Семь лет в Тибете - Генри Харрер

Он часто беседовал со мной о своем младшем брате, жившем затворником в Потале. Я поинтересовался, почему на приемах гости прятались при появлении на плоской крыше дворца фигуры далай-ламы. Лобсанг дал мне довольно трогательный ответ. Молодой Бог-Король с помощью нескольких прекрасных телескопов и полевых биноклей любил наблюдать за жизнью подданных в Лхасе. Для него Потала был золотой клеткой. Долгими часами в течение дня он молился и читал учебники в темных комнатах дворца. Мальчик имел мало свободного времени и почти не развлекался. Почувствовав во время веселой вечеринки на себе его взгляд, гости старались поскорее скрыться из виду, не желая омрачать печалью сердце молодого правителя, лишенного подобных радостей. Лобсанг Самтен – единственный друг и доверенное лицо брата – мог навещать его в любое время, являясь связующим звеном между ним и внешним миром, всегда рассказывая далай-ламе о происходившем вокруг. От Лобсанга я узнал: Бог-Король весьма интересовался нашей деятельностью и через свой телескоп часто наблюдал за моей работой. А еще он с нетерпением ждал переезда в летнюю резиденцию в Норбулингка. Погода стояла прекрасная, и мальчику хотелось поскорее вырваться из Поталы на свежий воздух.

Сезон песчаных бурь окончился. Цвели абрикосовые деревья. На окрестных горных вершинах остатки снежного покрова ослепительно блистали в лучах теплого солнца, напоминая мне об очаровании весны в горах моей родины. Однажды официально объявили о начале лета и разрешили носить летние одежды: менять меха на легкие наряды по собственному желанию запрещалось, для этого ежегодно после изучения многочисленных примет назначался специальный день. Резкое потепление или неожиданные снегопады не имели никакого значения: с определенного дня предписывалось носить только определенные костюмы. Так же происходило осенью, и я постоянно слышал жалобы: люди либо парились, либо мерзли.

Смену одежды у знати сопровождала церемония, длившаяся несколько часов: слуги на спинах приносили большие тюки с летним платьем хозяев. Монахам было легче: они просто надевали вместо обрамленных мехом шапок схожие с тарелками головные уборы из папье-маше.

Однако существовал еще один повод для смены костюма: это когда весь официальный мир сопровождал далай-ламу в Летний сад красочной процессией. Мы с Ауфшнайтером ждали ее, надеясь поближе разглядеть Живого Будду.

В великолепный погожий день жители Лхасы почти в полном составе двинулись через Западные Ворота в двухмильное шествие от Поталы к дворцу Норбулингка. Трудно было найти свободное место в этой огромной толпе.

Я очень жалел об отсутствии у меня кинокамеры с цветной пленкой, чтобы запечатлеть красочное зрелище. Первый день лета радовал всех, и я тоже радовался за мальчика, переезжавшего из сумрачной тюрьмы в живописный летний сад. Далай-ламе в жизни слишком мало приходилось видеть солнечного света.

Великолепный и впечатляющий снаружи, изнутри дворец Потала напоминал каземат. Вероятно, каждый Бог-Король стремился поскорее вырваться оттуда в летнюю резиденцию Норбулингка, заложенную во времена седьмого далай-ламы, а законченную лишь при тринадцатом.

Последний монарх был великим реформатором и человеком современных взглядов. Он ввез в страну для собственного пользования три автомобиля. Их разобрали по частям на границе и на спинах кули и яков доставили в столицу, где индус-механик собрал их снова. Потом он стал шофером его величества и позже часто с грустью рассказывал мне о стоявших теперь в гараже двух «остинах» и «додже». Когда-то они поражали весь Тибет, а теперь скорбели по умершему хозяину и ржавели в почетном одиночестве. История о том, как тринадцатый далай-лама на этих автомобилях сбегал из своей зимней тюрьмы, до сих пор вызывала смех. Осенью Живой Будда торжественно возвращался в Поталу, но, едва толпа расходилась, садился в одну из машин и спешил обратно в Норбулингка.

…Послышались звуки труб. Процессия приближалась. Шум толпы затих, воцарилось молчание. Показалась колонна, возглавляемая монахами-слугами. Они несли личные вещи Бога-Короля, увязанные в тюки, завернутые в шелковую ткань желтого цвета – цвета реформированной ламаистской церкви, Желтой церкви. По преданию, именно этот цвет избрали ее символом, и вот почему.

Цонг Капа, великий реформатор буддизма в Тибете, в день своего вхождения в монастырь Сакья замыслил целый ряд нововведений. Толчком к ним послужило следующее. Когда наступил черед Цонга облачаться в особый костюм, красные шапки закончились. Чтобы Капа не оставался с непокрытой головой, кто-то схватил первую попавшуюся под руку шапку – желтую – и надел на него. Он уже никогда с ней не расставался. Желтый стал официальным цветом реформированной церкви. Далай-лама всегда носил желтую шелковую шапку на приемах и церемониях, и предметы, непосредственно его окружавшие, были желтыми. Только он обладал привилегией использовать желтый цвет.

Вскоре мы увидели любимых птиц Бога-Короля, которых несли в клетках. Время от времени попугай произносил слова приветствия на тибетском; правоверная толпа встречала их вожделенными вздохами, как личные послания своего бога. Немного погодя появились монахи с флагами, украшенными надписями. Затем верхом на лошадях выехали красочно разодетые музыканты, извлекавшие из старинных инструментов забавные ноющие звуки. За ними, тоже верхом, выстроившись по ранжиру, двигалась целая армия монахов из Цедрунга. Следом конюхи вели любимых лошадей далай-ламы в великолепной сбруе: поводья желтого цвета, а седла из чистого золота.

Потом настала очередь группы вельмож и старших членов семьи Бога-Короля. Каждый монах имел ранг не ниже настоятеля монастыря. Им единственным, кроме родителей, братьев и сестер, дозволялось говорить с далай-ламой. С обеих сторон шествие отсекали от толпы ряды специально подобранных телохранителей, весьма рослых и сильных. Мне рассказали, что все они выше шести футов и шести дюймов, а один даже в восемь футов. Поддетые под одежду войлочные наплечники придавали парням еще более грозный вид. В руках они несли длинные кнуты и басистыми голосами приказывали публике освободить проход, сиять шапки. Это явно являлось частью церемонии, поскольку народ и так молча стоял вдоль дороги, склонив обнаженные головы и скрестив руки.

Затем мы увидели главнокомандующего армией, салютовавшего всем своей саблей. По сравнению с шелковыми нарядами знати генеральская униформа цвета хаки выглядела довольно скромно. Однако, поскольку он был волен самостоятельно выбирать себе украшения, его кокарда и эполеты сверкали чистым золотом. На голове военного красовался пробковый шлем от солнца.