«Пёсий двор», собачий холод. Том I (СИ) - Альфина

— Что вы сказали?

— Что жду от вас ребёнка, Александр, — негромко и насмешливо повторил Брэд.

Рядом перетаскивали чью-то мебель, чуть подальше — распевали портовые песни неверными отроческими голосами, за спиной скрипели тележкой с кисло пахнущим хлебом. В этом городе слишком много людей, этот город живёт друг у друга на головах, топчется под окнами, пихается локтями, арестантом кружит в кольце казарм, за которым строиться не положено.

В этом городе — затыкай не затыкай уши — непременно зацепишь обрывок, пёстрый лоскут чужого разговора.

Зацепишь, обернёшься — а насмехается мальчик. Чересчур, быть может, молоденький для своего взрослого сюртука из плотного драпа, чересчур субтильный и не самый высокий, но всё-таки мальчик. Метелин не шибко, конечно, присматривался, но всё же обман не сам раскусил — по стечению обстоятельств выяснил, что Брэд никакой не Брэд, а Брáда. И, выходит, не из Британии, а совсем из другой европейской страны. До причин и деталей Метелину дела не было, ну девица — и пусть девица. Даже уважение мелькало: ловко она это — если кто её и ищет, в таком виде всяко не найдёт.

— Александр, вы опять не расслышали?

Метелин поднял глаза на Брэда.

Браду.

В свете открывшихся обстоятельств — определённо на Браду.

— Нет, слышу я вас прекрасно.

— Красноречие, однако, вам отказало, — констатировала Брада. — Что-то не так?

Голова Метелина гудела, как после крепкого удара. Какое тут, к лешему, красноречие!

— Что ж, я могу помочь нам обоим справиться с неловкостью, — беззастенчивое её самодовольство окончательно сбило Метелина с толку. — Вам нечего мне сказать, зато мне есть что сказать вам. Предлагаю взять комнату в ближайшем кабаке, чтобы никто нам не помешал. Вы ведь готовы уделить мне немного времени?

Метелин не без усилия сглотнул, и это сошло за подтверждение согласия. Пользуясь тем, что прохожие видят в ней мальчика, а Метелин — хотел бы, да не может, Брада не удержалась от панибратского похлопывания по плечу, что в отношении него позволял себе разве что Гныщевич. Но не станешь же ей за такое — как всамделишному мальчику — руки выворачивать!

Времени на разговоры у Метелина скорее не имелось — когда вольнослушатель Брэд Джексон подловил его на крыльце Академии, он как раз собирался в Северную часть, продлевать у генерала Стошева очередные пропуски из города для рабочих. Вечно всем им что-нибудь не по нраву — шагу ступить нельзя, не испросив разрешения у наместника, у Городского совета, у командования Охраны Петерберга и леший знает у кого ещё. До того как взяться за завод, Метелин и вообразить не мог, сколько кровушки выпивают эти согласования да дозволения.

Поэтому вольнослушателю Брэду Джексону он сказал прямо: иду короткой дорогой до Большого Скопнического, хотите — сопроводите меня, но на компанию мою в загуле по кабакам не рассчитывайте.

А оно вон как повернулось.

Метелин хватался за обыденное: к генералу Стошеву лучше бы таки успеть сегодня, но вечером никак нельзя не умаслить делегатов из Старожлебинска в «Петербержской ресторации» — пусть знают, кому патенты продавали! А между тем и этим оформить бы ещё дарственную на необъезженную «Метель» беспокойному графу Тепловодищеву, который всё не может смириться с разорванным контрактом…

Только короткостриженый затылок Брады маячит впереди и отменяет любые планы.

А ведь толком и не припомнить ничего про этот затылок. Перекинулись как-то в Академии двумя словами с его обладательницей, а потом столкнулись возле распивочной в начале семестра. Единственный раз Метелин нарушил зарок водки покамест в рот не брать, единственный раз! Да и повод был если не уважительный, то хотя бы понятный: удалось, наконец, утрясти вопрос железнодорожного сообщения с Куём — тамошняя знать автомобили себе выписала, но расходы на транспортировку из Петерберга за Урал изловчилась повесить на Метелина. А это ж охраняемый состав надобно выбивать, посылать туда кого-то, искать, чем ещё треть состава заполнить, чтоб вхолостую не гонять, а то совсем убыточно выйдет.

Когда все бумаги по составу легли-таки Метелину на стол, он уже и улыбнуться своему счастью не был в кондициях. Перепроверил всё четырежды четыре раза, послал курьера Гныщевичу, попробовал заснуть, да не вышло — отец созвал дам, дамы смеялись так заливисто, что не скроешься и на втором этаже. Обсуждали, конечно, Метелина — все в свете только и делали теперь, что обсуждали Метелина! Того он и добивался, к тому стремился, но после железнодорожных забот отцовское распускание хвоста перед дамами — «да-да, вырос мальчик, многому научился, было ведь у кого» — звучало подлинной насмешкой. Было у кого? Да отец не то что завод сгноил, он бы и жалкие свои швейные мануфактуры разорил лет этак через пять! То, что он всенепременно найдёт способ теперешние достижения Метелина к самохвальству приспособить, неожиданностью не было, но предсказуемая мерзость на поверку оказалась ничем не краше непредсказуемой.

С прошлой весны Метелин не позволял себе лишнего — поначалу удавалось через силу, затем отвык даже, приноровился жить и не рвать в запале рубаху, а потому первая же стопка водки в честь железнодорожных забот будто бы встала поперёк горла, вытолкнула наружу всё то, о чём он нынче думать избегал. Напиться, право слово, пришлось — не оставаться же один на один с тяжёлыми, как заводской пресс, думами.

Вольнослушателя Брэда Джексона он с пьяных глаз сначала и не признал — не приятельствовали они ничуть, на лекциях только и виделись. Вольнослушатель Брэд Джексон сам был в дрова и умудрился так лихо навернуться на льду, что Метелин ругнулся и поволок его до Сермяжной улицы, где тот снимал жильё. С вывихом по лестницам не побегаешь — за подъём Метелин и успел заподозрить неладное, но потому лишь, что перехватил несколько раз особенно крепко. Думал, примерещилось, но вольнослушатель Брэд Джексон, добравшись до комнат, на конспирацию свою наплевал — вместе с сапогами скинул и значительную часть одежды. Метелин хмыкнул, даже, кажется, рассыпался в комплиментах, вывих перевязать помог и от вина не отказался, хотя давно пора было охолонуть.

И ведь когда Брада на лобызания решилась, Метелин сразу отстранился. Да точно отстранился! Путанно объяснял ещё, что допиться до зелёных шельм — одно, а в чужой койке просыпаться — совсем другое, ни к чему это. Не так и просто отстраниться было, а объяснять и того сложнее, но она ведь услышала, покивала ведь, тост предложила за холодную голову.

Выходит, пропили-таки холодные головы к утру?

Метелин в сердцах пнул выпавший из брусчатки камень. Брада услышала, чуть дёрнула плечом, но оборачиваться не стала. Зачем же она Брада, а не Брэд — тогда б не нужно было думать, разыскивать в недрах памяти, какие говорились тосты и чем они закончились. Чем бы ни закончились — какая в том печаль? Всяко не пришлось бы пожинать плоды столь судьбоносного свойства. Тогда б и не возникло этой пугающей надобности идти вместо казарм Северной части до кабака за разговором!

И зачем, зачем теперь, а не во времена бездумного буйства?

Кабак попался незнакомый и дрянной, с каким-то разудалым названьицем — из тех, что и повторять-то не захочешь. В комнате, которую они оплатили, было пыльно и затхло, на шаткий стул подле тумбы Метелин присел, но брезгливость постукивала молоточком в голове, отвлекала от мыслей. В некотором смысле, это даже удача.

— Александр, вы отнимаете мою роль! — сложила Брада руки на груди и едва ли не покровительственно улыбнулась. — Это мне полагается бледнеть, сходить с лица и драматически прикрывать веки.

— Прошу прощения. Измотан делами.

— О, я проявлю великодушие и сделаю вид, что верю вам!

— Вы забываетесь! — рыкнул Метелин.

— Прошу прощения, — Брада кокетливо склонила голову. — Измотана самочувствием.

— Вы испытываете мою волю? Вы мстите мне по мелочи — за нашу совместную неосторожность? Спешу напомнить вам, что в ту ночь я декларировал своё намеренье ограничиться выпивкой и беседой. Не знаю уж, что на меня нашло, но в чуть более трезвом уме я не стал бы виновником вашего… самочувствия.

Вопреки ожиданиям, Брада выглядела будто бы довольной этой отповедью.

Она сняла наконец свой сюртук не по сезону, надёжно скрадывающий округлость её силуэта, развязала маскирующий отсутствие кадыка шарф и взялась за жилет.

— Намереваетесь вдарить мне по нервам наготой?

— Намереваюсь заночевать здесь. А с перетянутой бинтом грудью мне нынче не слишком сподручно.

Нагота как таковая Метелина не смущала, но то, сколь отчаянно Брада подчёркивала отсутствие хоть капли девичьего стыда, оставляло его в растерянности. Продажным девкам за такое деньги платят, а она ничего, по собственному желанию.