Кто-то,с кем можно бежать - Давид Гроссман

Но почему-то, без всякой логики, он почувствовал облегчение.

Возможно, потому, что всю жизнь боялся драки с таким арсом. С кем-то, над кем нет Бога, как говорил Носорог по другому поводу. И от страха он начал бояться всех арсов, даже тех, которые были намного меньше и слабее его. Как будто заранее смирился с тем, что нет у него против них никаких шансов, и что он всегда будет унижен. Хотя Асаф не раз дрался с ребятами из своего класса, он знал, что они такие же, как он, и что всегда будет какой-то последний закон, которого они не нарушат в драке; но арсы – он обходил их далёкой дорогой на улице, не приближался к ним в клубах по пятницам и не отвечал, когда оскорбляли его или его друзей. Он научился ходить мимо них прозрачной, не обижающейся походкой, и однажды в автобусе встал и вышел, когда один из них велел ему встать и выйти. Он даже не возражал. Встал и вышел. И не было дня в его жизни, чтобы не помнил жара того унижения.

А сейчас всё было уже позади, и, сбитый с ног и помятый, он всё же как бы немного освободился от этого. Он не знал точно, что, но что-то произошло, и он только что преодолел большое препятствие, отравлявшее ему жизнь.

- Ну, чего испугались, в натуре, - сказал длинный, - пошли. – Они собрались уходить. Асаф встал. То есть, подтянул верхнюю часть туловища и почти сел. Бешеный мотоциклист гонял внутри его головы, как по отвесной стене.

- Мне нужна собака, - сказал кто-то рядом медленным и низким голосом, кажется, на иврите, и похоже, это был сам Асаф.

- Что я слышу? – остановился длинный. Медленно повернулся. Асаф попробовал сфокусировать взгляд. Может, там уже было двое длинных? Длинные повернулись к нему, медленно сливаясь в одного. Асаф напрягся и увидел, что Динкин ошейник снова крепко зажат в большом кулаке. Её голова была фактически привязана к его ноге.

- Давай – снова – драться – за – собаку, - сказал тот, кто говорил от имени Асафа, полностью противореча его мнению.

Лёгкая улыбка стала шире:

- Вы слышите эту малышку? – он посмотрел на своих друзей, и они льстиво ему улыбнулись. – Малышка хочет матч-реванш.

Асаф встал. Было удивительно, что у него больше не было страха. Он совершенно не понимал, что с ним происходит. Какое-то упрямство завладело им изнутри. Будто теперь, преодолев страх, он способен ещё и ещё раз увидеть, как это, когда такой вот приходит и расплющивает тебя. До конца.

Герцль приблизился. Снова начался танец, Асаф и он ходили по кругу. Асаф слышал скрип собственного дыхания, как его слышишь, когда ныряешь под воду. В его голове проносились обрывки мыслей. Что-то о чудесах и как жаль, что он не может воспользоваться ими сейчас. Есть очень полезное чудо, которое называется "Доставка"; нужно нажать на чудо и на цель, и тогда чудо выпустит волшебный луч, который принесёт тебе предмет. Или Динку, в данном случае. И ещё есть чудо "Shrink", которое уменьшает твоего противника наполовину, но где они, когда они нужны.

И вдруг – быстрое движение перед ним, которого он не увидел, а только почувствовал удар кулаком в грудь между рёбер, даже не слишком сильный, такой снисходительный разминочный удар приятелей при встрече, но в его состоянии этого было достаточно; он тяжело качнулся назад и упал. Это было так просто, упасть. Нужно было только покориться силе инерции, закону тяготения и закону природы, гласящему, что такой, как этот, всегда победит такого, как он. Тот не нападал. Ждал, пока Асаф встанет. Потом, когда Асаф, наконец, сумел собраться и встать, он запутался в кусте и снова упал. Колени просто подогнулись под ним, он совершенно не мог ими управлять. Он лежал, тяжело дыша. Это становилось смешным. Он лежал на спине. Ждал удара. Пинка. Чего-то, что совершенно выведет его из игры. Над его носом жужжала муха. Потоки боли от удара в пах непрерывно растекались у него по спине. Высокий парень подошёл и дал ему руку, помогая подняться. Они минуту смотрели друг другу прямо в глаза. Асаф впервые по-настоящему его увидел. Не сквозь страх. Он был старше Асафа года на три, не меньше. У него было продолговатое мрачное лицо, красиво очерченное, даже точёное, и очень тонкий рот.

- Как дела, сестрёнка, - сказал он, - ты что, не пила какао сегодня? У мамы закончился гербер?

Асаф попробовал ударить его ногой. Жалкая попытка. Он видел себя со стороны. Видел, как медленно он двигается. Как много энергии уходит у него на то, чтобы приподнять колено. Но Герцль легко схватил его за ногу у щиколотки и без особого усилия высоко подбросил Асафа. Асаф упал на спину. От удара о землю он выдохнул весь воздух. Кости стукнулись друг о друга. Герцль прыгнул и перевернул его лицом вниз, улёгся на него и начал заламывать ему руку назад. Асаф не мог дышать. Он хрипел, глотая землю, кричал, может быть, даже плакал.

Герцль на удивление тихо сказал ему в ухо:

- Если сейчас же не заткнёшься – попрощаешься с рукой. – Асаф что-то прохрипел. – Не слышно, – сказал Герцль сжатыми губами.

- Мне, - безголосо прошептал Асаф, - нужна собака.

Тот приподнял руку Асафа ещё на сантиметр назад. Асафу казалось, что он слышит "Понг! Понг!", как когда связки и сухожилия и всё, что там есть, начинается рваться.

- Молчи, я сказал, - голос над ним вдруг перешёл в хриплый стон, - даю тебе последний шанс, - Герцль дышал ему в ухо, и Асаф в первый раз ощутил, что и ему это стоит усилий.

- Можешь меня убить, мне всё равно, - его голос казался ему низким и медленным, как на испорченной кассете, - но – мне – нужна – эта – собака. Я – не – могу – без – собаки...

Ответа не последовало. Вдруг стало очень легко. Асаф почти взлетел. Он чувствовал, что ничто сейчас не мешает ему подняться в воздух.

В установившейся тишине он услышал странный смех, будто кто-то сказал где-то там в космосе: "Не могу поверить".

Давление на руку исчезло. Асаф подумал, что всё, что он выломал ему руку, и через секунду боль достигнет мозга. Но парня уже не было на нём, и рука Асафа лежала у него за спиной. Он снова начал её чувствовать, она возвращалась к нему сквозь волну кусачих мурашек. Он слышал разговор. И что-то вроде криков спорящих. Он подумал, что кто-то, как в кино, пришёл и спас его в последнюю минуту, а он и не заметил. Боль из всех частей тела посылала потоки, волны, и все они сталкивались в основании его черепа. Он зажмурил глаза и покорно ждал. Ему казалось, что он всё время слышит, как кто-то рядом с ним продолжает тупо повторять, что ему нужна какая-то собака.

- Потому что я так сказал! – услышал он Герцля, рубящего слова где-то вдалеке. – Потому что мне так хочется, понял ты, дебил?

- Но что я теперь могу с ней сделать? – скулил другой голос, очевидно, Ави. – Если я отпущу, она укусит.

- Не укусит, - сказал Герцль очень тихо, констатируя факт, - она пойдёт к нему. – Асаф приподнялся на локтях. Динка была рядом, над ним, он увидел её язык, приближающийся к нему и с нежностью облизывающий ему лицо. Он снова лёг и не двигался, покоряясь её прикосновениям. Вдалеке, на склоне горы он видел трёх парней, удалявшихся, поднимаясь по пересохшему руслу. Они уже забыли о нём. Двое младших что-то делали, наверно, играли, поднимали большие камни, почти глыбы, клали их один на другой и с гоготом уворачивались. Старший, тот, кто его избил, шёл впереди, прямой, отдалившийся, задумчивый.

Асаф ухватился за Динку, оперся об неё и поднялся. Он склонился над бассейном и медленно умыл лицо. Видя своё отражение в воде, он очень надеялся, что, пока родители приедут, у него вырастет густая борода. Динка отразилась в воде рядом с ним, потёрлась об него и подала голос, такой взволнованный, какого он от неё до сих пор ещё не слыхал. Утешающий голос. Он с трудом сел на край бассейна, и она села рядом. Он попробовал не обращать внимания на ритмично пульсирующую боль. Не сумел. Но через несколько минут вместе с ударами боли к нему вернулось что-то, что сказал Герцль. Что-то, связанное с благодарностью. Герцль благодарил его за что-то. Что это было? Он опять сполоснул лицо водой, застонав от возобновившейся боли. Вдруг его рука, гулявшая по Динкиной спине, остановилась. Вот оно: Герцль сказал, попрощайся с её документом. Но Данох в муниципалитете сказал, что её нашли без всяких опознавательных знаков. Асаф начал возвращаться из тумана боли. Его мысли прокладывали путь, как в задымлённой комнате. Он пошарил в её шерсти, нащупал ошейник и прикоснулся к металлической пластинке. Со вчерашнего дня, с тех пор, как встретился с Динкой, он не раз касался этой пластинки, и как-то не подумал, что это может быть её документ, и если бы не этот Герцль...

Он высвободил пластинку из влажной шерсти и повернул её к свету. Динка терпеливо стояла, отвернув голову в сторону и давая ему прочитать. Он прищурил один глаз и попытался сфокусировать взгляд.

"Эгед. Камера хранения 12988".

Недоумённо посмотрел на Динку:

- И ты всё это время молчала?

За одним из столбов на центральной автостанции стоял, спрятавшись, Асаф и наблюдал за очередью. Трое молодых парней суетились за широким прилавком, перекрикиваясь и шутя друг с другом и со стоящими в очереди, и проворно выдавали свёртки каждому, кто приходил с таким же, как у него, жетоном. Один из них в фуражке контролёра беспокоил его: он был самым серьёзным и аккуратным из троих и всякий раз прежде, чем вернуть кому-то сданный на хранение свёрток, просил показать удостоверение личности. То есть – он брал удостоверение и тщательно сличал его с именем, которое было записано в блокноте, покрытом засохшими брызгами томатного сока. Двое других были менее педантичны: они брали жетон, подходили к громадным полкам в конце комнаты, вытаскивали оттуда требуемый свёрток и отдавали его хозяину жетона, ничего не спрашивая.