Не любовь. Не с нами (СИ) - Романова Наталия

Нюта потопталась с секунду, неуверенно подошла к двери, почему-то уставилась прямо на голый торс Коли, разглядывая то, что видит: прокаченные мышцы груди и рук, упругий живот с кубиками, как на рекламе единственного спортивного клуба, переименованного недавно в «фитнес-клуб», в их городишке.

Грудная клетка заметно поднималась, опускалась, а когда взгляд Нюты невольно, сам собой, – точно не специально – скользнул до резинки штанов, живот у Коли дрогнул. Нюта поняла, что покраснела, быстро проскочила в комнату, стараясь спрятать алеющие щёки. Дурочка! Можно подумать ни разу полуголых мужчин не видела! Нет, настолько близко, конечно, не доводилось, почти нос к торсу, но уж краснеть точно не от чего!   

Огляделась. Типовая комната прямоугольной формы с одним окном с короткой, по подоконник, занавеской. Трёхстворчатый шкаф, диван и узкая кровать вдоль стен, обеденный стол, вешалка у входа. Ничего примечательного. Одиноких лейтенантов размещали в таком жилье, позже давали квартиру, исходя из семейного положения – малосемейку или полноценную жилую площадь, – но поначалу все жили в спартанских условиях.

– Ты один? – зачем-то уточнила Нюта, прекрасно видя, что в комнате никого нет, только зачем-то прямо по центру стоят два стула, а рядом устроились гантели и несколько гирь.

– С кем я должен быть? – нахмурил лоб Коля.

– С девушкой, – пожала плечами Нюта.

Захотелось услышать, что никаких девушек в этой комнате никогда не было, она первая переступила порог. Лучше, конечно, чтоб совсем не было, никогда-никогда, но это фантастика, но конкретно в этой комнате – почти возможно.

– Зачем? – Коля уставился на Нюту с нескрываемым удивлением, детским любопытством каким-то.

– Для секса? – Нюта не знала, что ответить. 

Действительно, «зачем?».

– Зачем? – повторил вопрос Коля, выглядя настолько ошарашенным, что Нюта опешила.

Что ответить на этот вопрос она не понимала. Теоретически знала, для чего люди занимаются любовью: удовольствие, продолжение рода, что-нибудь ещё важное. Но чётко сформулировать ответ не могла. Опыта у неё не имелось, вдруг это не так уж и приятно, продолжать же род она пока не собиралась. И вообще – почему она должна объяснять очевидные вещи Коле? Мужчине нужна женщина, женщине – мужчина, что непонятного?! 

Поэтому ответила просто:

– Для удовольствия.

– А! – Коля хлопнул себя по лбу. – Не, я лучше пельмени.

– Зачем? – в этот раз удивилась Нюта. – Какие пельмени?

– Для удовольствия пельмени, – широко улыбнулся Коля. – Люблю пельмени. Хочешь?

– Давай, – кивнула Нюта.

– А любовью я только с тобой хочу, – у самой двери выдал он, хватая полотенце и футболку. – Но пока нельзя, так что я пельмени.

Коля выскочил, видимо, на кухню и в душ, Нюта же осталась смотреть на закрытую дверь. Шлёпнулась на стул, обхватила ладонями лицо, совершенно счастливо улыбаясь. Глупый комплимент, совсем не книжный, не романтичный – это же надо, сказать девушке, что заменяешь её пельменями. Пельменями! А Нюта сидела, счастливо пялилась на крашеное полотно двери, не в силах прекратить улыбаться.

Потом они ели покупные пельмени с кетчупом, майонезом, соевым соусом. Целовались, чувствуя на губах эту ядерную смесь. Коля постоянно улыбался, совершенно глупо шутил, говорил о том, что будет, когда они поженятся. Весной или летом. И что поедут к его родителям на Чёрное море, и что она обязательно понравится его маме, иначе быть не может.

Ещё у них будет двое детей. Коля хотел троих, Нюта считала, что достаточно одного ребёнка, в итоге сошли на цифре два – хорошая же цифра! Условие, что дети появятся после Нютиной учёбы, Коля принял легко, пока же пусть работает, тем более хозяин магазинчика намекал, что ему нужен бухгалтер «на первичку», он же товаровед.

Снова целовались. Это был самый насыщенный поцелуями день за все восемнадцать лет жизни Нюты Кузнецовой и самый счастливый.

Они стали проводить почти каждый день в комнате, в общежитии. Нюта иногда приносила пельмени, между прочим, сама лепила. Перед мамой оправдывалась, что всё время у подружки сидит, готовятся к сессии, неудобно объедать чужих людей, перекусить же во время учёбы хочется. Мама лишь качала головой, улыбалась, иногда к пайку студенток добавляла пирожки, котлеты, салаты.

Говорила:

– Пусть подружка поест домашнего.

Ещё Нюта узнала, почему Коля в первый раз вышел потным, запыхавшийся. Он много занимался спортом, помимо того, что ходил в служебный зал, постоянно дома отжимался, поднимал здоровенные гири, штангу, подтягивался. Иногда просил Нютe лечь ему на спину и отжимался прямо с ней, порой на стульях, что приводило её в какой-то неописуемый восторг. Коля был очень, очень сильным! Нюта со своими пухлыми пятьюдесятью пятью килограммами, попой и объемом груди ощущала себя  рядом с ним невесомой Дюймовочкой.

Это было совершенно бесподобное чувство, когда Коля легко поднимал её, чтобы приседать с ней на руках. Особенно ей нравилось лежать на его спине, обхватив шею руками, прижав щеку к горячей коже. Качаться, словно на большом, теплом матрасе, чувствовать, как заходится от удовольствия сердце, учащается дыхание, слезятся глаза, сами собой приоткрываются губы. Иногда Коля останавливался, перекатывал Нюту под себя, упираясь руками, чтобы не придавить, смотрел так, что тысячи фейерверков взрывались в голове и животе Нюты. Целовал, порой по-настоящему, жадно и жарко, но никогда не переходил грань, которую мысленно провела Нюта, даже под кофточку ни разу не забрался, гладил только по ткани. 

Нюта почему-то считала, что последнюю черту переходить рано, нужно подождать. Кого или чего ждать – объяснить не могла, не свадьбу же, только говорила Коле, что пока рано. Он терпеливо соглашался.

Пришло время, когда Нюта пожалела о своём необоснованном упрямстве. Сначала у неё началась сессия, и по закону подлости у первокурсников выпадала она на начало декабря, а не на январь или даже февраль, как у старших курсов. Пришлось ехать в Мурманск, снимать там квартиру напополам с той самой подружкой, с которой Нюта «усиленно готовилась к сессии». Потом, не успела она вернуться в родной городишко, Коля ушёл в свою первую в жизни автономку.

Нюта рвала, метала, злилась на себя, укоряла. Вспоминала шальные глаза Коли, раскрасневшиеся вовсе не от спорта щёки, уши, которые тоже становились красными в такие моменты, и думала, что большей дурочки, чем она, земля не рожала. Ведь он хотел близости, она тоже… хотела, просто отчего-то упрямилась, ждала, придумывала отговорки. Одну глупее другой, а теперь сидела в одиночестве, глазея на море, покрытое льдом у берега.

Боялась? Страшно было, но не сильно и вообще – природой заложено, значит, совсем ужасно не должно быть, иначе человечество бы вымерло. Стеснялась? Совсем немного, самую-самую чуточку. Может и Коля стеснялся, откуда Нюта могла знать? Говорят, у мужчин намного больше комплексов в интимной сфере, вдруг у Коли они есть, а она ещё отказывала! Ой, глупая, глупая!

В день, когда подлодка Коли вернулась, Нюта проспала дольше обычного. Всю ночь ворочалась, волновалась, страшно боялась, что Коля её разлюбил. За что её любить-то? За ослиное упрямство? За отказы? За то, что ругалась постоянно, когда Коля на ерунду деньги спускал? Правильно Маша говорила: угождать мужчине надо телом, а не делом. И подарки принимать с благодарностью. Нюта же ровно наоборот поступала, конечно, Коля её разлюбил. Точно разлюбил!

– Нюта? – На пороге комнаты появился папа и будничным тоном, словно делает так каждый день, сказал, что подлодка Коли уже несколько часов, как стоит у причала.

Нюта подорвалась в одну секунду. В отчаянии рванула в ванную, потом схватила первые попавшиеся джинсы, нацепила свитер прямо на футболку, в которой спала, проигнорировав бюстгальтер, засунула ноги в сапоги, обмотала шарф поверх куртки, помчалась вниз по лестнице.

– Шапка! – крикнул следом папа. – Капюшон хоть надень, – услышала Нюта сквозь отцовский смех, когда проскочила три пролета.