Санта-Клаус, или Отец на Рождество - Барбара Мецгер

– Я всегда плохо разбирался в подсчетах, – признался Джилли, – за исключением тех случаев, которые касались женщин. – Грейс-Энн выслушала первую часть фразы, проигнорировала вторую, и начала помогать ему вести бухгалтерию в обмен на то, что Джилли научит мальчиков правильно ездить верхом, чтобы они были в безопасности. Герцог, слава Богу, не отходил от них, потому что Грейс-Энн боялась надолго покидать сестру. Пруденс становилась беспокойной и плакала, когда оставалась одна, вспоминая каждую историю о смерти во время родов, которую когда-либо слышала.

– Все это ерунда, Пру, – Грейс-Энн пыталась подбодрить младшую сестру. – Если у меня не было трудностей, когда я рожала близнецов, то и с тобой будет все в порядке с одним ребенком. И вся боль, которую я перенесла, стоила того, чтобы произвести на свет моих драгоценных мальчиков.

Пруденс застонала и снова расплакалась.

Уилли и Лес тем временем стали сильнее и загорели, словно дети фермеров, резвящиеся на сеновале. Грейс-Энн почти не видела их, за исключением того времени, когда они ели или пора было ложиться спать, да пары часов по утрам, когда она загоняла их и всех других детей, оказавшихся поблизости в гостиную на уроки. Она не собиралась давать Уэру возможность обвинить ее в пренебрежении образованием мальчиков, в добавление ко всем тем обидам, которые он мог держать против нее. Грейс-Энн полагала, что герцог будет рад увидеть, что дети теперь намного меньше зависят от матери, познавая грубовато-агрессивную, мальчишескую жизнь лошадей и собак, рыбалки и плавания. Она ненавидела все это и скучала по своим малюткам.

Грейс-Энн напомнила себе, выискивая что-то хорошее, что теперь у них была спальня, где она могла встать во весь рост. Мальчики никогда не будут ударяться головами о крышу, не важно, как быстро они будут расти. Конечно, крыша была соломенной, и иногда Грейс-Энн слышала, как там шуршит мышь, но она не станет думать ни об этом, ни об ушибленных локтях, ни о царапинах после сбора ягод, ни о мокрой, испорченной одежде. Зато мальчики выглядели счастливыми.

Но не Пруденс. Когда погода сделалась теплее, она стала более требовательной и испытывала больше неудобств. Учитывая, что от Лайама не было ни слова, сестра злилась еще больше: на него, на его отца, на ребенка, которого носила. И ее злость, казалось, иссушала те небольшие силы, которые у нее были.

А потом Таттерсоллз прислал Джилли банковский чек. В записке говорилось, что они провели удачный аукцион, но никто не пришел забрать выручку, за вычетом комиссионных, разумеется. Грейс-Энн настояла на том, чтобы мистер Халлоран потратил часть денег, оставшихся после выплаты лорду Асквиту, на то, чтобы нанять сыщика с Боу-стрит и разыскать Лайама. Лайам не сбежал бы без денег, даже если, по выражению Джилли, он струсил по поводу женитьбы на Пру.

– Клянусь, этими деньгами от продажи лошадей можно было бы оплатить достаточно дальний путь, – предположил Джилли, успокоившись насчет безопасности его фермы на еще один квартал.

Грейс-Энн написала мистеру Олмстеду в Лондон, как только Джилли согласился послать деньги. Она пообещала добавку к этой сумме, если возникнет необходимость, за счет своего дохода в следующем месяце, если это сможет помочь. Мальчики могут бегать босиком все лето; а ребенку Пруденс уже совсем скоро понадобится отец.

Убедившись, что его яхта находится в Портсмуте, ремонтируя паруса, его светлость уехал в Лондон, чтобы ждать, с благословения Мильсома. В данном случае дворецкий предпочел остаться в Уорике, наблюдать за весенней уборкой и предвидя дурное настроение его светлости.

Лиланд решил, что он встретит яхту в Бристоле через несколько недель, не желая проводить бесчисленные ночи в безразличных гостиницах и терпеть наемных лошадей и ехать по ужасным дорогам. По морю он достаточно быстро доберется до Ирландии. Что ж, недостаточно быстро, так как он уже опоздал, но своевременно, чтобы увезти мальчиков, пока их репутация не погибла окончательно. Уэр решил, что новизна плавания на корабле сможет утешить Уилли и Леса после расставания с матерью, если Грейс-Энн решит остаться со своим любовником, будь проклято ее распутное сердце.

После визита Олмстеда выяснилось, что ирландец некоторое время назад посетил поверенного Уэра, принес с собой просьбу Грейс-Энн, чтобы ее деньги пересылали в дом Халлорена в Ирландии, – и спрашивал о специальном разрешении. Это подтверждало слухи и меняло ситуацию. Если Грейс-Энн вышла замуж, то может ли Лиланд на самом деле назвать ее непутевой матерью и забрать мальчиков? Черт побери, ирландский тренер лошадей будет растить его наследников! Он отправился в зал Джентльмена Джексона, чтобы улучшить свои боксерские навыки. Казалось, что у каждого спарринг-партнера [23] были рыжие волосы, и единственное, что спасало их веснушчатые головы – так это то, что Халлоран не вернулся, чтобы получить лицензию. Единственная причина, по которой Лиланд не отправился верхом в Ирландию тем же самым днем, – это бушующий шторм, который, по сообщениям, смыл целые дороги.

Тот же самый шторм задержал его яхту в Портсмуте еще на неделю. Так что Уэр все еще находился в Лондоне, когда прибыло последнее письмо Грейс-Энн к Олмстеду после долгой, вызванной непогодой, задержки. В этот раз она хотела нанять сыщика с Боу-стрит, чтобы найти ирландца. Ублюдок бросил ее? После того, как отправил ее в Ирландию? Уэр не стал утруждать себя возвращением к Джентльмену Джексону. Он пошел прямо в тир Мэнтона.

Непосредственно с Боу-стрит пришло сообщение о том, что путь мистера Лайама Халлорана оказалось проследить достаточно легко, а в последний раз его видели покидающим Таттерсоллз на пути к гостинице. Естественно, что он остановился не в самых шикарных апартаментах, а снял комнату в респектабельной гостинице, которая, к несчастью, располагалась в далеко не респектабельном районе. Так случилось, что в тот самый вечер в упомянутый район наведался отряд вербовщиков во флот Его Величества. И теперь Лайам Халлоран, было написано в конце сообщения, находится на пути в Америку, защищая иностранные интересы Его Величества.

Роды у Пруденс начались на следующий день после того, как пришло письмо – по меньшей мере, на месяц раньше, чем все предсказывали. По большинству стандартов это были легкие роды, если не считать криков будущей матери. Для Пруденс это оказалось самым болезненным и отвратительным событием в жизни, и она хотела только покончить с этим раз и навсегда. Она отказалась даже смотреть на ребенка.

Старая Мара прошептала Грейс-Энн, чтобы та не настаивала, потому что у младенца нет шансов выжить. Зачем разбивать сердце бедной девочки, показывая ей жалкое создание? Маре пришлось вдувать воздух в рот малютки, чтобы та испустила слабый, дрожащий вопль. Словно все крики Пруденс забрали голос и у младенца.