Ванесса - Эммануэль Арсан

Гвидо слушал с отсутствующим видом.

— Для этого вы использовали бета-ацетоксиэтил-три-метил-аммоний или, если вы не любите слишком точных формул, ацетилхолин.

— Совершенно верно, — кивнул Гвидо. Внезапно лицо Незрина просияло.

— Мой дорогой Гвидо! Надеюсь, вы не считаете меня суеверным. Я никогда не верил в мистическую связь между людьми и вещами. Но согласитесь, поневоле задумаешься, когда дело касается вашего пребывания здесь и выбора ацетилхолина для ваших экспериментов. Я позволил себе назвать вещество его полным именем вовсе не для того, чтобы похвастаться перед вами знаниями и памятью. Чтобы произвести на вас впечатление, мне понадобилось бы гораздо больше и того, и другого. Я просто хотел подчеркнуть одно из самых странных совпадений… Этот химический термин напоминает нам, что медиатор, о котором уже упоминалось, — сложный эфир холина, а холин имеет нитрогенную основу, производную от аммония. Аммоний! Поразительно! Как странно произносить это слово, когда вы, Гвидо Андреотти, здесь, в этом оазисе. Оазисе, который в древности назывался точно так же — Амоний. Ведь это имя дали ему ваши предки!

— Я приехал сюда совсем не поэтому, — сказал Гвидо.

— Дело не только в совпадении названий, — продолжал Незрин. — Хлористый аммоний и другие соли аммония были известны очень давно. Аммоний был назван в честь Амона. И даже не самого Амона, а его храма Хат-ан-Шо в Сивахе. И знаете почему? Потому что вещество экспортировалось в Италию только из этого района. Две тысячи лет назад Сивах был уже известен римлянам. Они приезжали сюда не только потому, что верили его оракулам, но и для того, чтобы запастись хлористым аммонием. Тогда этим занимались купцы. Они сами производили его. Знаете как? Сжигая навоз верблюдов. В химии это называется сублимацией, не так ли? Все это не лишено смысла.

Гвидо вспомнил и разрушенный храм Амона, где Вана прочитала ему «Суд сердца» и «Декларацию невинности» из «Книги мертвых». Где она говорила с ним о справедливости и правде, доброте и любви к человеку. Он напрасно старался связать эти расплывающиеся образы с химической формулой, которой он посвятил жизнь.

Гвидо подумал, что не видит между ними ни логической, ни мистической связи.

Во всем мире происходят такие удивительные и абсурдные совпадения, иррациональные чудеса, в которых человек всегда ищет присутствие некоего туманного божества. Сегодня, как и всегда, на первом месте в списке случайностей жизни одушевленная материя — явление, в котором все происходящее необходимо и бессмысленно одновременно!

Несколько минут мужчины молчали. Возможно, они думали, как прекратить эту дуэль. Вместо того чтобы обрушивать на противника град научных терминов, доказывать очевидное, подчиняясь непонятной силе и обольщаясь надеждами, которым не суждено сбыться, почему бы им не поговорить о любви, поговорить честно, открыто и доброжелательно? Или распахнуть окно и ощутить душистый ветерок, шевелящий кроны деревьев? Почему бы им, как часто делали Гвидо и Мехди, не пойти, взявшись за руки, на улицу и не восхититься мастерами древности, извлекавшими пользу даже из самых неудобоваримых вещей? Почему не посмеяться ласково над древними, перевозившими в своих галерах кувшины с верблюжьим дерьмом, чтобы с его помощью воскурить богам фимиам?

Наконец Гвидо нарушил молчание:

— Конечно, аммоний не благоухает, но из него получается отличное удобрение.

— И неплохие бомбы, — добавил Незрин. — Люди похожи на Амона и на аммоний: они способны на все — злое и доброе.

— Они творят зло, потому что недостаточно умны, — заметил Гвидо.

Незрин вздохнул:

— Вернемся к разговору о вашем веществе, ацетилхолине. И о том, как вы хотели применять его для улучшения человеческих способностей, которые, как вы считаете, используются неадекватно.

Незрин поудобнее устроился в бархатном кресле, сложил руки, взглянул на потолок, точно профессор, уставший от лекции.

Он обратился к Гвидо, не глядя на него:

— Не стану спорить с вами о физиологическом происхождении медиатора. Я недостаточно компетентен в этом вопросе. О его существовании и составе кое-что уже известно. Но его действие по-прежнему остается неясным. Мы совершенно не знаем, как и почему срабатывает ацетилхолин. Проще говоря (вы ведь не любите усложнений), он производится определенными клетками коры головного мозга и имеет наркотические свойства, сходные со свойствами опиума.

Гвидо почувствовал, что не может не вмешаться:

— Что ж, давайте поговорим об ацетилхолине, который вам так нравится. Это вещество умнее, чем вы думаете. Оно способно влиять на свой собственный синтез, как бы это ни шокировало вашу железную логику. Более того, оно в какой-то мере освобождает нервные волокна. Точно Моисей, который вывел свой народ из примитивного мира пирамид.

— Это и есть хваленая свобода, которой вы столь преданы? Но когда вы работали с гамма… простите, с ГАМК, вам недостаточно было воссоздать его свойства или выделить его природным способом. Нет, вы не могли первым синтезировать ацетилхолин. Другие уже сделали это за сто лет до вас. Поэтому вам нужно было шагнуть дальше, что вы и сделали. Впрочем, вы не стали, как Сганарель, «менять все это». Вы изменили лишь один элемент в молекуле ацетилхолйна. Лишь один. Отделили одну группу СНз от азотного радикала.

Не теряя своего аристократического хладнокровия, Незин достал из нагрудного кармана ручку, отвернул манжеты с сапфировыми запонками и быстро начертил прямо на белоснежной скатерти сложную формулу. Холеным пальцем он ткнул в группу СНз в правом нижнем углу.

— Пожалуй, вы сами обрекли себя на это вынужденное путешествие — ваш гений вызывал у коллег лишь громкие похвалы и тайную зависть.

Незрин вздохнул и снова пустился в долгие рассуждения:

— Ацетилхолин, конечно, умели разлагать на элементы и до вас. Но его могли расщепить только Полностью. Вычленить отдельные элементы не удавалось. Более того — даже в живом организме ацетилхолин эстераза не может непрерывно распадаться, превращаясь в необходимый для поддержания жизни сложный эфир, который представляет для вас особый интерес. Действие других, конкурирующих ингибиторов, замедлителей химических реакций, не столь невинно, как эффект этого фермента. Например, воздействие алкилфосфатов, как вы, конечно, знаете, вызывает смерть подопытных животных.

Гвидо вежливо зевнул, чем вызвал улыбку Незрина.

— Я буду лаконичен, — заверил тот. — Мне неизвестно, какой именно нуклеофилический активатор вы использовали, чтобы запустить реакцию расщепления молекул и образования нового вещества, формулу которого я только что записал. Конечно, это был не атропин. И, видимо, не норадреналин… Может быть, ацетил арсан?