От сессии до сессии - Николай Иванович Хрипков

Им в помощники взяли одного парня. Валеру. На его лице постоянная плутоватая улыбка. В помощники ему определили Гончарова и Боянова. Чем они занимались, непонятно. Хотя видели, что они выносили помои, таскали воду, кололи дрова. На кухне, кроме электропечи, была дровяная печь. Сторожка тоже топилась дровами.

Каждый вечер они готовили для себя фирменное блюдо — жареную картошку. За общим столом они не ели.

— Мда! Милостивые господа! Сегодня у нас была на ужин жареная картошечка с соленными груздочками.

Все давятся слюной.

— Ну, и по три котлетки на брата. Такой расклад. Теперь требуется всё это переварить. Сами понимаете, нагрузка на желудок. Но желудок тоже требует тренировки.

Но столовским приходилось вставать раньше всех. Когда все поднимались, их уже в корпусе не было. Кухня начинала работать еще затемно, когда лагерь видел сны.

В свободное от работы время столовские тусовались в сторожке у сторожа Василия Ивановича, где они потчевались жареной картошкой. И не только. Стол их нельзя было назвать царским. Но всё же он разительно отличался от того, что подавали всем.

Василий Иванович приобщил нашу троицу к национальному напитку, объему производства которого могла бы позавидовать вся винно-водочная промышленность. Бражка, несмотря на ее мутный цвет, который никак не настраивал на романтическое настроение, им понравилась. И потом они будут считать, что ничего лучшего они не пили в своей жизни. Когда бражка была прохладной, то чем-то напоминала шампанское, если пить ее с закрытыми глазами и зажать нос. Она также пузырилась, шибала в нос и была сладкой. Производство бражки пришлось увеличить. Причем это увеличение продолжалось на протяжении всей картофельной страды. В сторожке и вокруг ее не исчезал запах сладкого и печального, как осенняя пора, очей очарованье. Так пахнет ностальгия и прошедшая любовь. Женщины из столовой обходили сторожку стороной, особенно, когда оттуда доносились народные песни и песни советских композиторов.

Или запах будил в них воспоминания о сладких грехах молодости, о которых осталось только вспоминать. Хотя… вряд ли какая-женщина теряет надежду и может поверить, что всё для нее уже потеряно.

Вечерело все раньше и раньше. А хоровое пение, доносившееся со сторожки, становилось всё громче. Полковник ночевал у себя дома в городке. Так что бояться было некого. У Василия Ивановича был писклявый голосок, чего не скажешь о молодых певцах, которые незнание слов русских народных песен заменяли громким воем.

Тянули, кто в лес, кто по дрова. Но ежевечернее пение давало свои плоды. Всё больше и больше им удавалось попадать в такт. И кто знает, если бы уроки хорового пения продолжались и дальше, то, может быть, вместе с хорошими историками страна получило бы и неплохих певцов. К тому же, они не только пели, но и время от времени пускались в пляс, учились у Василия Ивановича делать притопы-прихлопы и выделывать коленца.

Василий Иванович не курил. Но употреблял нюхательный табак. То есть нюхал. У него была жестяная круглая баночка из-под леденцов, куда он засыпал порошок из кисета. Подцеплял корявым ногтем крышку, открывал ее, брал щепотку табака, подносил к одной ноздре, шумно втягивал, потом к другой. После чего с удовольствием кряхтел. Откидывался на спинку стула и закатывал глаза долу.

Сначала это священнодействие вызывало у нашей троицы изумление. В конце концов, нюхательный табак — это же не наркотик.

Гончаров спросил:

— Василий Иванович! А зачем вы это делаете? Я вот никак не могу понять. Никогда такого не видел. Табак зачем вы нюхаете?

— А чего? Ну, нюхаю и нюхаю. Уже полвека как нюхаю. У нас в деревне раньше многие нюхали.

— Какая-то польза от этого есть? Может быть, обоняние улучшается? Или еще что?

Василий Иванович задумался. Потом спросил.

— Кого улучшается? Я не понял, про кого ты спросил-то, сынок. Кого улучшается? Ты поясни!

— Обоняние!

— А это чего? Это когда лучше встает? Так у меня машинка и так работает. Бабка не жалуется.

Студентам стало понятно, что в русском языке есть избыточная лексика. Многие слова нужно отправлять в архив. Сказали бы просто «нюх», и никаких недоразумений.

Денег студентам не платили. Но всем капала стипендия. И когда они вернутся домой, стипендия у них в кармане. Зарплатауполучал обслуживающий персонал: сторож, повара, командиры отрядов и, разумеется, полковник. Колхозники тоже получали зарплату. Но когда бригадира спрашивали, сколько он получает, он только тяжело вздыхал и отворачивался. Это было уже во второй половине сентября. На разводе полковник торжественно объявил, что те, кто хорошо работает, то есть ударники труда, теперь будут вознаграждаться. Ибо любой ударный труд должен быть соответствующим образом вознагражден.

Он не сказал, как именно, а спросить об этом никто не решился. От греха подальше. Начали гадать. Большинство считали, что выдадут денежную премию. Небольшую, конечно. Но всё равно приятно. Всё равно лучше, чем ничего. С паршивой овцы хоть шерсти клок. Другие, их было меньшинство, уверяли, что дадут увольнительную. На два — три дня. Или отпустят пораньше на те же два — три дня.

Третьи (их совсем было мало) говорили, что ударников труда одним из субботних вечеров свозят в Морозовку на дискотеку. Так сказать, дадут путевку на культурное мероприятие. А может быть, даже свозят в колхозную баню. Это вообще было на грани фантастики. До сих пор бытовало убеждение, что в деревенских банях мужчины и женщины парятся вместе.

У математиков завелся поэт. Чему их соседи за стенкой не удивились, вспомнив болдинскую очень, когда вдохновение так и накатывает мощными валами, увлекая всех за собой.

До Пушкина ему было как до луны пешком, но всё-таки не про резинку от трусов, которая даже самим математиком надоела до невозможности — тоже люди и хотят чего-нибудь свежего. По утрам тот же голос, как и у Робертино Лоретти, начинал (филологи это называли зачином. А некоторые самые грамотные — экспозицией):

Деревья раздеваются.

Девчонки одеваются.

Отгадай, детвора!

Это что за пора?

Дружным хором:

— Весна красна!

Всё кругом зазеленело.

Купальник девочка надела.

Отгадай, детвора,

Это что за пора!

— Лето!

Деревья обнажаются.

Девчонки одеваются.

Отгадай, детвора,

Это что за пора?

Хором:

— Осень! Милости просим! Осенняя пора очей очарованье. Как неприятна нам твоя прощальная краса!

— Подайте Христа ради корочки голодному студенту на пропитание! Не берите греха на душу!

Бас;

— Не клянчить! Грызите вон гранит науки. Он укрепляет десны зубов, способствует усиленному пищеварению. А главное — очень полезен для мозгов, которые у отдельных представителей начинают засыхать.

Как на утреннике в детском садике. В этом смысле математики