Заговор Сатаны. ИСПОВЕДЬ КОНТРРАЗВЕДЧИКА - Игорь БЕЛЫЙ

— Хоть бы Хрущева привез сюда, — сказал директор.

Я пообещал так:

— Если он мне где-нибудь встретится, то обязательно приглашу.

Как обычно пошла хозяйственная работа. К Ниязбекову я в этот раз не пошел, так как нашел некоторые моменты в работе главного инженера недостаточными, а особенно по тех¬ нике безопасности. А за этим я всегда следил всесторонне, так как моя основная работа строилась на безопасности, в том числе межгосударственной.

30 марта 1962 г. меня пригласил к себе Сабир Белялович Ниязбеков. Я прибыл к нему часов в одиннадцать, мы сразу сели по машинам и поехали в Машат — дом отдыха крайкома. Там можно было поговорить без свидетелей, к тому же Ниязбеков сказал:

— Я знаю, тебя сейчас ни на какой курорт не выгонишь, давай дней десять отдохнем здесь. Кроме того, мы подумали и решили перевести тебя на другое место работы.

Я категорически отвел и то и другое:

— Сабир Белялович, я сейчас ни о чем не могу думать, кроме как о Карибском кризисе. Давайте разговоры о других работах и повышениях оставим на потом. Для меня работа та хороша, от которой я могу в любой день уехать, и мой отъезд даже на месяц не причинит вреда этой работе, но я согласен на недельку поехать в Кисловодск.

— Ну и хорошо, хорошо, договорились, — проговорил Ниязбеков.

А я ему стал рассказывать о том самом враче-убийце, который в прошлый раз ускользнул:

— Хоть он и из фашистского логова но до сих пор, вместе с Борманом они живы.

Перемещаются под охраной ЦРУ куда хотят. Я просто не имею право оставить этих двуногих зверей живыми на свободе.

— А что он сделал, этот Моль? — спросил Сабир Белялович.

— Моль — это один из врачей-душегубов фашизма, еврей по национальности. Его профессией во время войны было высасывать кровь из пленных русских военнослужащих, пленных всех национальностей. Он никого не щадил. Это слово ему было незнакомо и непонятно. Кровь требовалась первой группы. И таких военнопленных он убивал при помощи не отбора, а забора всей крови, более 100000 человек. Передвигалась его кровавая лаборатория вместе с наступлением немецких войск. И первые здоровые молодые солдаты и офицеры попадали в его лапы. Из лаборатории теплые трупы выбрасывались в ямы и закапывались. Вся его банда давно арестована и расстреляна, а он и Борман еще живы. Разве я могу оставить их в живых? Хотя они имеют двойников, Борман — трех, а Моль — двух. Но мне плевать, кто попадет: двойник — продажная шестерка или сам фашист. Меня не обмануть двойниками, я знаю хозяев, а двойников стоит повесить, чтобы они за своей спиной не укрывали преступников. Поэтому, потерпите. Я на службе и вы на службе, так что давайте будем ее выполнять.

Через недельку мы встретились в Алма-Ате с Юсуповым, он тоже не выдержал и сказал:

— Ты здорово сдал, надобно отдохнуть.

Я ему сказал:

— Вот я приехал, поедем на Алатау, и я сразу поправлюсь.

— Хорошо, — сказал Юсупов.

Мы вышли из ЦК Казахстана, сели в автомобиль и поехали в дом отдыха ЦК под Алатау. Там пробыли четыре дня, и я действительно немного отдохнул, отоспался.

Связались мы с центром, но, как оказалось, ни Хрущева, ни Жукова в Москве не было. 7 мая вернулся домой, в Казгуртский совхоз, и занялся чисто гражданской работой. Но в уме всегда была одна главная мысль: побыстрее встретится с Джоном Кеннеди, чтобы не дать этой агрессивной, воинственно-разрушительной системе развязать общепланетную катастрофу. Ведь ядерная война, где бы она ни проходила, будет первой и последней ядерной катастрофой для нашей планеты.

Дни стали какими-то длинными, а ночи еще длинней, так как сон покинул меня. За время до встречи между Кеннеди и Хрущевым я успел побывать еще раз в Китае, объехать Тюратам. Проехал по старым местам, по которым когда-то меня, как половую тряпку, таскала Хелен Бреун. И даже недельку провел в Кисловодске, исполнив просьбу Юсупова. Приехав домой, я подумал: «Если все человечество начнет наводить порядок на своей земле и пресекать наглые претензии врагов на их превосходство над другими народами, то наша планета избавится от вражды, кровопролитий, смут. Давно пришла пора понять это всем! Для этого мы и добивались встречи лидеров двух сверхдержав: СССР и США». Все ближе подходил день и час этой встречи на территории острова свободы — Кубы, а точнее на участке его территории, оккупированной США. Любая свободная минута у меня проходила в мыслях об этой встрече, я отрабатывал каждый ее момент. Долго думал о том, как поведут себя Хрущев и Кеннеди, что может потребоваться на этой встрече, а что нет. Несмотря на то что на последней встрече братья Кеннеди, Вершинин и я обнимались как старые знакомые, новая встреча сулила быть более сложной и проблематичной. Я мысленно отрабатывал любые повороты событий, при этом ни в коем случае не допуская срыва не только переговоров, но и договоренностей. Задавал себе вопросы о том, что и как бы я сделал в той или иной ситуации, думал о том, как бы на моем месте поступил опытный дипломат.

В общем, я не минуты не давал покоя своим мыслям. Двадцатого октября мы вылетали из Москвы на Кубу.

Наконец этот день наступил. Мы с Никитой Сергеевичем, отделившись от общей свиты, прилетевшей на Кубу, оказались у назначенного места. Осталось лишь пройти в проход и выйти за ребристые склады-ангары. Но вдруг Никита Сергеевич, остановившись, проговорил:

— Знаешь, сынок, я им не очень-то верю. Мы сейчас сделаем шаг, два и вдруг как накинут наручники на руку, и будь здоров, Никита Сергеевич. Незаконный переход на чужую территорию.

Но я убедил его:

— Никита Сергеевич, я прожил всего тридцать лет и не боюсь — иду. Все будет в порядке, я верю Джону Кеннеди, он не бандит, как Аллен Даллес.

Так мы и пошли через устроенный, как я заметил, именно для нас проход.

Когда мы стали проходить мимо часовых, они отдали честь. Я был в форме советского генерал-лейтенанта и ответил им взаимностью. Едва мы вышли из-за угла ангара, как увидели: навстречу нам шли братья Кеннеди и Василий, который являлся переводчиком. Джон Кеннеди широко (как он умел) улыбнулся и расставил руки, то же самое сделал и Хрущев. Они, как старые друзья, обнялись и расцеловались. Было очень жарко, неподалеку стояло сооружение в виде грибка, со столами и скамейками внутри. «Приготовились», — подумал я. Тут же Джон Кеннеди обнял меня и проговорил по-русски:

— Я очень рад, гер генераль, — и крепко пожал мне руку.

Мы поздоровались по-приятельски с Робертом Кеннеди и Василием Вершининым.

Он сказал:

— Вы как будто генералом родились!

Президент Кеннеди предложил по русскому обычаю тут же сесть за стол. Роберт поставил на стол русскую водку в граненой бутылке, бутылку виски, 5 рюмочек, закуску. «Все приготовили», — еще раз подумал я. Сам Джон Кеннеди открыл бутылку водки, налил рюмки и проговорил:

— За встречу, дружно, по-русски!

Все дружно чокнулись и выпили. Кто больше был доволен встречей? Хотя дело и давнее, но мне кажется, все были довольны не только встречей, но и друг другом.

Президент США Джон Кеннеди был ярчайшей политической звездой на тусклом небосклоне США. Он был артистом своего дела, и роль, отведенную ему судьбой, исполнял так, чтобы каждый живущий на земле знал его таким, каким воспитали его родители. Он понимал, что для того чтобы быть президентом сверхдержавы США, необходимо знать и понимать, что такое жизнь и как ее сохранить для потомков.

Василий Вершинин успевал переводить вопросы и ответы двух людей, от которых будет зависеть судьба всего человечества, живущего на Земле, да и самой Земли. Я был горд и за Кеннеди, и за Хрущева. Они были самим воплощением умной и миролюбивой дипломатии, от которой не страдала ни одна ведущая переговоры сторона, а выигрывали обе стороны и все человечество, живущее на Земле, и сама природа, сотворившая нас такими разными: умными, добрыми, а порой агрессивными и звероподобными.

Договорились, что Джон Кеннеди сразу после окончания переговоров даст команду прекратить полеты самолетов над территорией Кубы, а также отведет ВМС к берегам США и местам их постоянного базирования. Никита Сергеевич при всех сказал мне:

— Скажи, чтобы у ракет демонтировали боеголовки, пусть прекратят всю военную истерику и готовятся к отплытию. Оставить здесь лишь незначительные силы.

Только Василий перевел эти слова, как Кеннеди обнял Хрущева, меня, Василия и брата. Потом что-то сказал и показал рукой — писать. Василий сказал:

— Президент спросил: «Меморандум будем подписывать?»

— Как хотите, — ответил Хрущев. — Мы, русские, больше верим слову!

Василий перевел эти слова. Кеннеди тут же подошел к Хрущеву, пожал ему руку и поднял большой палец руки вверх. Хрущев добавил, показывая на меня:

— Вот меморандум.

Все рассмеялись. Кеннеди подошел ко мне, пожал руку и, подозвав Василия, стал что-то ему говорить, показывая на меня. Василий говорит: