Джефферсон - Игорь Ефимов

Для утоления отцовских чувств в Париже у Джефферсона оставалась лишь дочь Пэтси-Марта. В первый месяц её пребывания в пансионе Аббе Руаяль он навещал её там каждый день, потом не реже раза в неделю, а в перерывах засыпал письмами с поучениями. Вдруг в январе маркиз Лафайет привёз из Америки ужасное известие: Люси Элизабет, оставленная в семье тётки, умерла от коклюша, не дожив до трёх лет. Снова, как и после смерти жены, Джефферсон так заболел от горя, что Адамсы умоляли его обратиться к докторам, может быть, даже прибегнуть к лечению магнетизмом, которое тогда завёз в Париж знаменитый венский медик Месмер.

К врачам Джефферсон не пошёл, но твёрдо решил вызвать к себе во Францию Полли-Марию. Не обещал ли он умирающей Марте взять на себя всю заботу о дочерях? Семейство Марты Эппс он не мог обвинить в небрежности, та же болезнь в те же недели унесла жизнь их собственного ребёнка. Но всё равно, всё равно! Полли Мария должна быть с ним! Он отдаст её в ту же школу-пансион, где учится Пэтси-Марта. И сестры станут поддержкой и утешением друг для друга.

Он написал письмо супругам Эппс с просьбой посадить девочку на корабль, как только начнётся летняя навигация.

И что же?! В ответ пришло несколько строчек аккуратных круглых букв, выведенных самой Полли-Марией, в которых семилетняя упрямица объявляла, что будет рада повидать отца и сестру, но для этого им надо приехать в Америку. О том же, чтобы она покинула дом любимых ею дядюшки и тётушки, не может быть и речи.

Последние недели безжалостная подагра не позволяла доктору Франклину вставать с постели, поэтому американским посланникам приходилось собираться для своих совещаний в его доме. Карета покрывала расстояние от Отёйля до Пасси за 20 минут. По дороге Адамc не смог удержаться и опять начал жаловаться Джефферсону на трудности своих отношений с главой американской дипломатической миссии.

— Не понимаю, откуда он берёт время заниматься делами. Встаёт поздно, завтракает долго, а после завтрака сразу начинается поток посетителей, как важных, так и тех, кто просто мечтает увидеть самого знаменитого американца. Приглашения на обеды — каждый день. Он любезно звал меня с собой, но с какого-то момента я начал придумывать отговорки, чтобы иметь время для писания необходимых писем, для занятий французским, для общения с семьёй.

— Продолжал ли он здесь свои опыты с электричеством?

— Насколько мне известно, — нет. Честно сказать, я не понимаю, почему эти наблюдения за молниями вызвали такой ажиотаж в Европе, принесли ему мировую известность.

— Мне кажется, человеку приятно отвоёвывать у небожителей их прерогативы. Прометей прославился, похитив огонь, доктор Франклин — похитив молнии у Зевса-громовержца. На Прометея в наказание наслали орла, клюющего его печень. Не за открытие ли электричества боги наслали на бедного доктора подагру и камни в почках?

— При встречах с французскими и британскими дипломатами мы с ним ведём себя совершенно по-разному. Там, где я пытаюсь воздействовать на оппонента твёрдостью и доказательствами, он будет обольщать и уговаривать. Я стараюсь держаться принципов морали, он действует игривостью и юмором. Девять лет назад по пути на встречу с британским генералом для переговоров нам довелось ночевать в гостинице в одном номере. Мы проспорили полночи о том, что лучше: задыхаться в комнате с закрытым окном или замерзать — с открытым.

Колёса кареты простучали по деревянному мостику, утиное семейство с возмущёнными воплями посыпалось в воду.

— А рассказывал я вам о том, как была устроена его встреча с Вольтером во Французской академии? Оба прославленных мудреца согласились на это торжество под большим напором. Они воображали, что им удастся ограничиться дружеским рукопожатием на глазах у публики. Не тут-то было! Вся аудитория начала скандировать: «Обнимитесь! Поцелуйтесь!» Что оставалось делать несчастным старикам? Они подчинились и облобызали друг друга. На следующий день газеты пестрели заголовками в стиле: «Жаркое объятие нового Солона с новым Софоклом».

«Новый Солон» приветствовал гостей, лёжа в постели, помахивая одной рукой, придерживая костыль другой. Светлые глаза его поблёскивали за стёклами бифокальных очков — его собственного изобретения, позволявшего то разглядывать посетителей, то переводить взгляд на строчки письма.

— Хотите послушать куплеты, которые прислала мне очаровательная и безжалостная мадам Бриллон? «Наш мудрец опять в постели! / Он мечтал о женском теле, / но врага в кровать впустил, / потому что много пил, / позволял себе паштеты / и креветок, и котлеты. / Враг-подагра тут как тут. / Его норов очень крут». Я должен сочинить в ответ какую-нибудь сатиру и отпечатать на своём домашнем прессе. Например, о даме, пытавшейся вернуть меня на путь добродетели и воздержания, а вместо этого ввергнувшей в пучину греха и соблазна.

— Для вашего домашнего пресса, — сказал Адамc, — я бы очень рекомендовал книгу нашего друга, сидящего рядом со мной. Такая досада, что он отпечатал свои «Заметки о Виргинии» тиражом всего лишь в 200 экземпляров. Её должны прочесть все культурные люди в Европе. Страницы о природе, об индейцах, о рабстве — на вес золота.

— Мистер Джефферсон, я был бы рад получить экземпляр. Открывать европейцам глаза на Америку — такая же важная задача, как и открывать посольства в их столицах. Год назад я опубликовал на французском и английском нечто вроде наставления для тех, кто подумывает об эмиграции в Соединённые Штаты. Главная мысль: ехать стоит тем, кто готов заниматься нужными делами — торговлей, ремёслами, фермами, плавильнями. Тем, кто мечтает о быстром обогащении и беспечной жизни, в Америке делать нечего.

Вошедший слуга тем временем придвинул к постели широкий стол. Адамc и Джефферсон разложили на нём последние послания из других стран, проекты договоров, вырезки из газет. Весь последний год три американских дипломата пытались наладить прочные торговые связи с остальной Европой, но пока им удалось заключить конкретное соглашение только с Пруссией. Предстояло возрождать разрушенную войной торговлю с Англией, но это представлялось возможным только после открытия американского посольства в Лондоне.

Другой постоянно всплывавшей темой на совещаниях была борьба с пиратством в Средиземном море и восточной Атлантике. Алжир, Тунис, Марокко, Триполи и другие мусульманские страны на севере Африки превратили охоту за торговыми судами в доходный бизнес. Пока Америка была частью Британской империи, английские фрегаты защищали её корабли. Но после отделения этот щит исчез. Теперь британцы не без злорадства следили за печальной судьбой американских пленных моряков, попавших в рабство к африканцам. Потери конкурентов были выгодны английским купцам. Франклин любил повторять печальную шутку: «Если бы Алжир не существовал, Англии было бы полезно создать его».