Хищник - Патрисия Корнуэлл

– Брехня.

– А еще я слышала, что во время гонки с препятствиями ты забыл разблокировать переднюю вилку, перед тем как перескочить через очередной брус.

– Сроду не слышал большего вранья.

– А как насчет того, что ты нажал на тормоз вместо поворотника?

Он рассмеялся и предложил ей поехать в Майами и пообедать в «Монти трейнерс» у воды. После этого они часто ездили куда-нибудь вдвоем. Один раз даже побывали в Ки-Уэсте, пересекая архипелаг по автостраде, словно это было не скопление островов, а твердая суша. Они проезжали по железнодорожным мостам, построенным еще Флэглером – потрепанным штормами памятникам романтического прошлого, когда южная Флорида была тропическим раем с отелями в стиле ардеко, где жили Джеки Глисон и Хемингуэй, каждый в свое время, разумеется.

Все было прекрасно – до прошлого месяца, когда ее перевели в отдел расследований. После этого он и стал избегать ее. Она догадывалась, что это каким-то образом связано с ее назначением. А может быть, она просто ему надоела. Ведь ее уже бросали мужчины, так почему такое не может случиться еще раз? Их отношения окончательно испортились, когда они ужинали в «Сирене» – она никогда не любила этот ресторан – и разговор зашел о Скарпетте.

– У нас в управлении все мужики от нее балдеют, – заявила Реба.

Марино изменился в лице.

– Мне об этом ничего не известно, – ответил он каким-то чужим голосом.

– Ты знаешь Бобби? – спросила Реба.

Лучше бы она тогда прикусила язык.

Марино стал размешивать кофе. Она впервые видела, чтобы он клал в чашку сахар. Он говорил ей, что больше не притрагивается к сладкому.

– Мы с ним расследовали убийство, – продолжала Реба. – Когда доктор Скарпетта отправляла труп в морг, Бобби шепнул мне, что ради того, чтобы эти ручки прикасались к его телу, он готов умереть. А я ответила, что если он загнется, она скорее всего распилит ему череп, чтобы посмотреть, есть ли там вообще мозги.

Потягивая сладкий кофе, Марино разглядывал официантку с большим бюстом, которая нагнулась над столом, чтобы убрать тарелку из-под салата.

– Это он о Скарпетте так говорил, – пояснила Реба, не совсем уверенная, что он ее понял.

Он мог бы засмеяться или отреагировать как-нибудь еще. Все, что угодно, только не этот тяжелый отсутствующий взгляд, которым он провожал все проплывающие мимо задницы.

– Я тогда первый раз увидела ее, – заметно нервничая, продолжала Реба. – И почему-то подумала, что у вас роман. Слава Богу, что это не так.

– Ты всегда должна работать в паре с Бобби, – заметил Марино, как бы не слыша того, что она сказала. – Пока не научишься соображать, что к чему, не берись за расследования одна. На твоем месте я бы вообще не стал лезть в детективы. Ты, по-моему, не очень представляешь себе, во что ввязалась. Это совсем не похоже на то, что показывают по телевизору.

Окинув взглядом хранилище, Реба почувствовала, что она здесь лишняя. Рабочий день был в самом разгаре. Серый автомобиль «универсал» стоял на гидравлическом подъемнике, окна его были мутными от паров суперглюбола, коврики обработаны и вычищены пылесосом. Под водительским сиденьем что-то светилось. Возможно, пятна крови.

Судмедэксперты обрабатывали шины, кисточками счищая с протекторов пыль и грязь на листки белой бумаги, которые они затем сворачивали и заклеивали ярко-желтой лентой. Минуту назад одна из медэкспертов, хорошенькая молодая женщина, объяснила Ребе, что они не пользуются металлическими банками, потому что, когда образцы попадают в СЭМ…

– Куда? – переспросила Реба.

– В сканирующий электронный микроскоп с энергорассеивающей рентгеновской системой.

– Ах да, – сказала Реба.

Хорошенькая медэкспертша стала объяснять, что если в образцах, лежавших в металлических банках, обнаружат железо или алюминий, то как можно быть уверенным, что это не микроскопические частицы банок?

Ребе такое даже в голову не могло прийти. Да и все, что они тут делали, было для нее в диковинку. Почувствовав себя глупой и необразованной, она отошла в сторонку. Ей вдруг пришло на память, что Марино не советовал ей работать в одиночку и какое у него при этом было лицо. Она посмотрела на тягач, на другие гидравлические подъемники, на столы с фотографическим оборудованием, наборы химических реактивов, люминесцентные порошки и кисточки, пылесосы, защитные комбинезоны, суперглюбол и чемоданчики судмедэкспертов, которые были похожи на большие черные ящики для инструментов, в дальнем конце ангара она заметила даже грузовые сани и манекены для инсценировки аварий. В ушах снова зазвучал голос Марино.

– Это совсем не похоже на то, что показывают по телевизору.

Какое право он имел так говорить?

– На твоем месте я бы вообще не стал лезть в детективы.

И вдруг Реба действительно услышала его голос. Она удивленно оглянулась.

Марино шел мимо нее к машине, держа в руках чашку с кофе.

– Нашли что-нибудь новенькое? – спросил он у хорошенькой медэкспертши, поднимая сложенный листок бумаги.

Марино смотрел на подъемник с машиной, не обращая внимания на Ребу, словно та была тенью на стене, миражом или чем-то совсем незначительным.

– Возможно, в кабине есть кровь. Во всяком случае, что-то реагирующее на люминол.

– Ну вот, только отошел налить кофе, а здесь уже такие находки. А как насчет отпечатков?

– Мы еще не открывали ее. Я пока все подготовила, чтобы ничего не упустить.

У хорошенькой медэкспертши были длинные блестящие волосы, чем-то напоминавшие гриву гнедой лошади. Кожа у нее была просто изумительная. Реба все бы отдала, чтобы иметь такую кожу, не тронутую палящим флоридским солнцем. Ей самой уже не было смысла прятаться в тень – на бледном лице морщинки еще заметнее. Поэтому она продолжала жариться на солнце. Она смотрела на гладкую кожу и молодое тело хорошенькой медэкспертши, едва сдерживая слезы.

Двери в гостиной были из красного дерева, на полу лежали шкуры. Присев перед камином, Бентон чиркнул спичкой, и от лежащих в топке дров потянулись струйки дыма.

– После окончания Гарвардской медицинской школы Джонни Свифт работал в неврологическом отделении Маклейновской больницы, – сказал он, садясь на диван. – Пару лет назад он открыл собственную практику в Стэнфорде, и, кроме того, у него был кабинет в Майами. Мы направили к нему Люси, потому что он считался прекрасным специалистом. Он стал ее невропатологом, и они быстро подружились.

– Как она могла скрыть это от меня? – продолжала недоумевать Скарпетта. – Мы занимаемся его делом, а она ни слова не говорит о том, что это ее врач. Вполне вероятно, что он был убит, а она как в рот воды набрала!

– Он был склонен к суициду, Кей. Я не исключаю, что его убили, но когда он учился в Гарварде, у него начались нервные расстройства, он обращался в Маклейн, там у него обнаружили биполярность и прописали препарат лития. Так что у нас его хорошо знали.

– Тебе нет нужды оправдываться. Ваш выбор был не случаен, и Свифт был хорошим профессионалом и проявлял к Люси сочувствие.

– Он действительно был отличным специалистом, поэтому мы порекомендовали именно его.

– Мы расследуем его дело, весьма спорное и подозрительное, а Люси не сочла нужным сказать мне правду, – продолжала возмущаться Скарпетта. – Какой же объективности можно ждать от нее в этом случае?

Потягивая виски, Бентон смотрел на огонь, отблески которого играли на его лице.

– Кей, я не уверен, что его смерть имеет к ней какое-то отношение.

– А я не уверена, что мы можем об этом судить.

Глава 47

Реба смотрела, как Марино не сводит глаз с хорошенькой медэкспертши. Та открывала дверцу машины, предварительно вооружившись кисточкой и листком белой бумаги.

Она собрала пакетики из-под суперглюбола и выбросила их в оранжевый контейнер для мусора, представляющего биологическую опасность. Став рядом, они с Марино стали осматривать кабину, перебрасываясь замечаниями, слышать которые Реба не могла. Потом хорошенькая медэкспертша засмеялась, и Реба почувствовала себя несчастной.

– Я ничего не заметил на стеклах, – громко сказал Марино, выпрямляясь.

– Я тоже.

Присев на корточки, он снова осмотрел внутреннюю сторону дверцы водителя. На этот раз он присматривался более внимательно, словно заметил что-то важное.

– Подойди-ка сюда, – окликнул он напарницу, продолжая игнорировать Ребу.

Они стояли так близко друг к другу, что между ними не воткнулся бы и листок бумаги.

– Смотри, – сказал Марино. – Здесь явно отпечатался какой-то металлический предмет.

– Только частично, – ответила она. – Похоже на что-то клинообразное.

Других отпечатков они не нашли, ни полных, ни частичных. В салоне тоже не было никаких пятен. Марино громко предположил, что внутри машины все было вытерто.