Сказки В. Гауфа - Вильгельм Гауф

никогда не снимал их — в волосы, рванул их… Завитой парик полетел в лицо бургомистру, а на голове племянника показался тот же бурый мех.

Он скакал через столы и скамьи, опрокидывал пюпитры, топтал скрипки и кларнеты, одним словом, вертелся как бешеный. «Ловите его, ловите!» — кричал в исступлении бургомистр, — «он с ума сошел, ловите его скорее!»

Не тут-то было! Племянник стащил перчатки, а под перчатками оказались когти, которыми он всех хватал за лицо и пребольно царапал. Наконец, одному охотнику удалось овладеть им. Он схватил его за руки и прижал так, что тот только ногами дрыгал и кричал хриплым голосом. Вокруг собралась толпа; все смотрели на странного молодого человека, который теперь совсем не походил на человека. Подошел вместе с другими один господин, очень ученый, у которого был свой естественно-исторический кабинет и всевозможные чучела; подошел ближе, внимательно осмотрел его и воскликнул: «Господи! Да как вы это допустили зверя в свое почтенное общество, милостивые государи и государыни? Ведь это обезьяна, Homo Troglodytes Linnaei, отдайте мне его, сейчас шесть талеров дам и набью из него чучело для кабинета».

Как описать негодование горожан! «Что? Обезьяна? Орангутанг в нашем обществе? Молодой англичанин простая обезьяна?» — кричали все. Никто и верить не хотел, никто ушам своим не доверял. Мужчины бросились осматривать племянника: он был и остался самою естественною обезьяною.

— «Но это прямо невозможно!» — кричала бургомистерша. — «Сколько раз он мне стихи читал? Сколько раз он, как самый настояний человек, обедал у нас?»

— «Что?» — волновалась докторша. — «Да ведь он пил и ел с нами, не раз курил и спорил с моим мужем».

— «Да что вы, как это возможно!» — вступались мужчины: — «ведь он в кегли не раз с нами играл, не раз как равный с равными спорил о политике».

— «Не может быть», — чуть не плакали девицы. — «Да ведь он на всех наших балах танцевал! Обезьяна, обезьяна! Это просто наваждение какое-то!»

— «Да, да, дьявольское наваждение и колдовство», — сказал бургомистр, подавая галстук племянника. — «Посмотрите, все волшебство в этом платке и через него он всем нам стал мил. Видите, там эластичный пергамент, а на нем странные знаки. Полагаю, что по латыни; кто сумеет прочесть?»

Главный пастор, человек очень образованный, который не раз играл в шахматы с несчастною обезьяною, подошел, прочел пергамент и сказал:

«Весьма забавна обезьяна, Подчас как яблоки грызет».

— «Да, да, это чертовский обман, почти колдовство», — продолжал он, — «и подлежит строгому наказанию!»

Бургомистр был того же мнения и тотчас же направился к дому старого господина. За ним шесть солдат несли обезьяну. Решено было тотчас же допросить незнакомца.

Около пустынного дома собралась огромная толпа. Каждый хотел видеть, чем дело кончится. Звонили, стучали в дверь; ответа не было, никто не показывался. Тогда бургомистр приказал выломать дверь и вошел в дом. В доме тоже ничего не нашли, кроме разного старого хлама. Незнакомец пропал без вести. Только на рабочем столе лежал большой запечатанный пакет на имя бургомистра. Взбешенный бургомистр прочел следующее:

«Милые мои Грюнвизельцы! Когда вы это прочтете, меня уже не будет в городе, а к тому времени вы уже успеете обстоятельно узнать, к какому роду и племени принадлежит мой милый племянник. Примите проделанную мною над вами шутку как добрый урок не тащить к себе насильно в общество человека, раз он желает жить сам по себе. Я считал для себя неудобным выносить вашу вечную болтовню, ваши странные нравы, ваш забавный образ жизни. Вот почему я воспитал на свое место молодого орангутанга, который вам пришелся так по душе. Будьте здоровы и да пойдет вам на пользу мой урок».

Неприятно было горожанам выставить себя в таком свете перед соседями. Они утешались мыслью, что тут не обошлось без нечистой силы. Особенно стыдно было молодежи, перенявшей все изысканные манеры обезьяны. Теперь уж пошло не то: они не расставляли более локтей на столе, не качались в кресле, умели молчать, когда их не спрашивали, бросили очки и стали скромны и воспитаны как прежде. Когда же кто снова принимался за старое, все смеялись и говорили: «Вот обезьяна!» Обезьяна же, так долго игравшая роль молодого человека, была отдана ученому. Он пускает ее бегать по двору, кормит ее и показывает как редкость приезжим. Может и теперь еще орангутанг благополучно здравствует.

—————

Громкий хохот прокатился по зале; наши молодые люди смеялись с остальными. «Презабавный народ эти франки и, право, приятнее жить с нашими шейхами и муфти в Александрии, чем с их бургомистрами, пасторами и глупыми женщинами в Грюнвизеле!»

— «Истину высказал, друг», — вставил молодой купец. — «Не желал бы я умирать в стране неверных. Франки грубый, дикий народ и для образованного перса или турка должно быть ужасно жить там».

— «А вот увидите», — сказал старик, — «судя по словам смотрителя, вот тот красивый молодой человек расскажет нам о Франкистане. Он долго жил там, хотя по рождению мусульманин.

— «Как, тот, который сидит последним в ряду? Право, грех, что шейх такого отпускает! Ведь это красивейший невольник во всей стране. Взгляните на это оживленное лицо, смелый взор, стройный стан. Ему можно дать самую легкую обязанность, хотя бы, например, опахальщика или хранителя трубки. Такая служба совсем пустяки, а ведь такой невольник украшение всего дома. И только вчера куплен и сегодня уже отпускают? Это прямо глупость, безумие!»

— «Перестаньте осуждать его,