самом деле, это ведь так очевидно! Когда не можешь выбрать из двух вариантов, отыщи третий, а лучше — найди способ сделать так, чтобы он сам из первых двух произошёл. Ведь не он же один стоял на глупом будто бы перепутье; хэр Ройш приятельствует с Хикеракли, граф Метелин волей-неволей знается с графом Набедренных, За’Бэй — сосед Гныщевича, а тот с Приблевым ходил за декорациями для автомобилей как раз к отцу господина Солосье… Все они, выходит, повязаны, и не только Академией, в том и дело, что не только! Жизни как-то сами собой сплетаются, и все друг друга знают, все когда-нибудь вместе да выпивали, и, пожалуй, с самого начала не стоило за два стола рассаживаться.