Перед лицом зла. Уникальные расследования лучшего профайлера Германии - Аксель Петерманн

несколько дней назад он вернулся из поездки к родственникам в Чехию. Не он ли подарил Ребекке Шван шоколад? В конце концов, она была лучшей подругой его невесты. Как еще обертка могла оказаться в ее мусорном ведре? Чистое совпадение? Или у нас еще один подозреваемый?

5

Дорога до места преступления занимает всего несколько минут. В доме снова все вернулось к нормальной жизни. Эксперты-криминалисты уже давно закончили свою работу. На стене осталось несколько стрелок, которым обозначают улики. Они напоминают о том, что несколько часов назад здесь лежала мертвая женщина. Марек Карасек открывает дверь после первого звонка. Его разочарование, что это мы, а не его невеста Сувати, не похоже на притворство. Карасек – невысокий, жилистый мужчина. По моим оценкам, ему около тридцати. Видно, что человек он энергичный. Темные, начинающие редеть волосы, усы. Он приехал в Германию как поздний переселенец из Глучинской области и уже три года живет в Бремене. Работает частным перевозчиком и доставляет товары в бывшую Чехословакию и в Венгрию. Кажется, он нетрезв, хотя должен был вернуться с работы всего несколько минут назад. От него отчетливо несет пивным перегаром.

Он разрешает нам войти и приглашает присесть в гостиной. Почти все пространство комнаты занимает пестрый узорчатый диван. Он разложен, образуя кровать, и заправлен белой простыней. На спинке – несколько кукол с невыразительными фарфоровыми лицами и три маленьких мягких игрушки. На полу стоит радиоприемник с магнитофоном, рядом – несколько музыкальных кассет. Я бросаю беглый взгляд на обложки и узнаю исполнителей немецкой народной музыки. Марек Карасек, видимо, заметил мое любопытство: он спешит заверить меня, что это все воспоминания о жизни в Чехословакии. «А здесь такое сейчас не слушают». Он говорит по-немецки не очень бегло, и его довольно трудно понять. Несмотря на весь трагизм этого дня, я невольно улыбаюсь, когда слышу его поразительный богемский акцент. Он напоминает мне о романе «Похождения бравого солдата Швейка», антимилитаристскую сатиру времен Первой мировой войны.

Карасек не возражает, чтобы мы осмотрели квартиру. Я захожу на кухню, которая оборудована встроенной мебелью. У окна стоят два белых складных стула перед белым круглым складным столом. На фиолетовой скатерти – четыре черно-белые чашки с блюдцами. В раковине – грязная посуда, скопившаяся за пару дней. Рядом с ней чайник, початая банка пива, несколько завинчивающихся банок с детским питанием, чай из фенхеля в пакетиках для заваривания, вскрытая упаковка детской молочной смеси. В кастрюле на плите я вижу подгоревшие остатки молока. На кухне стоит кислый запах.

Дверца стиральной машины в ванной комнате открыта. Барабан заполнен выстиранной одеждой, в том числе детской. На машине лежат подгузники, баночка детского крема, масляные салфетки, несколько боди и комбинезонов. Я открываю мусорное ведро, в нем три подгузника. Но какой смысл в таком количестве детских вещей, если в семье нет ребенка? Интересно, Сувати Арроро купила все это заранее, чтобы преподнести подруге в качестве запоздалого подарка на рождение малышки, или сделала это только после того, как Ребекка Шван внезапно попросила ее взять дочь на ночь? Когда я спрашиваю об этом Марека Карасека, тот в недоумении реагирует: «Отчего же? У Сувати есть ребенок!» Теперь я вообще перестаю что-либо понимать.

Чуть больше года назад Марек Карасек встретил будущую спутницу жизни в ночном баре в центре Бремена. Ему понравилась ее экзотическая внешность. Он покинул дом своей матери и переехал с Сувати Арроро в квартиру-студию.

По сей день Карасек мало что знает о женщине, которая вскружила ему голову: только то, что Сувати родом из Индонезии, ей, кажется, около 30 лет, и она уже была однажды замужем за немцем.

В Бремене также живет ее племянница. Марек Карасек больше ничего не может рассказать о своей партнерше.

Восемь месяцев назад Сувати сообщила ему, что беременна. Карасек утверждает, что в течение следующих нескольких недель действительно замечал изменения в ее фигуре, особенно «когда она была обнажена». Она также показывала ему ультразвуковые снимки эмбриона. «Вы никогда не сопровождали свою партнершу к гинекологу?» – спросил я его. «Я всегда был в дороге на грузовике», – уклончиво объясняет он.

Марек Карасек делает изрядный глоток из пивной банки, прежде чем продолжить. Вчера он вернулся из поездки в Дрезден во второй половине дня. Раньше, чем планировал. Он позвонил ей из офиса транспортной компании и спросил, что нужно купить по дороге: несколько банок пива, шоколад и мясной фарш. Через некоторое время он был дома. «Мы поприветствовали друг друга поцелуем». Он почувствовал, что она пила алкоголь, причем не в первый раз. Он упрекнул ее в этом, ведь она все-таки беременна. Сувати взяла его за руку и повела в гостиную. На диване лежал ребенок. «Наш ребенок», – сказала она. А я только спросил: «Как такое возможно?»

Удивление мужчины заметно до сих пор. Он вытирает лицо одной рукой и делает еще один глоток. Сувати рассказала, что накануне в гости неожиданно приехала ее племянница. Они пили шампанское. Внезапно у нее отошли околоплодные воды и начались роды. Племянница вызвала врача, который приехал немедленно. Благодаря его помощи ребенок родился в квартире. Сувати показала ему листок бумаги. Девочку назвали Терезой, как и мать Карасека. На бумажке также были записаны вес и рост младенца. Тереза? Я роюсь в портфеле и достаю смятый конверт. Карасек сразу узнает его и говорит, что это врач записал данные.

Когда я спрашиваю, уверен ли он, что девочка является его дочерью, он отвечает озадаченно и грубовато: «Конечно. Сувати вдруг стала очень стройной. На ней были узкие джинсы и блузка с длинными рукавами. Больше никаких свободных джемперов и спортивных штанов. Чьим еще ребенком она могла быть?» Я упоминаю имя Ребекки Шван, но мужчина пожимает плечами. Он никогда раньше не слышал этого имени. Видел ли он вчера, как его партнерша кормила ребенка грудью? Мужчина качает головой. Потом он вспоминает что-то про аллергию, и, кроме того, она же пила алкоголь. Я задумчиво смотрю на Марека Карасека и думаю о том, насколько велика должна быть его незаинтересованность в беременности невесты и в рождении ребенка.

Мой скептицизм, кажется, раздражает его. Он встает и просит нас пройти за ним наверх. По крутой винтовой лестнице мы попадаем в спальню. На полу лежит серый ковер. У дальней стены – французская двуспальная кровать. Перед ней – комод и небольшой приставной столик с телевизором. Под окном стоит письменный стол с аккуратно разложенными бумагами. Марек Карасек открывает комод