Эммануэль. Танцовщица с бульвара Сен-Жермен - Эммануэль Арсан

Эммануэль Арсан

Эммануэль. Танцовщица с бульвара Сен-Жермен

Emmanuelle Arsan

Les debuts dans la vie

LES DEBUTS DANS LA VIE © Belfond, un dе́partement de Place des Editeurs, 2014

© Нечаев С., перевод на русский язык, 2016

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательство «Э», 2016

I

Танцовщица приблизилась к авансцене, и Ролан смог разглядеть ее лицо. Она улыбалась: выступающие скулы, мелкие зубы, миндалевидные глаза, сияющие на загримированном лице, — настоящая кошка, играющая в летний полдень на улице.

«Это то, что надо», — подумал он.

Ролан подумал, что интуиция его не подвела, когда он вдруг решил зайти в это кабаре на Левом берегу, где он до этого никогда не бывал. Он бродил один по бульвару Сен-Жермен, когда вдруг случайно увидел афишу. На ней была изображена практически обнаженная женщина: выгнутая спина, высоко поднятая грудь, блестящие стринги со стразами и блестками, на голове — высокий парик с зелеными перьями и лентами из фольги. Ее руки и ноги были длинными и стройными, а талия — настолько узкой, что изящные бедра по сравнению с ней казались довольно внушительными.

«Танагра»[1], — подумал он. Затем он подошел и прочитал имя танцовщицы — «Жад»[2], его любимый камень…

Через несколько минут он уже сидел в первом ряду и потягивал «Дом Периньон» 1979 года. Сцена была совсем близко, так что он мог рассматривать Жад очень внимательно. Он заметил ее раздувающиеся ноздри, круглую и упругую грудь, мышцы, рельефно выступающие при каждом движении ее янтарного тела.

«Дега, дающий жизнь бронзе, украшение коллекции…» — повторял он, настолько поглощенный созерцанием прекрасного тела молодой женщины, что остальная часть шоу словно и не существовала.

Когда музыка отзвучала, Жад исчезла за кулисами. Ролан встряхнулся, как будто освободился из сонного плена. Он взял свой «Монблан» и написал несколько слов изящным и решительным почерком на своей визитной карточке. Затем достал из кармана небольшой нефритовый кулон, который сегодня утром отказался продать антиквару. Он полюбовался им в последний раз, но без сожаления. Красота должна служить красоте. Он положил карточку и кулон в маленький коричневый кожаный мешочек и подозвал официанта.

— Не могли бы вы передать это в гримерку Жад? — спросил он уверенным тоном человека, привыкшего к тому, что ему повинуются.

Жад с тюрбаном из яркой хлопковой ткани заканчивала отчищать свое тело от тяжелого грима, который полностью покрывал ее. Она тщательно удаляла его и наносила на себя крем. Ее мягкая и золотистая кожа сверкала в резком свете гримерки.

— Это для вас, — воскликнула костюмерша, бросив небольшую посылку на комод.

— И почему никто ничего не посылает мне? — простонал из соседней комнаты Кристиан, звезда-танцовщик.

Жад улыбнулась и закончила массировать свой твердый и плоский живот. Она схватила маленький кожаный мешочек, который лежал среди баночек с гримом, развязала кончиками ногтей ремешок и вытащила оттуда маленького кота из зеленого камня. Резчик лаконичными штрихами изобразил на полированной поверхности длинные миндалевидные кошачьи глаза и заостренную, весьма колоритную, мордочку.

Жад взяла визитную карточку и прочитала: «Ролан Персье, покупка и продажа произведений искусства». На обратной стороне визитки было написано всего несколько слов — «Я буду ждать в баре». Жад сочла такое приглашение слишком бесцеремонным, но вынуждена была признать, что ее привлекает столь прямой и авторитарный тон сообщения. Она вдруг подумала об отце, которого она даже не знала и который поэтому никогда ничего от нее и не требовал.

Она внимательно изучила аккуратный почерк. Человек использовал, как и она, настоящую чернильную ручку. «Это кто-то, для кого красивое важнее полезного», — подумала она. Это ей понравилось. И она пойдет в бар. А почему бы нет? А чем, собственно, она рискует? Более того, она должна вернуть этому незнакомца фигурку кота. Впервые зритель послал ей не цветы или шоколадки, а что-то другое, и она не хотела принимать эту вещицу. Любой подарок требовал продолжения, а Жад не хотела быть никому обязанной.

Она посмотрела в зеркало на свое обнаженное тело. Ее грудь была упругой и пышной, талия — тонкой, бедра — стройными, а ноги — длинными. Немного мужских рук касалось ее тела. Хотя недавно случилась интрижка с хореографом, который овладел ею прямо в раздевалке танцевального зала, и она тогда думала лишь о том, чтобы не показать ни малейшей эмоции, а он торопился и был весьма неуклюж. Был еще Кристиан, который несколько раз доставал ее в душе и которому она отдалась по расчету. Жад любила свое тело и знала о его власти. Оно давало ей небольшие роли, определенные привилегии и гарантировало контракты в нестабильной работе танцовщицы. Но вот желание, восторг и наслаждение Жад могла подарить себе только сама. Указательный палец касался бритого лобка и останавливался на маленькой возбужденной кнопке, упрятанной в области половых губ, которая буквально загоралась при одной только мысли о ласках. Палец нащупывал влажную пещеру и поднимался к клитору.

Жад задрожала всем телом и прислонилась к стене, в ужасе от мысли, что кто-то может толкнуть приоткрытую дверь и застать ее за мастурбацией. Возможно, что зеркало, висевшее перед ней, скрывало тихого наблюдателя, спрятавшегося в коридоре и следившего за движениями ее рук и бедер. Эта мысль не оставляла ее, пока она кончала, зажав руку между бедер и изогнув тело. Ей хотелось продолжить, но она решила довольствоваться хотя бы частичной удовлетворенностью. Девушка натянула джинсы и почувствовала на возбужденной коже грубую ткань. Она любила после ласк так разгуливать по городу, когда джинсы касались ее обнаженного и все еще возбужденного тела.

Она застегнула молнию и снова посмотрела на себя в зеркало. Затвердевшие соски, круглые и коричневые, выдавали ее состояние. Она осторожно потерла их кончиком ногтя, а потом натянула большой бесформенный свитер и покрепче затянула тюрбан, стягивавший волосы. Жад отправилась в бар, не надеясь, что ее там ждут.

Кристиан, опираясь на стойку бара, громко разговаривал с Софи, миниатюрной блондинкой, которую он пригласил выпить. «Он хочет, чтобы я ревновала… Напрасные старания», — подумала Жад, садясь вдалеке, в тускло освещенном углу, одна. И тут чья-то высокая фигура закрыла свет лампы.

— Вы пришли, — раздался серьезный и уверенный мужской голос.

Мужчина наклонился, чтобы выдвинуть кресло, и лампа осветила лоб Жад. Ее зеленые глаза сверкали.