Алая Завеса. Наследие Меркольта - Роман Александрович Покровский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлиан не знал, как скоро его сеанс закончится. Но одно ему было известно точно – сеанс явно не будет бесконечным, а значит, нужно торопиться, чтобы не уйти из салона с пустыми руками.
– Почему Густав Забитцер был несчастен? – спросил Юлиан.
– Каждый из нас несчастлив по-своему, monsieur. Мсъё Забитцер был из того сословия, в котором попросту невозможно быть счастливым. Именно поэтому Шарль де Монсо решил стать coiffeur, потому что это самая счастливая, творческая и прекрасная профессия в мире!
– Ему не нравилась его работа?
– Non, monsieur. Как можно не любить работу, которой посвятил половину своей жизни? Сию работу не любила жена мсъё Забитцера – прекрасная женщина, смею заверить, которую я могу понять. Она же любила его? Oui. А он её? Несомненно. Но они не могли проводить много времени вместе, потому что мсъё Забитцер всегда был занят.
– Из-за этого возникали ссоры? – спросил Юлиан.
– Не смею называть это ссорой, но мсъё Забитцер называл это именно так. Любящая жена смела обвинить его… Нет, не обвинить… Заподозрить… Весьма, весьма некорректно, monsieur… Допустить возможность его измены!
– Она считала, что Густав Забитцер проводит время не на работе, а у любовницы?
– Допускала возможность, monsieur, – поправил Юлиана де Монсо. – Это весьма разные вещи. Но её ревность зашла весьма далеко, из-за чего мсъё Забитцеру пришлось на несколько дней переехать в отель… В котором он был найден мёртвым. Кошмар, monsieur.
«Фридрихграбен».
– Подозрения о любовнице были беспочвенны? – спросил он.
– Oui! Как вы смеете подозревать такого благородного человека в столь мерзком занятии? Одно дело – ревнивая жена, а другое, вы. Некрасиво, monsieur, некрасиво.
– Прошу прощения, – извинился Юлиан.
«В твоей голове уже сформировалась мысль, но она неправдива».
Юлиан понимал, что переходит грань. Но он должен был узнать как можно больше, и совсем неважно, какие методы будут использованы при этом. Если между убийством мэра и покушением на Юлиана действительно была параллель, он не имел права упускать ни одной ниточки.
Увы, пока параллелью и не пахло.
– Не стоит, – ответил парикмахер. – Мы все потрясены убийством мсъё Забитцера и подчас не можем отдавать контроль своим действиям.
– Но разве жена не должна была понять Густава Забитцера?
– Женщины… Ох, женщины. Они столь же прекрасны, столь и опасны. Как она могла понять его, если для неё он прежде всего любовь, а уже потом мэр? Они попросту так не могут, monsieur. Работа мэра требует многих усилий. Попробуйте уследить за таким большим городом!
– Выходит, на работе дела тоже были неспокойны?
– Мсъё Забитцер иногда жаловался… Нет, сетовал на некоторые детали своей профессии. Он готовил нечто прекрасное для города и был готов посетить этому всего себя. Увы, найти компромисс со своим же советом не так просто. Вам ли не знать, monsieur?
Юлиан не понимал, почему именно ему должно быть это знакомо, но лишних вопросов задавать не стал.
– В чём заключались разногласия мэра и совета?
– Разногласия? Я не говорил ни о каких разногласиях, monsieur. Лёгкое недопонимание – это дискуссия совершенно другого уровня. Не вбивайте себе это в голову, как не вбивал я. Мсъё Забитцер рассказывал мне, рассказывал, а я думал только о том, как сделать его стрижку совершенной! Раз за разом мне это удавалось, но, увы, не всегда получалось совмещать с запоминанием его слов. Старого доброго Шарля де Монсо начинает подводить память! Я парикмахер, а не политик!
Юлиан и не рассчитывал на большее. Если бы Густав Забитцер и делился политическими проблемами с Шарлем де Монсо, то вряд ли парикмахер хоть что-то понял. Как было подмечено им же самим – он парикмахер, а не политик.
– Выходит, в правительстве у него не было врагов? – спросил Юлиан.
– Врагом? Non, monsieur! У таких светлых людей не бывает врагов… Укладка! Укладка – это самое важное! Лёгкий гранж? Косой пробор? Зачёс назад?
– Пожалуй, не нужна укладка, – отмахнулся Юлиан.
Это было совершенно лишним.
– Ваше право, monsieur, но помните – я настоятельно вам советовал.
Шарль де Монсо снял полотенце с шеи Юлиана и принялся отряхивать юношу щёткой. Юлиану было не очень приятно, потому что щётка колола его, но это было наименее волнующей проблемой среди существующих.
– Буду рад видеть вас ещё, monsieur Джулиан Мерлин, – Шарль де Монсо сделал ударение на последний слог в фамилии «Мерлин». – Только, бога ради, позвоните мне заранее! Вы такой приятный собеседник, monsieur!
Шарль де Монсо был первым человеком, который назвал Юлиана приятными собеседником и, возможно, последним. Ибо он был кем угодно, но не рубахой-парнем, интеллектуалом или незатыкаемым, словно гамаюн.
Покинув салон «Charles de Monceau», Юлиан громко выдохнул, после чего испытал невероятное облегчение. Полчаса в компании этого чудаковатого француза едва не сделали его самого таким же.
В голове ещё был слышен голос цирюльника, а мысли самого Юлиана звучали с вычурным французским акцентом. Всё это продолжалось до тех пор, пока Юлиан не покинул эту яркую разукрашенную улицу и наконец не увидел перед собой старый добрый знакомый Свайзлаутерн.
Весьма немалое количество убийств совершается на фоне ревности. Пожалуй, именно ревность – одна из самых распространённых причин. Юлиан не был ни полицейским, ни криминалистом, ни любителем детективным книг, но отчего-то знал, что так оно и есть.
Наверное, проще всего так думать. Налицо был мотив убийства, а первое подозрение чаще всего как раз и бывает правдивым.
«Возможно, в твоих мыслях и есть крупица истины, но ты упустил из вида то, что ты в Свайзлаутерне, а зовут тебя Юлиан Мерлин. Подобная комбинация не терпит очевидных ответов».
Её голос был почти настоящим. Юлиан начинает сходить с ума, создавая себе воображаемого друга, или же Ривальда Скуэйн сама пытается что-то донести до него с того света? Оба предположения были безумными, ибо он не считал себя больным и не верил в жизнь после смерти.
Юлиан понимал, что задача, стоявшая перед ним, в одиночку невыполнимо. Он должен был просветить во всё кого-то из своего ближнего окружения – Пенелопу, Уэствуда, Гарета или Хелен, но отчего-то мешала совесть. Из-за Юлиана едва не погиб Йохан – отчего же с остальными должно было быть по-другому?
Сомнения мучили его юношескую душу, и рано или поздно он сдался бы. Но Юлиан осознавал, что нужное время ещё не наступило.
Ему не следовало переживать из-за завтрашних занятий – в связи с кончиной Густава Забитцера и последовавшим за ней трауром их отменили. Юлиан не встретит осуждающий взгляд
