Невеста из ниоткуда - Андрей Посняков

– Ой, Ходата, все-то тебе не так!

Плосконосый Ходата, старейшина большой – в пять дворов – деревни, расположенной верстах в десяти вверх по реке, возвращаясь обратно домой на большой лодке, еще издали заметил причалившие к берегу барки – неприметные, без особых украшений, но вместительные, с широкой кормой, с мачтами, ныне аккуратно уложенными вдоль бортов – за ненадобностью.

– Булгарские ладьи! – обернулся с носа главный помощник старейшины, Малост Корявая Ладонь, прозванный так за левую ладонь, когда-то защемленную деревиной. – Эх, не вовремя! Кабы не дань…

– А чего же – не вовремя? – Ходата усмехнулся в бороду. – Чай, последнего-то не отдали. Найдется, что у булгар обменять. Ужо поглядим.

– Думаешь, господине, булгары торговать будут?

– А чего ж тогда встали-то? Давно б торговали, да некому разрешить – мы-то с тобой – вот они! Только-только в обрат добираемся.

Лодка Ходаты повернула к берегу, к пристани, проплыла мимо купеческих приемистых кораблей.

Завидев старейшину и его людей, с барок замахали руками, заулыбались:

– Да хранят тебя твои боги, почтеннейший Ходата-джан!

– И тебя пусть хранит твой Аллах, славный Сувар-гость. Как Булгар-град? Все стоит? Процветает?

– Отстроились уже, слава Пророку! – Булгарский купец Сувар – осанистый, светлоглазый и рыжебородый, молитвенно воздел руки к небу и улыбнулся. – Прошу вечером на мой корабль, почтенный Ходата-джан. Я привез из Итиля волооких персидских дев – ах, персики, не девы! Как пляшут, как поют… думаю, ты не откажешься купить у меня парочку.

– Не отказался бы, – скривился вятич. – Кабы не дань. Святослав-князь нынче нас примучил – пришлось платить.

– Знаю о том – рыбаков по пути встретил. – Булгарин поиграл четками. – Однако все в руках Божьих, да. Ты все же приходи, почтеннейший, я ждать буду.

– Инда ладно, приду.

С помощью слуг старейшина выбрался на мостки и неожиданно ухмыльнулся:

– Сам-то не хочешь ли к нам? Баньку велю истопить.

– Нет, нет, что ты! Я уж лучше – в реке.

Уж конечно, оставалось еще у Ходаты богатства немало, можно было и новых наложниц – красивых персидских рабынь – купить, двух или даже трех, если сошлись в цене бы. За молодую невольницу обычно просили десять ромейских золотников – солидов, в кунах это пять сотен – немало, так ведь и Ходата, чай, не нищий! Пять дворов деревня, урожай нынче неплох, да и охоты удалися удачные.

О богатстве старейшины красноречиво свидетельствовала большая, рубленая из крепких бревен изба на подклете, не какая-нибудь там полуземлянка, как у всех прочих! Со всех сторон деревню окружал высокий земляной вал со рвом, по реке-то ведь кто угодно мог приплыть, подобраться – нынче мирные купцы, а завтра кто – одни боги ведают. У крепких, устроенных прямо в валу ворот зорко несли сторожу молодые парни с рогатинами и луками.

Когда Ходата, немного отдохнув, отправился в гости, стражники отсалютовали ему рогатинами. Молча кивнув парням, старейшина в сопровождении четырех слуг спустился к реке, оставил свиту на пристани и, встречаемый с самой искреннею любезностью, поднялся на барку булгарского торговца Сувара, среди всего прочего, как и всякий уважаемый всеми купец, торговавшего еще и живым товаром – людьми.

– Ай, ай, какой гость! – широкое добродушное лицо булгарина лучилось почтительной радостью. – Какая честь для меня, славный Ходата-джан, видеть тебя на своем судне. Прошу же, прошу в мою каморку, уж не побрезгуй!

Расположенная на корме каюта купца была застелена ворсистым ковром с затейливым геометрическим орнаментом, такие же ковры висели и по стенам. Сквозь распахнутые узкие оконца, забранные полупрозрачной тканью, несло свежестью, в углах горели медные, начищенные до золотого блеска светильники на высоких ножках, их трепетное зеленовато-желтое пламя плясало в расставленной прямо на полу – на ковре – золотой и серебряной посуде с яствами, отражалось в кувшинах с терпким маданзаранским вином.

– Садись, дорогой мой гость! – довольно прищурился Сувар. – Есть, пить будем! На танцовщиц смотреть!

– Что ж, присяду. – Старейшина улыбнулся в бороду, усаживаясь на ковер, поближе к яствам.

Подбежавший мальчик-слуга, смуглый и тощий, поспешно налил вина в высокие, темно-синего стекла бокалы.

– Ты тоже выпьешь, друг мой Сувар? – удивился Ходата. – А я слыхал, будто ваш бог запрещает пить вино.

– Запрещает. Но – не всем. – Торговец хитровато глянул на гостя. – Можно воину на войне или купцу в далеком походе. Тем более для лечения – чтобы не простудиться, не заболеть. Ночи у вас довольно студены.

– Так нынче-то, чай, не зима!

Старейшина и купец громко расхохотались, выпили да приступили к трапезе, ведя неспешную, как и полагается уважаемым людям, беседу – о видах на урожай, о погоде, о том, «будто бы в Хвалынском море видали рыбу-кита»… и о новых завоевателях – полянах.

Ходата оказался не лыком шит, в рыбку-кита не поверил:

– Врут! И про кита, и про… этих… Никто нас не завоевывал. Никогда!

– Но… дань-то вы теперь полянам платите? – насмешливо – но в меру – ухмыльнулся купец.

– Не полянам – варягам. И князь их варяг, и сами они варяги… полян мало там… А уж княжна – краса дева, очей не отвесть. А уж разумна! Дань супротив хазарской с ногаты на куну уменьшила. За то многие к ней со всей радостию!

– Что же она – великая и мудрая каганша? – Сувар покачал головой и пригладил рыжую бороду.

Ходата махнул рукой:

– Да какая каганша! Говорю ж – девчонка совсем. Красивая, младая, ммх… я б такую в наложницы взял! – Икнув, староста облизнулся. – Ладно, друже… Давай-ко за красу женскую выпьем. Да! Ты ж мне каких-то танцовщиц-дев обещал. Забыл?

– Да нет, нет, не забыл, что ты!

Подняв бокал, торговец кивнул слуге – тот опрометью выскочил наружу. И тотчас же откуда ни возьмись послышалась нежная мелодия – флейта, барабан, лютня… Музыканты играли на палубе так, что хорошо было слышно в каюте… Дернулась прикрывавшая вход шелковая занавесь…

Грациозно покачиваясь и изгибаясь, в каморку вошли… нет – вплыли! – танцовщицы в синих прозрачных шальварах с разрезами, в раззолоченных лифах. Тоненькие смуглые тела девушек, казалось, излучали сладострастие, и столь же страстно сверкали черные очи.

Кружа в такт доносящейся с палубы музыке, танцовщицы вдруг разом хлопнули в ладоши, запели нежными голосами что-то тягучее, сладкое, словно халва или рахат-лукум.

Одна из дев, танцуя, словно бы невзначай коснулась гостя рукою, присела рядом, игриво тряхнула головой… упали на глаза темные локоны.

Ходата приобнял деву за талию, погладил голенькую спинку, пощекотал пупок…

– Эта красавица будет твоей, почтеннейший гость, – вкрадчиво прошептали за спиной. – Только захоти!

– Уже хочу!

– Ну, что, похожа эта дева на молодую княжну?

Слишком уж насмешливо произнесли эти слова. Слишком уж громко и как-то глумливо!

Старейшина резко обернулся и, вздрогнув, закусил губу:

– Ата-ач! Ты?! Но…

– Нет, я нынче не за данью – теперь есть дела поважней…

Тот, кого гость назвал Ата-ачем, жестом отправив танцовщиц прочь, уселся рядом, на место сгинувшего куда-то купца. Высокий, худощавый, со светло-голубыми глазами и обычным, ничем не приметным лицом, которое могло бы в равной степени принадлежать русу, немцу или варягу. Небольшая бородка, усы, пышная, светло-русая шевелюра, золотые серьги в ушах, над левой бровью – белесый едва заметный шрам. И улыбка. Весьма обаятельная улыбка… Только вот цену ей Ходата слишком хорошо знал. Цена была одна – смерть! Ата-ач – верный слуга самого царя Хазарии – второго человека после кагана, а по всем не касающимся божества и духовности делам – первого.

– Ата-ач… – снова протянул гость.

Хазарин улыбнулся еще шире, еще обаятельнее, будто встретился после долгой разлуки с самым дорогим и близким ему человеком:

– Вижу, узнал, не забыл.

– Тебя забудешь, как же!

– Ты вроде бы говоришь с осуждением, уважаемый Ходата-боярин? Иль не я тебя всегда поддерживал среди «белых» хазар?

«Белые» хазары… так в отличие от податных – «черных» – именовала себя знать. Те знатные роды, которые всегда имели право на все. Даже, если понадобится, казнить самого кагана!

В длинном булгарском халате из зеленого шелка, в таких же зеленых сафьяновых сапогах, Ата-ач выглядел нарядно и празднично, словно вознамерился провести приятную ночь в публичных заведениях веселого квартала славного города Итиль.

– Поддерживал, да. – Придя в себя, старейшина нехорошо зыркнул глазами. – Но времена уже нынче не те! Здесь – Святослав-князь, а где хазары? Слышал я, не все в каганате по-доброму. А ведь князь идет на вас!

– Идет, чтоб обломать себе зубы! Белые печенежские роды нынче за нас, за нас мадьяры, булгары, торки – это немалая сила, поверь.

– Что-то я ее здесь не вижу, – буркнул гость. – А вот княжну – вижу. И воинов-варягов.