Патрик Кензи - Деннис Лихэйн

— У тебя его вообще нет.

— О’кей, ты прав, — призналась она. — Но за компьютером я по-прежнему отжигаю в полный рост.

— «Отжигаю в полный рост»?

— Я тут заново переживаю начало века.

— Помню начало века — мы тогда были богаче.

— И моложе, и волосы у тебя были гуще.

Она приложила ладони к моей груди, привстала на цыпочки, поцеловала меня:

— Ты не обижайся, солнышко, но чем ты еще сейчас занимаешься-то?

— Бессердечная ты стерва. Я тебя люблю, но все-таки ты бессердечная стерва.

Она рассмеялась — своим хриплым смехом, от которого у меня мурашки по коже бегают.

— И ты от этого в восторге.

Через полчаса Беатрис Маккриди сидела за столом в нашей гостиной. Выпила чашку кофе. Выглядела она чуть получше — не так потерянно, не так разбито, хотя это еще ни о чем не говорило.

— Не стоило мне врать насчет Мэтти, — сказала она. — Уж простите.

Я поднял ладонь:

— Господи, Беатрис, не за что извиняться.

— Просто он… Это одна из тех вещей, про которые ты знаешь, что время тут ничем не поможет, но ведь надо же как-то жить дальше. Понимаете?

— Моего первого мужа убили, — сказала Энджи. — Я не хочу сказать, что понимаю, каково тебе, Беа, просто я для себя уяснила, что, если ты в какой-то момент, хоть на секунду, перестаешь горевать, ничего позорного в этом нет. Не грех это.

Беатрис чуть кивнула:

— Я… Спасибо. — Она оглядела нашу крохотную гостиную. — У вас девочка теперь, да?

— Ага. Габриэлла.

— Хорошее имя. На тебя похожа?

Энджи взглянула на меня за подтверждением, я кивнул.

— Больше на меня, чем на него, да. — Она указала на фотографию Габби, стоявшую на кофейном столике. — Вот она какая у нас.

Беатрис взяла фотографию, присмотрелась и через какое-то время улыбнулась:

— Хулиганка, да?

— Это точно, — сказала Энджи. — Как там говорят, в два года самый ужас?

Беатрис наклонилась вперед:

— Ой, что да то да. С восемнадцати месяцев начинается — и до трех с половиной лет.

Энджи энергично закивала:

— Она не ребенок была, а чудище просто. Я имею в виду, господи, это ж…

— Кошмар просто, ага, — сказала Беатрис. Она выглядела так, будто хотела рассказать какую-то историю про своего сына, но потом осеклась. Уставилась на столешницу, странно улыбнулась, чуть покачнулась в кресле. — Потом это проходит.

Энджи взглянула на меня, а я уставился на нее, не представляя, что сказать дальше.

— Беа, — сказала она. — В полиции сказали, что они проверили твои слова и Аманда была у себя дома.

Беатрис покачала головой:

— После того как они переехали, Аманда каждый день мне звонила. Каждый день. А две недели назад перестала. Сразу после Дня благодарения. И с тех пор от нее ни слуху ни духу.

— Они переехали? Из квартала?

Беа кивнула:

— Месяца четыре тому назад. У Хелен дом в Фоксборо, на три спальни.

Район Фоксборо располагался в пригороде, милях к двадцати к югу. Не Белмонт-Хиллз, конечно, но все равно значительно лучше, чем Сент-Бартс в Дорчестере.

— И где Хелен сейчас работает?

Беатрис засмеялась:

— Работает? Ну, последнее, что я слышала, она шарики из лотерейной машины вытаскивала, в «New store on the block», но это давно было. Думаю, ее оттуда вышибли, как с ней обычно и бывает. Много лет назад она ухитрилась нарваться на увольнение, когда на заправке работала. Ну вот кем надо быть, чтобы и с такой работы вылететь, а?

— Значит, если она не работает…

— Откуда деньги на дом? — Она пожала плечами. — Кто знает?

— Когда она с городом судилась, ей же ведь ничего не досталось, так?

Она покачала головой:

— Все деньги в доверительном фонде на имя Аманды. Хелен с них ни цента получить не может.

— О’кей, — сказала Энджи. — Я посмотрю налоговые документы на дом.

— А что насчет судебных запретов, которые она против тебя оформила? — сказал я как можно более аккуратно.

Беатрис взглянула на меня:

— Хелен дурит систему. Она этим чуть ли не с детства занимается. Пару лет назад Аманда болела. Грипп. У Хелен тогда был новый парень, какой-то бармен, который наливал ей на халяву. Ну, она и забывала проверить, как там Аманда. Они тогда еще в прежнем доме жили, на Коламбия-роуд. У меня ключи были, вот я и стала туда наведываться, приглядывать за Амандой. Выбора-то у меня не было — или так, или она бы пневмонию схлопотала.

Энджи взглянула на фотографию Габби, снова посмотрела на Беатрис.

— А Хелен тебя застукала и через суд запретила видеться с ней.

— Ага. — Беа провела пальцем по кромке своей чашки с кофе. — Я пью больше, чем раньше. Иногда на меня находит, и я начинаю названивать по телефону. — Она взглянула на меня. — Вот как на днях тебе. И Хелен я несколько раз звонила. Последний мой звонок привел к тому, что она оформила против меня еще один запрет. Три недели назад это было.

— А что тебя заставило… Мне не хочется говорить «доставать» ее, но…

— Да нет, «доставать» — вполне подходящее слово. Иногда мне нравится доставать Хелен. — Она улыбнулась. — Я разговаривала с Амандой. Хорошая она девочка. Серьезная. Не по годам умная, но хорошая.

Ей было четыре года, когда я вернул ее. А теперь она «серьезная». Теперь она «не по годам умная».

— Аманда попросила меня проверить почтовый ящик по их старому адресу — некоторые письма почта направляла туда. Такое постоянно случается. Ну, вот я и пошла. В основном там оказалась реклама. — Она полезла в сумочку. — И вот это.

Она протянула мне кремового цвета листок. Свидетельство о рождении. Содружество Массачусетс, округ Саффолк, выдано на имя Кристины Андреа Инглиш, дата рождения — 8 августа 1993 года.

Я передал листок Энджи.

— Возраст схожий, — сказала она.

Я кивнул:

— Кристина Инглиш на год старше.

Думали мы об одном и том же. Энджи положила свидетельство о рождении рядом с ноутбуком, и пальцы ее заплясали по клавиатуре.

— Как Аманда реагировала, когда ты ей сказала, что нашла это в почте? — спросил я Беатрис.

— Перестала звонить. А потом исчезла.

— И тогда ты начала звонить Хелен.

— И требовать ответов.

— Так и надо было, — сказала Энджи. — Жалко, что меня с тобой не было.

Я спросил:

— Так, значит, ты позвонила Хелен?

Она кивнула:

— И не один раз. И на автоответчике оставила пару ласковых.