Роксолана и Султан - Наталья Павлищева

Нужно быть среди людей, пусть это даже болтливые наложницы, решила Роксолана. Когда она не одна, когда вокруг болтовня, необходимо отвечать на чьи-то насмешки, тогда невозможен возврат к тому страшному состоянию, когда она поддавалась далекой страсти Ибрагима.

А еще говорят, что она колдунья, что околдовала султана. Вот это бы на себе испытали! Куда ей до Ибрагима, у того страсть горы и реки, леса и поля преодолевает, но главное – доводы разума. Вот кто колдун и кого надо бояться. А может, он и султана так – околдовал, подчинил своей воле, ведь недаром тихонько говорят, что Повелитель все делает по подсказке своего раба.

Стало страшно, словно рядом в темноте змея, ты ее не видишь и не слышишь, а она может напасть в любой миг. А султан, неужели он ни разу не почувствовал эту страшную силу, власть воли Ибрагима, давление его личности? Может, и чувствовал, но освободиться не в силах?

Роксолану вдруг пронзило понимание, что только она может спасти Повелителя, но для этого нужно самой справиться с Ибрагимом и остаться нужной султану.

И если в первое уже верилось, потому что получалось мысленно отбрасывать эти руки, как только они снова пытались коснуться груди, оттолкнуть грека, то второе непонятно, потому что письма не было.

Она действительно несколько раз мысленно дала отпор накатившему желанию, сумела справиться с собой. И сон не повторялся, чтобы отступила от края пропасти далеко. Только вот надолго ли? И почувствовала, что эта страшная сила тоже отступила, но не исчезла, что будет ждать своего часа, чтобы утащить за собой в пропасть, погубить душу…

– Хуррем…

Только Гульфем ей не хватало! Но на лице привычная улыбка с ямочками на щеках, и смех сегодня как всегда, как раньше – звонкий и беззаботный. О чем ей заботиться? Любимая икбал Повелителя, носящая под сердцем его ребенка. Но у кумы-кадины слишком довольный вид – значит, что-то случилось.

– Посмотри, что мне прислал Повелитель.

Прислал Повелитель? Значит, от него все же приходят письма? Конечно, как она могла в этом сомневаться? Тут же мелькнуло подозрение, что ей самой просто не отдают послания султана. Да, такое вполне могло быть, ведь гонцы прибывают не к ней лично, а к тому же кизляр-аге.

Красивая резная шкатулка, а внутри отборный жемчуг россыпью.

– Красиво…

– Да, это ответ на мое письмо. А тебе он что прислал?

Роксолане понадобилась выдержка, чтобы не вскрикнуть. Гульфем писала Повелителю, и он ответил? А ей почему не ответил?!

– Ты умеешь писать? Вот уж не знала…

– Не одна же ты умная. Смотри, какой жемчуг!

Роксолана протянула руку вроде за шкатулкой, и тут…

– Ай, что ты наделала?! Бессовестная!

Покачнувшись, Роксолана упала наземь, конечно задев шкатулку, от чего та выскользнула из рук счастливой Гульфем, и жемчуг оказался в траве.

– Ай! Ай! Ищите жемчуг!

Но рабыни бросились к лежавшей вроде без чувств Хуррем.

– Что с ней?! – ужаснулся кизляр-ага.

Валиде махнула рукой:

– Ничего страшного, с беременными так бывает…

Так гарем узнал, что Хуррем носит ребенка.

Гульфем обомлела:

– Она беременна?!

– А почему нет, ты же родила троих, теперь ее очередь.

Роксолана уже пришла в себя, если честно, то она вовсе не теряла сознания, это была уловка, чтобы выбить шкатулку из рук Гульфем. Удалось, в траве смогли разыскать далеко не все жемчужины, большинство так и пропало. Гульфем почти плакала:

– Такой красивый жемчуг…

– Не сердись на меня. Хочешь, отдам большой рубин, который у меня есть?

– Тот большой?

– Да, только не плачь. И Повелителю я сама повинюсь, что рассыпала твой жемчуг.

На замену Гульфем согласилась, она любила не только жемчуга, но и рубины тоже. По распоряжению Роксоланы Фатима принесла рубин, он перекочевал в ту самую шкатулку, но для вида довольная Гульфем все же немного пошмыгала носом.

Валиде внимательно наблюдала за Хуррем. Она заметила, как быстро пришла в себя юная женщина, так не бывает, если человек теряет сознание по-настоящему, значит, это хитрость? Хафса была вынуждена признать, что хитрость удалась. Видно, Хуррем хотела рассыпать жемчуг, она этого добилась.

Валиде постаралась, чтобы их с Хуррем беседу никто не слышал. Была рядом хезнедар-сута, но это второе «я» валиде, ей доверять можно. Со стороны казалось: заботливая свекровь расспрашивает невестку о самочувствии, это неудивительно после обморока молодой женщины.

– Ты отдала Гульфем подарок Повелителя? Не боишься, что он рассердится?

– Я объясню, что невольно обидела Гульфем, а потому была вынуждена пожертвовать его даром, и вымолю прощение.

– А тебе Повелитель пишет письма?

Роксолана усмехнулась:

– Я их не получаю.

Валиде вздрогнула: какой ответ! Хуррем в очередной раз доказала, что умна. И не признала, что не пишет, и подчеркнула, что письма могут просто скрывать. Хафса кивнула, словно с чем-то соглашаясь:

– Думаю, ему некогда. Поход, к тому же у Повелителя новая интересная наложница… Ибрагим пишет, что умная и красивая…

Роксолана сумела не упасть в обморок по-настоящему. Вяло покивала, не поддерживая разговор, и ушла к себе, пожаловавшись, что голова все еще кружится.

Глядя ей вслед, Хафса размышляла.

Ибрагим действительно сообщал, что у султана новая наложница – красивая, образованная, умелая в любви. Может, отвлечет от Хуррем? Валиде вдруг усмехнулась: да что теперь, всю жизнь султана от кого-то отвлекать? От Гульфем, когда та стала слишком много себе позволять, отвлекала Махидевран, от черкешенки Хуррем, от Хуррем еще кто-то, а вдруг та окажется слишком властной? Тогда снова придется искать отвлекающую?

Валиде в гареме главная женщина, это признают все, даже наложницы. Вот если бы они еще не позволяли себе в этом сомневаться… А то стоит попасть в спальню султана больше чем на одну ночь, начинают считать себя равными валиде. Глупые курицы! Женщин у Повелителя может быть сколько угодно, а мать одна, и с этим им придется считаться.

Хафса вздохнула, а вот письма девчонки султану придется отправлять, нужно сказать об этом кизляр-аге. Или пока нет? Пусть султан увлечется той образованной красавицей, что нашел ему Ибрагим. Решено – пока оставить все как есть.

Роксолана с трудом выдержала пребывание подле валиде, чувствовала, что та все поняла, потому торопилась к себе.

Внутри неотступно билась одна мысль: у Сулеймана новая женщина! Умна, образованна и красива. Вот где главная опасность, а не в суетливости глупой Гульфем!

А может, это все выдумки, чтобы довести ее до слез? Султан волен брать на ложе столько женщин, сколько захочет, в том числе и на подвластных территориях. Ничего, вот вернется…

А если привезет ту красавицу с собой?! Она образованна… Я Аллах! – невольно произнесла Роксолана, сама поразившись, что подумала «О, Господи!» по-турецки, а не по-русски.