Перстень с печаткой - Андраш Беркеши

— Только не клянитесь, полковник! Я ведь тоже немного знаю нашу профессию, и правила игры мне достаточно известны! — Он положил сигару, достал из кармана платок, откашлялся. — Оберегать меня вы будете только до той поры, пока я не перестану представлять интерес для вашей службы.

Шавош рассмеялся и покачал головой.

— И как вы этого собираетесь достигнуть? — спросил он.

— Очень просто. — Шалго в упор посмотрел на Шавоша. — Я опорожняю для вас свой сейф не сразу, лишь небольшими порциями. И удерживаю в своей памяти не все, а только то, — он сделал паузу, — что кажется мне наиболее целесообразным.

Шавош внимательно слушал рассуждения толстяка и чувствовал, что наступил подходящий психологический момент, когда он может спросить, каковы же отношения между Кальманом и Шалго. В Вене он уже однажды спрашивал его об этом, но тогда Шалго уклонился от ответа. Сейчас толстяк, кажется, разоткровенничался.

— Шалго, вы завербовали моего племянника?

Шалго, удивленный, но и довольный, взглянул на полковника, потому что ему тоже хотелось знать, встречался ли Шавош с Кальманом в Вене.

— Интересно, почему вы думаете, что я завербовал его?

Шавош пожал плечами. Отвечая, он взвешивал каждое слово.

— Просто думаю, что и французам не помешал бы свой агент в Дубне. Вы же, дорогой Шалго, имеете полную возможность скомпрометировать Борши, а значит, и заставить его работать на себя.

— Как будто вы не можете заставить его работать на себя! — парировал Шалго.

— Сейчас речь не о нас. Я хотел бы слышать ваш ответ.

Шалго потер подбородок и усмехнулся.

— Я понимаю вас, полковник. Вас смущает то обстоятельство, почему я, когда работал секретным сотрудником в новой венгерской контрразведке, не выдал, не разоблачил Кальмана? И вы тут же делаете вывод, что я завербовал его. Должен согласиться, что умозаключение вполне логичное.

Шавош утвердительно кивнул.

— Совершенно верно. Из донесения барона Жиграи я знал, что венгерская контрразведка занимается Кальманом и что его уже несколько раз допрашивали. Пытались доказать, что он английский агент. Но им не удалось этого сделать в основном потому, что вы, Шалго, отказались тогда дать против него показания. Отсюда логичный вопрос: почему?

Улыбка Шалго стала еще мягче. Он хихикнул себе под нос и сказал:

— Действительно, логичный вопрос. В особенности если принять во внимание, что Кальмана подозревали не только в том, что он сотрудничал с англичанами, но и в том, что он был агентом гестапо и выдал немцам и Марианну Калди и всю подпольную группу Татара. Чтобы успокоить вас, скажу, что я тоже знал об этом идиотском подозрении. Кальман обратился ко мне за советом: что ему делать. А я посоветовал ему молчать. И тем не менее я не завербовал его.

— А позднее? — настаивал Шавош.

— И позднее нет. Хотя и получил приказ на его вербовку.

Полковник поиграл галстуком и задумчиво проговорил:

— Почему же вы не выполнили приказ?

— А вот это как раз то, чего вы, дорогой полковник, не в состоянии понять! — бросил Шалго.

— Не хитрите, Шалго! — воскликнул полковник.

— И тем не менее это так! Оскар Шалго способен в определенные моменты жизни быть сентиментальным. Представьте себе, я чувствовал самые настоящие угрызения совести. А позднее, когда я действительно получил приказ завербовать его, я понял, что это мне уже не удастся сделать. Борши за это время успел перемениться. Поймите, полковник: как это ни парадоксально, я люблю этого человека и хочу, чтобы он был счастлив!..

Шавоша привели в замешательство слова Шалго. Интуитивно он почувствовал, что толстяк совершенно искренен. Каким сделалось добрым, мягким его лицо, когда он говорил о Кальмане! Интересно, знает ли Шалго, что ему, Шавошу, все же удалось заставить Кальмана вновь сотрудничать с английской разведкой.

— Я хотел объяснить вам, для чего я, собственно, пригласил вас в Лондон.

— Слушаю вас, полковник, — сказал толстяк, откинулся в кресле и полуприкрыл свои тяжелые веки.

— Я хотел бы, чтобы вы поехали в Будапешт. Погодите, Шалго, не перебивайте. Выслушайте до конца. Вы знаете, что Кальман Борши секретный сотрудник «Интеллидженс сервис». Много лет мы держали его в резерве. За это время он вырос в физика-атомщика, стал ученым, работает в атомном центре в Дубне, Теперь и я постараюсь быть совершенно откровенным с вами. Известная вам документация нас не очень интересует. Достанем — хорошо, но важнее всего для нас Борши! Мы просто не можем отказаться от него. Вот я и хочу попросить вас: поезжайте в Будапешт и восстановите нам связь с Борши.

— Это была бы напрасная трата сил, — отказался Шалго, дивясь про себя столь странному предложению Шавоша: ведь он только что сказал ему, что не выполнил аналогичного приказа французов. Чего хочет, собственно, этот Шавош? И вслух он добавил: — Нет в наших руках ничего такого, чем можно было бы «прижать» Борши.

Шавош усмехнулся, и морщинки на его лице снова бросились врассыпную по всему лицу.

— А если есть? Если у нас есть материал, с помощью которого мы сможем без всякого риска для себя заставить его работать на нас?

Шалго становилось все больше не по себе. Он скрестил свои пухлые руки на груди и ничего не отвечал, делая вид, что вся эта история совершенно не интересует его. Зато полковник все так же с жаром продолжал:

— Ну, а если мы все же располагаем убедительными доказательствами, что Кальман в самом деле был агентом фон Шликкена? И документально сможем подтвердить, что это он был виновником провала группы Татара?

Шалго был поражен; Он не хотел верить тому, что услышал, и наугад бросил:

— Это же чушь! Вы и сами хорошо знаете, что Кальман никогда не был предателем!

— Конечно, знаю! И тем не менее мы можем доказать это. В нашем распоряжении имеются такие документики, что нет в мире суда, который решился бы снять с него обвинение в предательстве.

— Интересно, — сказал Шалго и тут же стал прикидывать, какие же «документики» могли находиться в руках Шавоша.

И он быстро разгадал замысел Шавоша: ведь он-то точно знал, что Кальман не предатель, поскольку ему была известна и вся история предательства группы Татара и сам предатель; правда, он, Шалго, никогда не говорил об этом Кальману, надеясь, что Кальман никогда не узнает этого. Шалго поднял глаза на Шавоша и с отвращением посмотрел ему в лицо.

— Какой же вы жестокий человек, полковник. Неужели вы способны погубить собственного племянника?

Лицо Шавоша передернулось — замечание Шалго больно задело его.

— Вполне возможно, что мои действия кажутся вам жестокими, — возразил он осторожно. — Но это совсем не так. Это просто моя принципиальность…

Толстяк нетерпеливо отмахнулся:

— Принципиальность? Давайте не будем обманывать друг друга, полковник. Мы оба с вами — игрушки в чужих руках. Э, да все равно, продолжайте. Извините, что я вас перебил. Но меня всегда злит, когда вполне понятные вещи замаскировываются высокопарными словами.

— Вы что же, считаете меня негодяем?

— Ничего подобного, полковник. Я считаю вас просто жестоким человеком, который способен погубить даже собственного племянника, если интересы «Интеллидженс сервис» требуют этого. А вы боитесь, не смеете возразить.

— Так вот слушайте, — слегка повышая голос и чуточку торжественно начал Шавош. — Я приемлю ваш эпитет «жестокий» и подтверждаю, что, если Кальман Борши стал предателем, перебежав на сторону коммунистов, я без колебания убью его, хотя потом и буду горевать по нем, потому что люблю его! Вы, Шалго, не способны этого понять, потому что вы жалкий обыватель, у вас действительно нет никаких принципов. Вы лишь ради собственной корысти любите свою профессию и занимаетесь ею со страстью картежника.

Шалго с усмешкой выслушал выпад разгневанного Шавоша. Нет, он не оскорбился, напротив, даже был рад, что ему удалось вывести Шавоша из себя.

— Браво, полковник! Я жалкий обыватель! Но и у меня тоже есть кое-какие принципы. Если вас интересует, я могу их вам перечислить.

Он поудобнее уселся в кресле, закурил сигару и сквозь облако табачного дыма посмотрел на морщинистое лицо Шавоша, который, чтобы дать улечься своему гневу, снова сидел строгий и подтянутый.

— Мой первый принцип: я не поеду в Будапешт и не стану вербовать вашего племянника. Если же я узнаю, что вы пытаетесь это сделать сами, я помешаю вам.

Шавош уже полностью обрел спокойствие и, пожалуй, несколько высокомерно, заметил:

— А вы не считаете, что сами находитесь у нас в руках?

— О да! Только ведь и я не дурак, мой дорогой. Это вы можете видеть хотя бы из того материала, что я передал вам. Вы, полковник, не захотите разделаться со мной до тех пор, пока я располагаю известной вам информацией. Думаю, что вас все же интересует, кто из сотрудников ваших резидентур в Европе работает и на нас. А вот Оскар Шалго знает этих людей.