Поверженный Рим - Сергей Шведов

— Я приготовил для него сюрприз, — сказал Гайана. — Пусть только переступит порог моего дома.

Квестор Саллюстий явился в гости к магистру пехоты в сопровождении трех охранников, чем позабавил высокородного Гайану. Охранники у квестора были ребята ражие, но ведь дворец Гайаны буквально ломился от вооруженных до зубов готов. Впрочем, трусоватый Саллюстий, скорее всего, просто боялся разъезжать по улицам Константинополя в ночную пору. И для подобных опасений, надо признать, у него были серьезные основания. В городе пошаливали не только готы, но и самые обычные бандиты, готовые обчистить любого, кто попадется им навстречу. Городские стражники префекта Стефания вели с ними беспощадную войну, но хозяевами улиц в ночную пору почему-то все равно оставались воры и убийцы.

Глава 3 Посольство

До комита агентов Перразия вести из Константинополя дошли с большим опозданием. Он еще дочитывал письмо Саллюстия, а в это время послы кагана Ругилы уже вступали в ворота Медиолана. Если верить сиятельному Саллюстию, то Ругила стал каганом после продолжительной и кровопролитной борьбы в результате компромисса между гуннскими беками и ганами. Причем на стороне Ругилы выступили анты и венеды, а его противника, сына Баламбера Гзака, поддерживали гунны и булгары. Гзак был убит в одном из сражений, что и предопределило избрание Ругилы. Правда, беки и ганы оговорили его избрание одним условием: Ругиле должны были наследовать не собственные сыновья, а сыновья Гзака, внуки Баламбера. Поначалу Перразий морщился, читая письмо Саллюстия, — к чему, спрашивается, такие подробности о делах варваров, живущих где-то в районе Боспора. Увы, как оказалось, проблема была не в многословии Саллюстия, а в дипломатических способностях Ругилы, который сумел без войны объединить вокруг себя множество племен, венедских, сарматских, аланских, угорских, булгарских, и одним махом раздвинул границы своей империи вплоть до Дуная.

— Как ему это удалось? — вопросительно взглянул Перразий на немолодого сотника, привезшего ему письмо Саллюстия.

Сотник Коташ, если судить по обличью и вооружению, был венедом и, возможно, знал о событиях, происходящих на Дунае, больше, чем префект Саллюстий, обосновавшийся в Константинополе.

— Ругиле, сыну бека Белорева, помогли наши волхвы, — пояснил Коташ. — Это они уговорили вождей вступить с гуннами в союз и признать верховным вождем кагана Ругилу.

— Зачем? — спросил Перразий, жестом приглашая сотника к столу.

Сотнику уже перевалило за сорок, но, судя по быстрым движениям, он не растерял с годами природной ловкости и силы. В серых умных глазах Коташа, направленных на комита агентов, таилась усмешка.

— За твое здоровье, высокородный Перразий, — поднял кубок сотник. — И за наше давнее знакомство.

— А разве мы встречались? — удивился комит агентов.

— Давно, — кивнул Коташ, — почти двадцать пять лет тому назад. В Сабарии. Тогда ты был в свите императора Валентиниана и очень интересовался русами Кия.

— Вспомнил, — нахмурился Перразий. — Ты был лазутчиком патрикия Руфина.

— Пусть будет так, — не стал спорить Коташ. — Теперь я состою при его сыне, патрикии Саре. Валия Балт заключил союз с Константинополем и теперь рассчитывает, что Стилихон тоже подержит его в войне с гуннами.

— Префекта Стилихона сейчас нет в Медиолане, — вздохнул Перразий, — он находится в Южной Галлии.

— В таком случае, высокородный Перразий, ты должен предупредить императора Гонория, что союз с гуннами обернется для него войной с готами, вандалами и франками.

— Я так понимаю — в рядах русов Кия наметился раскол? — прищурился на гостя Перразий.

— Он уже состоялся, комит, — спокойно ответил Коташ. — Волхвы Велеса отказались признать Ругилу каганом и ярманом. Но и среди волхвов триады Белобога нет единства. Кудесник Перуна Родегаст сказал твердое «нет» Ругиле. Его поддержали князь русколанов Верен и князь свевов Яромир.

Перразий призадумался. Сведения, полученные от сотника Коташа, были очень важны. Вражда, вспыхнувшая в стане варваров, могла сослужить хорошую службу Римской империи. Сиятельный Саллюстий буквально заклинал Перразия помочь рексу Валии оружием и деньгами, ибо только готы сумеют удержать гуннов от вторжения в провинции Римской империи, и без того переживающие не лучшие времена. И, скорее всего, новый префект претория был прав. Ситуация требовала взвешенного решения. А вот принимать это решение было некому. Божественный Гонорий, которому исполнилось недавно восемнадцать лет, мнил себя великим правителям и слушал только наушников, среди которых самое почетное место занимал светлейший Олимпий, смазливый пройдоха двадцати с небольшим лет. В Медиолане ходили слухи, что божественного императора связывают с трибуном конюшни не только любовь к лошадям, но и общее ложе. Косвенно эти слухи подтверждались тем, что юный император не проявлял никакого интереса к своей жене, дочери Стилихона Марии. Конечно, высокородный Перразий, имевший почти полувековой опыт общения с сильными мира сего, быстро нашел бы управу на расторопного греховодника Олимпия, если бы за спиной трибуна конюшни не стоял магистр пехоты Иовий, главный, пожалуй, соперник сиятельного Стилихона в борьбе за власть. В свою очередь, сиятельный Иовий был связан теснейшими узами с епископом Амвросием, смотревшим сквозь пальцы на предосудительные, с точки зрения любого христианина, шашни Гонория и Олимпия. Амвросий Медиоланский считал, что префект Стилихон слишком уж терпимо относится к язычникам, и мечтал о том дне, когда ему удастся отстранить влиятельного временщика от власти.

— Когда посланец Валии Балта прибудет в Медиолан? — спросил Перразий у Коташа.

— Через пять дней.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы договор с гуннами не был подписан до приезда рекса Аталава Гаста, но я не всесилен, сотник. Имей это в виду.

С послом кагана Ругилы, беком Буняком, комит агентов познакомился на обеде, данном магистром Иовием в честь гуннов на следующий день после их приезда в Медиолан. Во времена расцвета Римской империи варваров обычно долго выдерживали на заднем дворе, прежде чем допускали к трону божественного императора. К счастью для бека Буняка, те времена давно миновали. И ныне римские чиновники лезли из кожи, чтобы ублажить гуннов. Впрочем, бек Буняк был угром, о чем он без обиняков заявил своим соседям через толмача. В чем заключается разница между угром и гунном, высокородный Буняк объяснить забыл, а римские чиновники, собравшиеся за роскошно накрытым столом, постеснялись его об этом спросить. Гуннский бек был стар. Годами он, пожалуй, сравнялся с Перразием, которому уже перевалило за семьдесят, но держался бодро. А пил так, что никто из римлян за ним не поспевал. Однако, несмотря на обилие выпитого вина, бек Буняк не терял нити разговора, и его узкие хитрые глаза, утопающие в глубоких морщинах, пристально следили за сотрапезниками.