Даниил Галицкий - Антон Хижняк

— Ведаю. Стары люди говорили, что император цареградский бежал от крестоносцев на Русь, в Галиче спасался.

— Про тот Цареград вся книга исписана.

Кирилл не знал, как и благодарить Андриана за такие книги, — столь много нового узнавал из них.

— За что благодарение? За то, что ты сам читал? — с напускной строгостью, улыбаясь, протестовал Андриан. — Для того и писано, чтоб читали. А мне радостно за тебя — ты книголюб вельми великий, мало я таких видел.

Вечером Дмитрия позвали к Мстиславу. Князя три дня не было в Новгороде — выезжал на охоту. В лесу и нашел его гонец, привез весть о прибытии гостей с Галицкой земли. Вчера ходил Дмитрий к архиепископу, относил Даниилову грамоту. И до сих пор никак не мог успокоиться от неприятного впечатления. Любезно разговаривал с ним архиепископ, пригласил сесть к столу, расспрашивал о Галиче, о Владимире и о том, что чинит Бенедикт в Галиче. А Дмитрий никак не мог взять в толк, от души ли говорит хозяин. Пообещал, что помогут новгородцы галичанам, ругал грабителя-захватчика Бенедикта, а когда дошло до разговора о Мстиславе, на лицо архиепископа будто черная туча набежала. Ничего плохого не сказал он о Мстиславе, но от его слов повеяло таким холодом, что Дмитрий понял — нет приязни между архиепископом и Мстиславом, побаивался, не повредит ли это его посольству, хотя все люди, с которыми он встречался, — и купцы, и сотские из Мстиславова войска, — радушно приветствовали его и близко к сердцу принимали горе галичан. Были и такие дружинники, которые тотчас же соглашались ехать в Галич. Но что он мог сказать им? Ведь он еще не видел Мстислава. Вчера, после пребывания у архиепископа, была у Дмитрия стычка с Иванкой. Не успел он еще раздеться после возвращения от архиепископа, как пришел посланец от посадника и рассказал, что посадник недоволен людьми Дмитрия: ходят они по всему городу и горланят; вспомнил об Иванке, о том, что выкрикивал он на гульбище у медовара, рассказывая, как жгли имение Судислава в Галиче.

— Вельми распустились твои галичане, — вкрадчиво говорил посланец посадника, молодой боярин с лисьим лицом, непрестанно шмыгая носом. — Посадник сердится. Прикрути ты их, ибо у сего кузнеца язык длинный… У нас и без того хватает своевольников…

Боярин откланялся и ушел, а Дмитрий закипел от гнева. Еще ничего не сделано в Новгороде, а уже такие неприятности! А что, ежели не удастся уговорить новгородцев, ежели помешают эти неприятности? Что тогда дома скажут? Не погладят по голове. Да и посольство провалится, такое большое дело рухнет. Растревожился Дмитрий, вспылил. Под злую руку и вошел к нему Иванко.

Не дав удивленному кузнецу опомниться, Дмитрий коршуном налетел на него:

— Кто ты еси? Кто посол — ты или я? — Дмитрий от злости заикался. — Ты? Ты что? Длинный язык…

Иванко мигал глазами, не зная, о чем идет речь, поглядывал на сотского, стоявшего рядом, а тот незаметно для Дмитрия мотнул головой, развел руками.

— Ты мешаешь!.. Зачем я тебя взял? Испортишь посольство…

Не понимая, чего хочет от него Дмитрий, обиженный Иванко выпрямился; хмель как рукой сняло.

— Я испорчу? — Он так повысил голос, что Дмитрий невольно попятился. — Я испорчу? Кто это наушничал на меня? Я с новгородцами как брат родной и ничего плохого не сказал.

— Ничего плохого? А у медовара что извергал из уст?

Иванко не мог сообразить: что же он не так сказал?

— Не припомню, — оправдывался он. — Будто никого и не обидел.

— Хулу на бояр взводишь?

— Хулу? — еще больше удивился Иванко.

«Ужели Кирилл что-нибудь сказал про наш разговор в пути?» — подумал он, но отбросил эту догадку: не такой человек Кирилл.

Дмитрий подошел к нему:

— Не помнишь? А про Судислава забыл? А про то, как жгли его усадьбу, говорил?

Иванко обрадованно выкрикнул:

— О! Про Судислава было! Так то ж крамольник! Он с Бенедиктом вместе… Вот если б мы его тогда поймали!

— Крамольник? А тебе что? Не твое дело. Бояре с боярами сами говорят, а ты готовое слушай.

— Он русских людей продал чужеземцам.

Дмитрий так гневно глянул на кузнеца, что тот больше ничего не сказал.

— Продал? Прикуси язык! — Дмитрий помахал кулаком перед носом Иванки. — Хочешь, чтоб голова уцелела? Сиди на подворье и никуда не выходи вечером. Я бы тебе показал, как про бояр языком молоть… Ступай прочь!

Удивленный, выскочил Иванко от Дмитрия. «Почто тысяцкий так обиделся за Судислава? Ведь он же его ненавидит?» Кузнецу и невдомек было, что всюду бояре одним миром мазаны, всюду на смердов косо глядят. Не мог он догадаться, что его слова, сказанные друзьям у медовара, так быстро дойдут до ушей архиепископа (а слова эти мигом дошли — было кому подглядывать и подслушивать); Иванке и невдомек, что его имя, имя простого кузнеца из далекого Галича, стало известно архиепископу — самому богатому новгородскому боярину. Так вот и познакомились они, не встречаясь. Рассвирепевший архиепископ отчитывал перепуганного посадника: «Стар ты уже стал, неповоротлив, не ведаешь, что в городе творится. От купцов иноземных я узнал про того галичанина… Мало разве у нас своих непослушных, а тут еще и гости приехали. Ты проследи за ним — авось где-нибудь нечаянно в воду упадет или в яму оступится. А твои люди почто рты разевают? Таких хватать надлежит, чтоб никто и не видел».

Архиепископ хорошо представлял себе, что было у медовара. «Этой голытьбе того только и нужно, — видно, хохотали, когда рассказывал кузнец, как пылал терем Судислава. Им только развяжи руки…» Не давала ему покоя новгородская вольница — того и гляди, вспыхнет буря.

Дмитрия оставили одного. Стоит он посреди гридницы, оглядывается вокруг. Так, как и у них во Владимире или Галиче, у стен стоят окованные железом столы и лавки, на стенах развешано оружие, а пол шкурами звериными устлан.

Открылась дверь, в гридницу вошел мужчина — среднего роста, черноволосый, с поседевшими усами, одетый в расшитый серебром синий кафтан. Подошел к Дмитрию, поздоровался.

— Это ты, боярин, от князя Даниила послом приехал? Как зовут тебя? — спросил он приятным голосом.

Дмитрий обрадовался — у этого боярина он и спросит о Мстиславе.

— Челом тебе, добрый человече. — И поклонился. — Я посол, а зовут меня Дмитрием.

— Далече ты заехал. Какая же беда тебя пригнала?

Сердечность незнакомца подкупила Дмитрия, и он рассказал ему о своей поездке. Незаметно подошли к окну и сели рядом на скамье.

— Лезут на Русскую землю, — сжал кулаки новгородец, — хватают за горло, дышать не дают. — И вдруг оживился, черные глаза его засверкали, он воскликнул: — Бить надо! Бить так, чтобы бежали куда глаза глядят!

Напуганный этим выкриком, Дмитрий даже отодвинулся немного дальше.

А новгородец горячился:

— А что же вы? Перепугались? Боитесь?

Какой дерзкий этот боярин! Сперва казался таким обходительным, а теперь бранится.

— Ты не кричи, боярин! — вскочил Дмитрий со скамьи. — Сам пойди попробуй.

— Не притупились ли ваши мечи? — с лукавой улыбкой спросил новгородец.

— Глумишься? Мечи у нас есть и люди храбрые есть, да силы мало. Сидя тут, в Новгороде, нетрудно явить мужество. А ты у нас побудь, тогда и узришь.

— А что зреть-то? Я бы с врагами мечом…

— Да что с тобой толковать! Хвастун! Таких нам не надобно.

— А ежели попрошусь в Галич, возьмут?

— Тебя? — рассердился Дмитрий. — Нет! Скажу князю, чтоб не брал.

— Такие люди мне по душе! — расхохотался новгородец.

— Зато такие, как ты, мне не по душе, — отрезал Дмитрий.

— Закипел, хлопче! Остынь, — продолжал подтрунивать новгородец.

Дмитрий не оставался в долгу:

— Ты язык не распускай. Я тебе не мальчик. Я тысяцкий.

— О! А я и не знал…

— И знать тебе не надобно. Князь Мстислав скоро придет?

— А со мной не хочешь говорить?

— Не желаю! — нахмурился Дмитрий, еще крепче стиснув в правой руке пергаментный свиток — грамоту Даниила.

— Ну, так скажи, какая дружина у князя Даниила?

— Я князю Мстиславу поведаю о том.

— Востер ты. Знали Даниил и Мирослав, кого посылать.

— Тебя не спрашивали, — буркнул Дмитрий.

— Гостям не пристало так ответствовать. Неучтиво.

— А я не твой гость.

Новгородец громко хлопнул в ладоши, и на пороге появился Микула.

— Ты, Микула?

— Я, княже.

— А где отроки?

— Вышли.

— Вели, чтоб меда крепкого подали.

Микула бесшумно вышел из гридницы. Все произошло так быстро, что Дмитрий растерялся.

— Я… я не… знал… — заикался Дмитрий. — Прости… я…

Мстислав дружески положил свою руку на плечо Дмитрия.

— Без сих слов! Не бойся. Что прощать? Люблю горячих, не люблю тихоньких да льстивых, то не воины, — подбодрил он Дмитрия, и тот успокоился.