Санта-Клаус, или Отец на Рождество - Барбара Мецгер

Старая Мара прошептала Грейс-Энн, чтобы та не настаивала, потому что у младенца нет шансов выжить. Зачем разбивать сердце бедной девочки, показывая ей жалкое создание? Маре пришлось вдувать воздух в рот малютки, чтобы та испустила слабый, дрожащий вопль. Словно все крики Пруденс забрали голос и у младенца.

Ребенок был крошечным, с кожей голубоватого оттенка и тощий, как маленький птенец. Грейс-Энн никогда не видела такого маленького младенца, и она не переставала изумляться, заворачивая свою новорожденную племянницу в самые мягкие одеяла, держа ее на руках, чтобы согреть, баюкая крошечное тельце, чтобы малютка не тратила на плач те призрачные силы, которыми цеплялась за жизнь.

– Это красивая, идеальная маленькая девочка, Пру, – солгала Грейс-Энн. Или, может быть, именно это она и имела в виду, потому что Грейс-Энн всем сердцем полюбила хрупкого младенца с того момента, как взяла ее у старой Мары, а общеизвестно, что любовь слепа. – Как ты назовешь ее?

Пруденс отвернулась лицом к стене.

– Лучше поторопиться, миссус, и позвать святого отца, чтобы благословить ее, – предупредила старая Мара. – Малютка слишком слаба, чтобы протянуть до утра, предупреждаю.

– Только не католического священника, Грейси, – настойчиво проговорила Пру, но старая Мара бросила еще один взгляд на крошечное стянутое лицо и заявила, что не думает, что у них есть время дожидаться англиканского священника. Затем Джилли поклялся, что он пустит в дом только католического священника, а Пруденс снова начала кричать.

Как они могли спорить о том, в какой церкви крестить ребенка? Подумала Грейс-Энн. Разве ни одного из них не волнует, что младенец может, – нет, по всей вероятности, должен, – скоро умереть? Неужели только она испытывает жалость к этой жалкой маленькой крохе, которая с таким отчаянием сражается за каждый вздох?

– Джилли, позовите отца Падрейка, он ближе всех. Если Господь захочет еще одного ангела, то Ему будет все равно, кто послал ее. Пру, прекрати так себя вести, ты только еще больше истощишься. Скажи мне, как ты хочешь назвать малютку.

– Говорю тебе, мне она не нужна! Я все равно собиралась отослать ее в приют. Пусть они там назовут ее, если она протянет достаточно долго.

– Пруденс! Ты не можешь иметь это в виду. – Даже для Пруденс это была чересчур безжалостная мысль. – Ты просто переутомилась после родов. Ты не можешь отдать собственную плоть и кровь!

– Нет? Вот увидишь, Грейси. Отец Падрейк заведует приютом. Он заберет отродье, если она все еще будет жива.

Слезы побежали по лицу Грейс-Энн, то ли от жалости к новорожденной племяннице, то ли – к сестре, но она поклялась:

– Я ни за что не позволю тебе.

– Отлично, тогда забирай ее. Дай ей имя. Ребенок твой, если выживет. Пусть кто-нибудь составит тебе законные бумаги, если ты хочешь этого, Грейси, но поторопись, потому что как только я смогу выбраться из этой постели, я уеду отсюда – и без хилого маленького ирландского ублюдка.

Пришел священник, и Грейс-Энн еще раз попробовала убедить Пруденс дать ребенку имя.

– Я не стану этого делать! Просто дай ей какое-нибудь красивое, может быть, даже глупое, имя, но не как Пруденс или Грейс.

Отец Падрейк ждал, младенец дрожал в его руках.

– Антония, – с трудом выговорила Грейс-Энн, давая этому младенцу имя, которое она выбрала для дочери Тони. – Антония Фэйт.

– Антония Фэйт Уоррингтон, – провозгласила Пру.

Грейс-Энн сглотнула и кивнула. Она сделает это. Пруденс не собирается изменять свое эгоистичное сознание, а Грейс-Энн не была наивной, полагая, что это когда-нибудь произойдет. Даже если Пру и изменит свои чувства – или вообще выкажет какие-то чувства – и решит оставить младенца, то куда они пойдут, где они будут жить? Нет, Антонии будет лучше с тетушкой, которая уже полюбила ее. И никто, ну, почти никто, не знает, когда умер Тони. Она объявил маленькую Нину своей, посмертным ребенком Тони, так что не будет никакого скандала. Пру сможет вернуть себе свою жизнь и делать то, что хочет, а у Грейс-Энн будет маленькая девочка, которую ей всегда хотелось иметь. Если ей удастся выходить ее.

Глава 18

Кормилицы обходились недешево, даже в Ирландии, где дети умирали в ужасающем количестве. Отец Падрейк нашел Шанну Макбрайд для Грейс-Энн в работном доме, где бедная девушка никогда не смогла бы отработать свои долги. Выброшенная на улицу с кабальной должности в пивной, когда обнаружилось, что она беременна, Шанна нищенствовала и слонялась бездомной, пока не пришло ее время. Ее нищая семья не могла взять ее обратно; им пришлось продать ее в кабалу в первую очередь для того, чтобы накормить младших детей. Так что Грейс-Энн рассчиталась по кабальному договору, затем оплатила издержки работного дома и ту сумму, которую выделил приход, чтобы похоронить мертворожденного младенца Шанны. Чувствуя себя грязной, словно она только что купила раба, Грейс-Энн наблюдала за тем, как судья заполнял формы, которые делали Шанну ее собственностью. Но Антонию нужно было кормить.

Пру практически рассмеялась, когда Грейс-Энн предложила, чтобы сестра попыталась покормить малютку.

– Что, и никогда не восстановить свою фигуру?

Грейс-Энн выложила деньги еще и на поверенного, который составил бумаги, сделав все законным. Пруденс с радостью подписала, хотя и продолжала утверждать, что в этом нет необходимости; она никогда не попытается заявить права на это убогое создание. Как бы то ни было, она не могла понять, зачем Грейс-Энн понадобилась вся эта суета и беспокойство, ведь ребенок не переживет первую же лихорадку или простуду.

Джилли тоже пришлось подписать. Он был счастлив поставить свою подпись на бумагах, если это означало, что ему никогда не придется тратить добрые деньги, чтобы содержать лукавого ублюдка.

– Я вообще никогда не был уверен, что это ребенок моего мальчика, – пробормотал он, бросив кислый взгляд на Пруденс, которая улыбалась поверенному средних лет. Пру с шумом опустила книгу на любимую глиняную трубку Джилли. Шум разбудил младенца, испустившего едва слышный вопль.

– Шшш, cara mia, тише, niсa [24]. - Грейс-Энн прижала к себе малютку, укачивая ее, чтобы она снова уснула, нахмурившись на всех остальных.

Теперь Антония принадлежала Грейс-Энн, ей и Тони. Она просто передвинет дату его смерти вперед на пару месяцев, если кто-то спросит, и будет носить траур на месяц дольше. Грейс-Энн устала от черных одеяний, но у нее все равно не было денег на весь новый гардероб. Антонии понадобятся платьица и свитера, чепчики и еще больше одеял, чтобы ей было тепло, даже ирландским летом.