Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия - Игорь Оболенский

Дмитрий Тимофеевич для нашего разговора предложил сесть на небольшой диванчик, а не занимать классическую позу интервьюера и интервьюируемого за рабочим столом. «До этого у меня только так и было», — сказал он.

У ног приготовившегося отвечать на вопросы маршала расположилась огненно-рыжая собака — американский кокер-спаниель.

— Дмитрий Тимофеевич, спасибо, что согласились ответить на мои вопросы. Надеюсь, разговор получится.

— Ты задавай свои вопросы, а там посмотрим.

— Давайте начнем с того, каким для вас было 22 июня 1941 года?

— Наша семья жила в Омской области. Конец июня — это как раз время окончания всех посевных работ, начало сенокоса. Как писал Некрасов: «Петровки. Время жаркое. В разгаре сенокос». И вот 22 июня 1941 года в нашем районном центре, селе Оконечникове, проводился большой праздник. Назывался он по-казахски — сабантуй.

Дело в том, что в Омской области проживало, да и сейчас проживает много казахов. В самом разгаре праздника по радио объявили печальную весть: гитлеровская Германия напала на Советский Союз. Мы, ребятишки, сразу побежали в райвоенкомат записываться добровольцами на фронт. Но нам было по 16 лет, поэтому никого, разумеется, не взяли. Пришлось возвращаться в свой колхоз. Да и работы там было предостаточно. В 41 году уродился хороший урожай, надо было помогать матерям работать в поле.

Осенью я пошел в 10 класс. Но в ноябре, как только мне исполнилось 17 лет, я вновь отправился в военкомат и, прибавив себе один год, все-таки записался добровольцем. Правда, на фронт меня сразу не отправили. В это время в Новосибирске размещалось эвакуированное из столицы Краснознаменное пехотное училище имени Верховного Совета. В это училище меня и командировали.

Через три недели тяжелых тренировок некоторые мои товарищи не выдержали и, признавшись, что они набавили себе год, вернулись по домам. А я сказал себе, что трудности надо учиться переносить, так как это пригодится в фронтовой жизни. Таким образом 28 ноября 1941 года я принял воинскую присягу и стал курсантом.

— Какой год войны вам показался самым сложным?

— Лично для меня таким годом стал 1942-й. В июле 42-го Верховный Главнокомандующий Иосиф Виссарионович Сталин вынужден был издать приказ № 227, который известен своим лозунгом «Ни шагу назад!». Это был самый серьезный, самый строгий приказ за все годы Великой Отечественной войны.

Как раз в это время мне было присвоено звание лейтенанта, и я получил назначение на Волховский фронт командиром стрелкового взвода. В первом же наступлении 28 августа я был тяжело ранен и контужен. Так что 1942 год стал сложным во всех отношениях.

Но были в этот год и радостные вести. Как говорил товарищ Сталин, «в 42-м и на нашу улицу пришел праздник». Под Сталинградом была окружена и разгромлена крупная группировка немецко-фашистских войск. И уже после разгрома под Сталинградом удача фашистам больше никогда не сопутствовала.

— Много ваших однополчан не вернулось с фронта?

— Я служил не в одном полку и не в одной дивизии. Так что сложно сказать. В 1943 году я был ранен во второй раз и после госпиталя в свою дивизию уже не вернулся. А если вообще говорить о наших потерях в Великой Отечественной войне, то могу сказать следующее.

Сейчас появилось много клеветников, которые пытаются доказать, что Красная армия смогла победить в войне лишь из-за того, что «завалила немцев трупами». Такие утверждения не просто ложны, они кощунственны. В течение нескольких лет мы изучали эту проблему, и Генеральный штаб даже издал специальную книгу, в которой отразил все потери Красной армии и потери противника. И цифры почти одинаковы. Однако следует учитывать, что на стороне гитлеровской Германии воевали Венгрия, Румыния, Италия, часть эстонцев, латышей, литовцев, были французские легионы, испанская дивизия, финны.

— Последнее время некоторые историки говорят о 50 миллионах жертв в войне со стороны Советского Союза. Эта цифра правдива?

— Конечно нет. Хотя при желании можно найти подтверждение и большей цифре. К примеру, если учесть не родившихся детей тех, кто погиб на фронте. Или тех, кто был угнан в Германию и в силу пропаганды побоялся вернуться на Родину. Мы же даем данные по Вооруженным силам.

— Вы говорили, что ушли на фронт, не окончив 10 класс. После войны остались в армии или все-таки пошли в школу?

— Войну я закончил в Миттаве, это Курляндия, в звании капитана. Оставаться в армии или нет — это зависело не только от меня. Те, у кого были родители, какие-то знания, конечно, уволились и поступили в институт.

Мне был 21 год, когда закончилась война. Действительно, предстояло окончить десятый класс. Это я сделал в 1953 году при ленинградском Доме офицеров, когда у меня уже было двое детей. В том же году я поступил в Академию имени Фрунзе, которую окончил с золотой медалью. Подождите, сейчас похвастаюсь.

Дмитрий Тимофеевич достал из шкафа несколько дипломов, среди которых диплом с отличием Академии им. Фрунзе, диплом Академии Генерального штаба, Высших командирских курсов.

— Получается, остаться в армии было вашей судьбой.

— А что такое судьба? Что-то вроде неотвратимого предначертания? Нет, судьба судьбой, но и самому надо было работать, служить, продвигаться. На мой взгляд, все зависит прежде всего от самого человека.

— Но у вас наверняка есть какие-нибудь заповеди, благодаря которым вам удалось проделать путь от рядового курсанта до Маршала Советского Союза.

— Я во все это не верю. Это полная чушь, когда начинают рассказывать всякие красивые вещи о том, как кто-то мечтал стать маршалом и носил в солдатском ранце маршальский жезл. Чепуха все это. Для меня всегда было ясно одно: надо добросовестно трудиться, быть честным перед собой. Только тогда придет успех.

Я ведь никогда не стремился что-нибудь получить нечестным путем. Как нынче говорят, по блату. Да и не было у меня никакого блата. Отчим погиб на фронте. Мать была малограмотной крестьянкой, на которой висела семья из шести малолетних детей. Так что я надеялся только на себя, на свои силы. И много работал.

— А как вы стали министром обороны? Ваше назначение состоялось как раз после того, как иностранный летчик Руст посадил свой самолет на Васильевском спуске возле Кремля и маршал Соколов был снят с должности.

— Да, это произошло в конце мая 1987-го. Почему Русту дали сесть около Кремля? Конечно, не из-за того, что мы его проспали и не увидели. Существовало специальное постановление правительства о том, чтобы не сбивать иностранные гражданские самолеты. Оно было принято после того, как советские ПВО сбили мирный «Боинг».