Джо Варвар и Чвокая Шмарь - Пол Стюарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На праздник! ~~ радостно сообщил ему эльф.
— На праздник? На какой еще праздник?! — О’Грабили чуть не взорвался от злости. — Но ведь эльфы так любят свою работу, что у них не бывает праздников, верно?
— А теперь есть! — сказал эльф, и счастливая улыбка осветила его исхудалое личико. Он вскинул посох на плечо и, весело насвистывая походный марш, вышел из комнаты.
А господин О’Грабили так и остался стоять посреди мастерской, побагровев от гнева и совершенно лишившись дара речи.
— В том-то и беда, — пробормотал портной, — что в наши дни не найдешь эльфа, на которого можно положиться!
Подобные сцены между тем разыгрывались по всему Гоблинтауну; эльфы самых различных профессий, старые и молодые, красивые и безобразные, выбегали на темные узкие улочки Гоблинтауна и дружно устремлялись к городским воротам. То были эльфы швейные и часовые; эльфы-тестомешалки и эльфы, зажигающие светильники; эльфы-почтальоны и эльфы-гонцы; и даже те эльфы, которые считались немного не в себе, оттого что крутят сушильные барабаны. Все они сливались в одну общую толпу! Все возбужденно что-то обсуждали, и воздух так и звенел от их пронзительных голосов, особенно когда говорили несколько эльфов одновременно. Словом, происходил массовый исход эльфов из города!
А гоблины застыли в дверях домов или свешивались из окон и с несчастным выражением смотрели, как их покидают верные помощники, в ужасе решая, как им теперь быть? Как обходиться без трудолюбивых, но неверных эльфов?
Тем временем эльфы, все сильнее возбуждаясь от присутствия столь большого числа своих товарищей, решительно двигались по дороге к Эльфийскому Лесу, поднимая густые клубы пыли. Их дорожные узечкп, сделанные из грязных, в крапинку и полоску, носовых платков, так и подпрыгивали в этой пьиьной туче, пронизанной первыми солнечными лучами. И чем дальше от Гоблинтауна уходили эльфы, тем больше становилась их толпа.
Они сходились со всех концов — из Гоблинтауна, от Моста Троллей, со стороны Зачарованного Озера; к ним присоединялись эльфы-почтальоны со своими сумками, полными писем, и дорожные эльфы, обычно селившиеся в рытвинах на дорогах. Дорожные эльфы поспешно собирали горшки и кастрюли, закидывали мешки с ними за спину и вливались в счастливую говорливую толпу, устремлявшуюся к Эльфийскому Лесу.
— Я никогда еще не бывал на празднике! — возбужденно говорил один.
— И я тоже! — откликался другой.
— О! Это так здорово! — восклицал третий.
Вскоре первые ряды эльфов достигли опушки леса, и по толпе мгновенно пронесся клич;
— Ура! Эльфийский Лес! Эльфийский Лес! Эльфийский Лес!
А между тем в роскошной парадной спальне своего замка Рогатый Барон продолжал сидеть среди мягких подушек в огромной постели под балдахином, держа на коленях поднос с одной-единственной розой на длинном стебле и серебряным кольцом для салфетки с выгравированными буквами Р.Б. Покрытая подозрительными пятнами салфетка с монограммой — теми же буквами, вышитыми шелком и украшенными цветочным орнаментом, — была заткнута за ворот шелковой пижамы барона. В одной руке он держал половину не слишком аппетитного на вид пирога, а в другой — кружку с плевым чаем. Рогатый шлем так и дрожал у него на голове, когда он с наслаждением отхлебывал из кружки и вытирал с усов жемчужную жидкость.
Бенсон — недавно получивший повышение и ставший личным камердинером Рогатого Барона — пребывал там же: поднимал шторы в противоположном конце спальни.
— Надеюсь, господин мой, вы хорошо спали? — осведомился он.
— Отлично, — радостно откликнулся Рогатый Барон и откусил еще кусок загадочной стряпни. — М-м-м! Офень, офень форофо! — промычал он с набитым ртом.
С тех пор, как бесследно исчезла его жена Ингрид, Рогатый Барон спал по ночам как бревно. Стоило его голове в рогатом шлеме коснуться подушки, и он буквально проваливался в сон, просыпаясь лишь часов десять спустя, когда Бенсон, осторожно постучав в дверь, вносил поднос с завтраком; и в эти минуты Рогатый Барон чувствовал себя действительно бароном и притом на редкость бодрым и хорошо отдохнувшим.
Он проглотил последнюю крошку пирога и задумчиво проговорил, улыбаясь собственным мыслям:
— Мне снился удивительный сон…
А снилось ему вот что: совершенно лысая Ингрид головой вперед медленно тонула в огромной бочке с молоком розовых смердунов, и как раз в тот момент, когда ее громадные ступни должны были исчезнуть в молоке, он проснулся.
— …сообщение о выкупе? — услышал он голос Бенсона.
— О чем ты? — очнулся от своих грез Рогатый Барон.
— Я хотел узнать, ответил ли ты, господин мой, на сообщение о выкупе? — повторил Бенсон.
— Сообщение о выкупе?.. — рассеянно переспросил Рогатый Барон, бросив еще один комок сахара в кружку с плевым чаем и тщательно его размешивая.
— Да, господин, сообщение о выкупе. О выкупе за баронессу.
— Ах да! Я уже… м-м-м! — Барон с наслажднием отхлебнул чаю и сунул в рот следующий кусок того же мерзкого пирога. Шумно прожевал, столь же шумно проглотил и только потом сказал: — Я, собственно, пытался отыскать эльфа-письмоносца, но мне так это и не удалось. Его нигде не было. Ничего, — барон вздохнул и откинулся на пышные подушки, — я немного отдохну и снова займусь этим вопросом.
Бенсон помолчал, огляделся и промолвил:
— Прости мне мою наглость, господин мой, но осмелюсь напомнить: в сообщении говорилось, что если господин барон не ответит до заката, то баронессу обреют наголо!
— М-м-м, — промычал барон с полным ртом. Потом поцокал от удовольствия языком и равнодушным тоном изрек — Ужас какой.
— А потом, — продолжал Бенсон, — ее утопят в бочке с молоком розовых смердунов!..
Рогатый Барон мечтательно улыбнулся.
— Молоко розовых смердунов, — прошептал он. — Как это унизительно! Бедная дорогая Ингрид! Сил нет даже думать об этом… Принеси-ка мне еще кружечку горячего чая, этот уже остыл, А заодно захвати на кухне парочку тостов с плесневым грибком.
А между тем в Эльфийский Лес все прибывали и прибывали эльфы. Воздух так и звенел от их смеха, пения и веселой болтовни — ибо, хотя эльфы Чвокой Шмари действительно любили свою работу, они, похоже, совсем потеряли голову в предвкушении праздника, которого у них никогда еще не было.
Тем более сей необычный праздник затрагивал душу и честь любого уважающего себя эльфа. Он так и назывался: ТРУДОВОЙ, то есть был связан с тяжким физическим трудом, способным сломать спину любому слабаку! Вот что обещал им тот таинственный призыв, на который все они откликнулись с такой готовностью: трудную работ;/ в волшебном Эльфийском Лесу. И, опьянев от радости, эльфы скользили в танце и во все горло распевали звонкие песни.
— Все на праздник в Эльфийский Лес! — щебетали они без умолку. — Все на праздник в Эльфийский Лес! Все на праздник в Эльфийский Лес!
— Ох, дайте же наконец отдохнуть! — ворчливо проскрипел старый кряжистый дуб, от раздражения подрагивая узловатыми ветвями.
— От их визгливых голосов просто в ушах звенит! — поддержала его изящная ива-соседка.
— И правда, эльфы порой страшно действуют на нервы! — подхватили ее приятельницы, дрожа от негодования тонкой листвой. А эльфы вихрем проносились меж стволов деревьев, перепрыгивая через выступавшие из земли старые корни.
— Такой визг — словно пилой тебя перепиливают! — мрачно пробасил высокий раскидистый бук.
— О, Бретт, не надо! — зашикали на него соседние деревья.
С тех пор как доктор Блинч поселился на Хихикающей Поляне, множество друзей и родственников этих деревьев были безжалостно уничтожены — спилены и превращены в доски, планки, балки, из которых затем собирались шкафы, буфеты, столы, стулья, комоды… А теперь, во всяком случае, если верить виноградной лозе (а лоза дикого винограда способна пробраться в любой утолок леса и слывет ужасной сплетницей), доктор Блинч заказал строительство какого-то огромного сооружения, причем (дальнейшее произносилось только шепотом!) сделанного исключительно из дерева!
— Придет время, и доктору Блинчу за многое придется ответить! — пробормотал бук и угрожающе тряхнул своими медного цвета листьями. — Я, например… Да отвяжитесь вы от меня! — крикнул он и резко тряхнул веткой, с которой во все стороны посыпались эльфы, вздумавшие на ней покачаться.
Эльфы приземлились на мягкую листаяную подстилку, перекувырнулись, вскочили на ноги и как ни в чем не бывало поскакали дальше, догоняя остальных.
— НО ИХ ЖЕ ТЫСЯЧИ! Весь лес буквально кишит ими! — пронзительно вскрикнула элегантная серебристая береза, — Я вот себя не пожалею — сброшу на них ветку потяжелее, вразумлю маленьких пискунов! — проревел старый вяз, крепко уцепившийся корнями за берег быстрого, вечно что-то бормочущего ручья.