Пути и Двери - Ян Анатольевич Бадевский

— голос чужака оставался спокойным. — Меня призвали, и я пришел.

— Вот как. Призвали…

— Да.

— А что ты скажешь, если я предложу разделить со мной часть добычи? Уверен, за мою голову назначена меньшая цена.

Тобиас не ответил.

Вожак понял, что дистанция стремительно сокращается. Он был хорошим бойцом, и кое-что умел в жизни, но противник напоминал… воду. Или ветер.

Тобиас Мирон вычертил что-то немыслимое своим клинком, и предводитель разбойников упал в траву, обливаясь кровью. Смерть наступила мгновенно.

Лесная чаща впала в оцепенение.

— Уравновешено, — сказал воин.

И нагнулся, чтобы очистить лезвие об одежду мертвеца.

2

Мальчик с потухшим взором сидел во дворе древнего храма на каменной скамье.

Он ждал.

Прошло уже несколько дней, с тех пор как служитель покинул свою келью и отправился творить возмездие. Мальчик не ел и мало спал. Ему снились кошмары. Изредка он спускался по ступеням к роднику, одетому в камень и огражденному невысоким парапетом. Справлял нужду за полуразрушенной внешней стеной, чтобы не навлечь на себя божественный гнев.

Жить не хотелось.

Мальчик потерял всех, кого любил, за одну ночь. Роковую ночь, когда на его ферму напали разбойники. Отца и двух братьев убили сразу — те пытались защищаться вилами и серпами, но ничего путного из этого не вышло. Мать спрятала сына и двухнедельную дочурку на чердаке заброшенной мельницы, а сама помчалась к соседней ферме — звать на помощь. С ней что-то случилось, потому что мальчик слышал душераздирающие крики из леса. Сестра испуганно молчала, даже не хныкала. Девочка была совсем крохотной, грудничком…

Когда всё закончилось, разбойники разграбили и подожгли ферму. Мельницу почему-то не тронули. Видимо, решили, что брать там нечего.

Малышка разрывалась от крика — хотела есть.

Через несколько дней девочка умерла. Пить воду из реки сестра отказывалась и непрерывно плакала. Несколько раз пачкала пеленки, приходилось менять их. Мальчику было шесть, он ничего не знал о выживании без родителей. Изуродованное тело матери лежало в лесу, отец с братьями почернели и обуглились на пепелище. Он брел через лес, всхлипывал, ругался на сестру и постепенно терял рассудок.

А потом из памяти всплыли отголоски преданий, рассказанных бабушкой. О Боге Справедливости и лесных храмах, разбросанных по всему Преддверью. И даже за Дверьми, среди звезд, по словам бабушки, это безымянное божество следило за равновесием между добром и злом.

Главное — попросить.

Если ты маленький и слабый, если под лунами творится беззаконие, призови воина Равновесия, исправно служащего воле забытого божества. И порядок будет восстановлен.

Так говорила бабушка.

Но ты не должен обращаться к воинам Справедливости по пустякам. Только в крайнем случае, запомни это, малыш. Потому что они требуют кое-что взамен. И эта цена слишком высока для обычного человека…

Вьюжными зимними вечерами бабушка напевала слова мертвого языка. Слова, у которых не было смысла. И эта песенка навсегда врезалась в память ребенка. Когда он заблудился и не смог выбраться из глухой чащи, когда потерял свою сестру и зарыл крохотное тельце в ближайшем овраге, всхлипывая от отчаяния и безнадеги, когда вздрагивал от полуночных шорохов и далекого волчьего воя, он вспоминал эту молитву. И читал ее лунам, шороху листвы и непроглядной тьме, всем своим нутром желая прихода воина Равновесия. Потому что мир рассыпался в прах, и ничего не осталось, кроме горя, боли и ярости.

А еще — голода.

И жажды.

Мальчик пил воду из ручьев, собирал неизвестные ягоды, карабкался на деревья за орехами.

А потом появился человек в длинном дорожном плаще и серебряной маске. Человек отвел мальчика в затерянный храм, накормил и напоил горячим отваром. Выслушал сбивчивый рассказ ребенка, задал несколько вопросов. Потом сказал:

— Жди меня здесь. Никуда не ходи.

И ребенок ждал.

Дни сменяли друг друга. Мир остановился, отчаяние вросло в душу. Хотелось кого-то любить. Хотелось, чтобы мама потрепала шевелюру, ласково улыбнулась, спела колыбельную на ночь. Хотелось проснуться от крика сестры, а потом услышать ее довольное причмокивание и тихое сопение. Хотелось побегать наперегонки с братом, посидеть с удочкой на берегу реки, чувствуя присутствие отца…

Всего это не вернуть.

Спустя несколько дней человек вышел из леса. И швырнул к ногам мальчика пропитанный кровью мешок.

— Разверни.

Мальчик трясущимися руками открыл страшный подарок. На плиты каменного двора выкатилась голова предводителя разбойников.

— Они все мертвы? — тихо произнес мальчик.

Воин кивнул.

— И… что теперь?

Человек присел на корточки. Мальчик увидел на уровне своего лица серебряную маску и эфес меча, выглядывающего из-за спины незнакомца.

— Ты призвал меня. Я исполнил долг. Разве тебе не говорили о последствиях?

Мальчик покачал головой.

Воин помолчал.

— Ты должен принести что-то в жертву Богу Справедливости. Заменить меня и карать зло, где бы оно не скрывалось. Ты будешь носить серебряную маску, щит и меч. Ты не постареешь и не умрешь до тех пор, пока однажды кто-то не заменит тебя. Этот путь может растянуться на долгие годы и стать непосильной ношей. Ты готов к этому?

Мальчик кивнул.

Ему было нечего терять.

— Меня зовут Тобиас Мирон, — голос воина стал торжественным и зычным. — Теперь это твоё имя.

3

Прошло сто сорок лет с тех пор, как испуганный мальчик отринул свое прошлое и превратился в безликого вершителя судеб. Сто сорок лет скитаний по мирам Дверной Сети, уравновешивания преступлений и наказаний, поисков достойного сменщика. Выяснилось, что Бог Справедливости не ждет обращений смертных по малейшему поводу. В больших храмах жили не только воины, но и сборщики новостей — эти служители занимались выявлением злодеяний и передачей их патриарху — тот распределял задания между воинами. А древнюю молитву, которой некогда воспользовался Тобиас, почти никто не помнил.

Сто сорок лет.

Долгий, бесконечно долгий срок. Особенно для человека, который постоянно кого-то убивает во имя Справедливости. Воины Равновесия не старели и были практически неуязвимы. Раны Тобиаса Мирона и ему подобных быстро заживали, отрубленные конечности вырастали вновь. Внутренние органы восстанавливались. И всё благодаря маске, которую разрешалось снимать исключительно в пределах храма. Даже в магических поединках Мирон выходил победителем — ему покровительствовали незримые силы, проводником которых служила маска.

Вот только душу Бог Справедливости вылечить не мог. Вся эта вереница смертей, тянущаяся из детства, угнетала Тобиаса. Он не стремился к бессмертию — просто отрабатывал свой долг. Хотелось вновь стать обычным человеком, поселиться в тихой деревушке или на Облачных Скитах Преддверья. Наверное, Тобиасу понравилось бы жить среди ниров. Говорят, эти странные философы учат