Жена колдуна — сама ведьма - Карина Иноземцева

оставил. Привез из дальних краев неизвестных и тут же решил покинуть. Не справляется молодая женщина, все мужское из рук валится, а женское делать не для кого.

— Готовить... будешь и по тряпкам... знаки обережные ставить, — решил мужчина обмен силами и энергией устроить. — Да... когда я ухожу... за домом моим смотри... и чистоту блюди.

Странный говор у деревенского мужичка был. Он будто словами своими захлебывался, а чаще, просто окончания глотал. Давило его общение на плечи и голову чужую, будто собеседник в комнату душную попадал.

Понравился Левше такой обмен. Никому из них обидно не будет. К тому же, как оказалось, зодчий был на все руки мастер и видел с какой стороны и что может прохудиться. А женщине двойная выгода была — никто теперь на ее холодную постель не зарился. Уважали здесь молчаливого мастера и бед ему не чинили, хоть и считали странным.

В какой-то год пропал колдун — зодчий на три весны. Его уже к мертвым хотели причислить. Но Левша дождалась. Верила, что такие люди как Он просто так не умирают. Вернулся ее защитник, да не один... Мальчишку за собой привел.

Странный пацаненок был. На его шее висела цепь железная, которую кузнец только снять смог. Сам юнец огрызаться любил и даже иногда рычал, а потом стрекача до дома родного давал. Странному колдуну, странный ребятенок попался. Парочка подобралась.

Узнал колдун в своем путешествии, что если ведьма сама не хочет быть найденной, то ты ее не найдешь днем с огнем и под носом. Сила глаз отводить будет. Но только не верил мужчина, что его ведьмочка прятаться может. Слишком слаба она для такого.

Скрывает ее кто?

Поняв это, приснилась ему девица его ясная. С дитем на руках и слезами на глазах. Обуяла колдуна ненависть треклятая, змеей на шее повисла. Кто смог до слез золотую Ладушку довести? Кто на нее руку поднял?

Пожелал колдун своими руками с недругом справиться, но далеко был. Зато сила его в путь легко пустилась и уже через небольшое время перестало сердце кровавыми слезами обливаться. Будто свершилось то, о чем просил.

Пуще прежнего стал колдун по разным селам ездить, зазнобушку свою сыскивая. Всю жизнь она своими глазами осветила, все мысли заняла, голос в тишине ее слышится. Все чаще во снах ее улыбка приходила, пока в одной таверне он на колдуна — собрата не натолкнулся.

— Силу свою зазря тратишь, — покачал он головой. — Ты видеть ее хочешь, вот и приходит она в забвении. Надо желать чувствовать и к теплу ее тянуться! Не учили в детстве что ль?

Да откуда ж колдуну было знать про силу свою. Понимал, что не такой как все. Приказы его никогда безответными не были. Чуть повысив голос, можно было людей в обморок вогнать. Поэтому учился колдун говорить медленно, негромко и емко.

— Ладно, помогу тебе по-братски, — улыбнулся нечаянно встреченный колдун. — Направлю все свои силы на твое счастье. Пусть, хоть у кого-то из нас все сложится.

И взяв большую руку зодчего, тот стал говорить.

— В деревню вернешься от первого же встречного не отмахивайся. Согласись на его условия и готовь все, как полагается, по чести для обряда. Женщину свою предупреди, чтобы рядом с тобой ни разу не показывалась. Иначе упустишь счастье. Уйдет.

Рука у собрата горячая, но мелкая была. Веселым показался тот случайный колдун. Чувствовалось как его сила изнутри раздирает, боль принося.

Первым встречным оказался строгий староста. На въезде в деревню зодчего поймал.

— Не глупи! Всю жизнь что ли бобылем ходить будешь! За видениями своими гоняешься, а хата годами пустая стоит! — начал отчитывать. — Слышал, что для одной вдовы, сестры — колдовской, мужа нового сыскивают. Я твою кандитатуру предложил. Ее староста проверку сейчас проводит.

Удивился колдун словам главного. Не думал он, что к колдовской девке так трепетно относиться будут. Обычно, их стараются из деревни убрать, отдав замуж за любого кто отважится. А тут, прям как к дочке старостовой относятся: с проверкой, отбором и подарками.

Ну что делать?

Каков приказ был, так и сотворил. Деньги водились, цацек дом полон: все мечтал как все хозяйке своей отдаст и та красоваться начнет. Дорога, на удивление, сама лошадей вела. Прибыл он в деревню немного раньше чем требовалось, но не он один таков был — кузнец молодой, удалой. Красавец уже нервно ножкой постукивал.

Не стал тянуть староста. Сразу на двор вдовий повел. И не понравилось колдуну, что здесь и ограда прямо стояла, и денник дровами заполнен, и крыльцо новое — недавно справлено. Видать, часто к вдовушке мужики ходят. Такую махину в одни рабочие руки невозможно содержать. А женщина, видать, ласки своей для помощников не жалеет.

А потом вышла вдова.

В темноте она была скрыта, но взгляд ее сияющий он бы из тысячи узнал. Встрепенулось застывшее сердечко в груди молодецкой. Слова все от языка отошли. Смотрит зодчий и все больше схожих черт между сном и явью находит.

— Моя! — тихо шепнул колдун, проходя на ее двор и не отрывая глаз от ее стана.

Услышал это кузнец, но только губы поджать смог. Сила такая была в этом признании, что плечи сдавило, а воздух отняло.

И только когда дверь терема отворилась. Когда глаза прошлого с глазами реального жениха встретились. Зеркало показало лик мужской.

— Радим! — всхлипнула я, роняя слезы. — Нашел!

Потому и на свадьбу он был скор и так быстро меня к себе принял. Дом к моему приезду готовил.

И столько тепла и нежности затопило мое сердце, что эмоции через глаза выходили.

— Мой Радим!

— Полно тебе, девица, — тронули меня холодные руки. — Тебе пора домой, а то душу мне свою подаришь.

— Спасибо, — всхлипнула я. — За путь истинный.

Мягкая, но отчего-то грустная улыбка тронула ее губы. А потом меня поглотил сон, в котором Радим ездил по красивым полям и замирал там, смотря в даль. Я стояла рядом с ним, будто тень, и счастьем наполнялась.

И только ветер тихонько шептал:

— Мой, мой, мой...

33

— Семислава, Ладушка, — горячий мужской шепот оборачивает меня в кокон нежности. — Лада, — голос гладит замерзшие пальцы, обдает теплом щеки и аккуратно прикасается к моим ресницам. — Не уходи! Лада!

Во внезапном крике столько боли и отчаяния, что я