Зигзаги судьбы - Сигизмунд Дичбалис

Первый вечер был очень утомительным. Все хотели знать об Австралии и Новой Гвинее, но ни японцы не говорили по-английски, ни я по-японски. Объяснив руками, что я устал и хочу спать, я пришёл в недоумение, когда две молоденькие японки подхватили меня под руки и повели в мою комнату. Показав, как раскатывать матрац и одеяла, с улыбками и с хихиканьем привели они меня в комнату, где одна стена была превращена в водопад, а посредине был большой глубокий бассейн с кристально чистой водой. Это была японская баня.

В предбаннике началось испытание моего характера и моральных устоев. Одна из девушек снимала мой пиджак, галстук и рубашку, другая, отстегнув ремень, начала стягивать с меня брюки. Всё это делалось с очень милыми улыбками и поклонами в пояс, несмотря на мои протесты и стеснение. Но когда, оставшись лишь в плавках, я почувствовал, что и их стягивают с меня ловкими пальчиками, мой испуг от такого непривычного обслуживания плюс чувство верности к моей супруге заставили меня принять меры «по ситуации». Я вытолкнул обеих женщин за двери и задвинул затвор.

С каким-то необъяснимым чувством, то ли досады, то ли сожаления, что не выдержал и не испытал до конца всё, что мне было предназначено, я намылился и плюхнулся в горячую воду бассейна. Вернувшись в мою комнату, я долго не спал, надеясь, что попытка соблазнить меня повторится. Но, увы, пришлось заснуть ни с чем!

Девушки, «посягавшие» на мою невинность, оказались честными служанками отеля

Утром, во время завтрака, почувствовал я, что не всё в порядке. Что-то «висело в воздухе». Привозил меня домой молодой японец, говоривший немного по-английски. У порога нас ждала «мама-сан», то есть хозяйка отеля. После оживлённого разговора «моего японца» с хозяйкой отеля, сопровождаемого усиленным жестикулированием, мне объяснили, что вчерашние женщины имели в виду не покушение на мою невинность, а разъяснение процедуры купания по японским традициям. Вместо того чтобы усвоить их, я испортил всю воду в бассейне, прыгнув в него намыленным. В Японии моются вне бассейна с помощью больших деревянных тазиков и, только вымывшись, как следует, залезают в тёплую воду для наслаждения её кристальной чистотой и расслабления перед сном. В этой воде должна была купаться и вся семья хозяев отеля, и все остальные гости отеля! На следующий день, достав огромную пятилитровую бутыль виски, передал я её с поклоном хозяину и хозяйке, и через переводчика, извинившись ещё раз, пообещал соблюдать все правила купания.

Вообще, в Японии мне пришлось привыкать к новым правилам общения уже с момента прохождения через таможню на аэродроме. В зале стояли на специально установленном барьере представители фирм, встречающие приглашённых гостей. Увидев свою фамилию на плакате в руках одного такого представителя, я подошел и представился. Посмотрев на меня с удивлением, японец закачал головой, сказав что-то по-японски, и с очень вежливой улыбкой на лице отвернулся от меня, всматриваясь в проходивших мимо прибывших пассажиров. Кроме плаката на палке держал он в руках и одну из моих цветных открыток. Голова и плечи размалёванного новогвинейского туземца во всем его боевом-парадном оперении и с костью через ноздри. Этот снимок имел огромный успех как у туристов, так и у самих туземцев. Это фото я выслал в одном из писем к фирме «Pentax». На обратной стороне было напечатано имя моей фирмы и адрес. Когда я заговорил с представителем опять, он начал тыкать в тёмно-коричневое лицо туземца, украшенной перьями райских птиц и, показывая пальцем то на меня, то на открытку, опять старался дать мне понять, что он ждет не меня, а вот именно этого человека — «S.DICZBALIS-FOTO-SERVICE». Мне пришлось вернуться к таможне, где говорили по-английски, и попросить их объяснить встречавшему меня разницу между мною и фотографией этого новогвинейца. Ужасно разочарованный моим вполне европейским обликом, представитель повёл меня к машине (а он оказался просто шофёром, хотя и был одет гораздо лучше меня), и через час, пробившись через водовороты автомобильного движения Токио, мы поднимались по широкой мраморной лестнице в приемную фирмы «Pentax». Шофёр передал меня двум секретаршам, и после сокрушённого разъяснения разницы между моим лицом и обликом туземца на открытке скрылся. Меня усадили в кресло и объяснили, что сейчас придёт глава фирмы, дабы познакомиться со мною.

Зашли сразу пять представительных японцев, одетые в пошитые мастером-портным костюмы. Один из них, переводчик, держал в руках ту же самую фотографию, и все пять бурно обсуждали очень заметную разницу в моих с туземцем видах. Переводчик спросил меня, являюсь ли я представителем фирмы «С.Дичбалис» в Новой Гвинее и только после моего вторичного объяснения, что я и есть тот, чья фамилия напечатана на обороте, недоразумение прояснилось, и мы начали пожимать руки друг другу, улыбаясь и низко кланяясь, по японскому обычаю.

Туземный воин в боевом парадном уборе

Когда дошло до обмена визитными карточками, стоял я опять как дурак — у меня визиток не было. Меня знала каждая собака в Новой Гвинее и такие формальности, как обмен визитками, были там не нужны.

Через полчаса я уже сидел на полу в моей комнате отеля. Приближался тот роковой час купания, о котором я уже рассказал…

После продолжительного пребывания в Новой Гвинее, где женщины-туземки были шоколадного цвета, мои глаза разбегались по сторонам, стараясь не пропустить ни одну молоденькую японоч-ку в их цветных кимоно, с малюсенькими ножками и чёрными волосами, убранными в фантастические причёски. Ну, просто ангелочки в беловатых масках косметики. Что было за этим гримом, сказать я ещё не мог (не было опыта, кроме как в бане), но в моем представлении, создавшимся за пару дней в Токио, они были как бы произведениями нежного фарфорового искусства. Как жаль, что в один прекрасный день, гуляя с моим приятелем-японцем, нам нужно было зайти туда, куда иногда нужно заходить всем нам. Мой японец смело зашёл в огромную дверь здания с фасадами на две улицы. Внутри всё блестело, стены были исписаны золотыми драконами и сценами из древней истории Японии. На полу можно было видеть отражение всего этого великолепия (плюс свою собственную рожу).

Мы зашли в длинный зал, что-то вроде широкого коридора, по сторонам которого сидело над мраморными отверстиями в полу около сотни японок в цветастых одеждах и самых разных возрастов. Все они были заняты тем же самым делом, которое было и у нас на уме. Сперва, не разобравшись, я разглядывал эти сидящие на корточках фигурки, но видел мало — их кимоно были закинуты на головы или заброшены за специально сделанную для этого мраморную перегородку сзади. Сбоку перегородки тоже были, но не выше полуметра. Знакомые могли найти друг друга очень просто. Следуя в ужасе за моим приятелем, прошёл я вдоль половины этого коридора и (о счастье!) в тех же самых позах, занятые тем же самым делом сидели, видимые как на ладони, люди, но только уже мужчины. Какой-либо перегородки между мужчинами и женщинами не было, разделение коридора на мужскую и женскую зоны было чисто условным, в случае необходимости «он» мог присесть на «её» стороне или «она» на «его».